«Адаптуюся до свободи» — перше інтерв’ю  після виходу з СІЗО росіянки Лєонової

16 травня Шевченківський райсуд відмовив у триманні під вартою Анастасії Лєонової до 9 червня. Того ж дня її випустили із Лук'янівського СІЗО. Причина, за словами адвоката — «необгрунтованість підозр». Це вже друге звільнення росіянки з-під варти. Цього разу, як і тоді, обвинувачення оскаржує рішення. Суд відбудеться 24-го травня. Поки що Анастасія Лєонова, яку звинувачують у підготовці терактів, намагається адаптуватися до свободи, без якої загалом вона провела у неволі 5 місяців.

Громадське зустрілилося із Лєоновою після її виходу з ізолятора. Ми поговорили про те, як її затримували, про знайомство з «Лісником» та іншими учасниками його так званої групи, про підозру та волонтерську роботу у «Правому секторі» та «Азові».

«Я намагаюся адаптуватися до свободи»

В каком сейчас вы статусе и ограничена ли ваша свобода?

Я еще не совсем поняла, вообще, какой у нас год, месяц, какая погода на улице, курс доллара, как выглядит гривна, что я могу купить на 200 гривен(сміється — ред.). У меня период адаптации к свободе.

Процессуально сейчас я нахожусь в статусе подозреваемой. Моя свобода никак законом не ограничена, но, при этом, мои документы находятся у следователей. У меня есть справка об освобождении, я не знаю, что с ней и куда, что я могу. Явно, что мне не дадут кредит, явно, что я не могу никуда поехать. Проживаю у своих родственников в Киеве. Написала расписку следователю, где я нахожусь.

К вам приставили охрану? 

Насколько я знаю, охрану гласно ко мне не приставили, как это было в прошлый раз. Негласно, скорее всего, за мной следят.

В связи с чем в прошлый раз вам предоставили охрану?

Официально — в связи с тем, что якобы следователю поступила информация, неизвестно от кого, что мне угрожает опасность, что меня хотят убить, устранить, ликвидировать, не знаю… Расплывчатая формулировка. Тогда меня охраняла «Альфа», одно из подразделений СБУ, которые и являются моими оппонентами.

Сначала вы были в изоляторе СБУ, позже вас перевели в Лукьяновское СИЗО. В каких условиях вас там содержали, можно ли сравнивать? 

В Лукьяновском СИЗО не практикуются пытки и жестокое обращение с заключенными, не практикуется одиночное содержание, не практикуется психологическое давление и отказ оказывать медицинскую помощь. Лукьяновское СИЗО, если проводить аналогию с отелями, наверное, это добротная четверочка. Неплохой пансион (сміється — ред.). Мне давали встречаться с сотрудниками гуманитарных организаций, «Красным крестом», адвокат приходил в любое время. Что касается прав человека в Лукьяновском СИЗО нарушений грубых не было.

В изолятор СБУ, как я поняла, не допускают вообще никого. Ни «Красный крест» не может туда попасть, никто. Он закрыт. Я могу об этом очень много говорить, но, наверное, я еще не в том статусе, чтобы пролить на это свет. Но там происходит все, что запрещено всеми международными конвенциями, правами человека, Конституцией Украины. Там эти законы не действуют.

Вы пытались связаться с российскими консулами?

Меня допрашивали в течении пяти часов без адвоката. Я даже не понимала, что это было, допрос или не допрос, менялись следователи, мне не давали позвонить, сообщить родственникам. В тот момент, когда меня уже арестовали, они знали, что я гражданка Российской Федерации и это была их обязанность. Они должны были уведомить российское консульство. Второй раз я писала собственноручно письмо консулу уже из Лукьяновского СИЗО, когда меня туда перевели. Это был вечер 31-го декабря 2015 года. Я не знаю, было ли оно отправлено, или нет, но я его писала. Вот эти два раза я пыталась связаться. Консульство никаким образом со мной не контактировало, ни с адвокатом, ни с родственниками. Никакой помощи от них я не получала.

Мы тоже связывались с представителем российского консульства, там сообщили, что писем никаких они не получали

А сами они почему не появились, не пытались узнать? Ну да, я же не ГРУшник-пленный.

Анастасія Лєонова. Фото Громадського

«За 5 місяців вони не зібрали на мене нічого, крім того, що в мене дурний характер»

Прокуратура собирается подавать апелляцию. Вы понимаете, в чем вас подозревают? 

За пять месяцев они не собрали на меня ничего, кроме того, что у меня плохой характер. Но, по другим сведениям, обладая плохим характером и неуживчивостью, я могу найти подход к любому человеку. То, что есть, то, что я читала – это свидетельствует только о том, скорее всего, это либо два разных следователя писали, либо у этого следователя раздвоение личности и он считает одновременно, что я и шпионка, и сепаратистка, и террористка, и ультранационалистка, и собирала информацию в пользу спецслужб Российской Федерации, что являюсь кадровым офицером.

Кадровым офицером?

Да, то ли ГРУ, то ли ФСБ, какой-то спецслужбы. Я,к сожалению, в них даже не разбираюсь.

У меня было всего два допроса, вел их совершенно другой следователь, он ни разу в суде не появлялся. То есть, те люди, которые общались со мной лично, они в суде как раз не появлялись. Те люди, которые появлялись в суде, они меня знают хуже, чем вы, наверное.

Было всего два допроса?

Да. Один был 25 декабря 2015 года, второй – 20 января 2016 года. После этого со мной никаких законных следственных действий не проводилось.

Какие вопросы задавали?

Спрашивали полностью все мои контакты. Я знаю, что во время допроса у моей мамы интересовались моментом знакомства с отцом. Знала ли она, что родственники моего отца живут в Украине. То есть, по состоянию на 1980 год, когда мои родители познакомились, видимо, мама уже планировала, что я буду террористом через 35 лет на территории Украины.

У вас есть понимание, на чем все же строится подозрение?

Как я поняла из последней апелляции, прокурор по-другому формулировал свои мысли: «Мы долго следили за «Лесником», он же Мужчиль, он же Амиров, у нас были все его контакты и одновременно все люди, с которыми он общался, одновременно были произведены обыски, аресты, по каким-то адресам были люди с оружием, они имели боевой опыт». Каким образом я попала в число тех людей, которых надо было одновременно арестовывать, я не знаю. Видимо, для увеличения числа этой группировки, чтобы звучало круче, чтобы звучало более убедительно. Что по разным адресам, разных членов террористической группы обезвредили. У меня был изъят российский паспорт, фотокамера, флешнакопитель из этой же фотокамеры, еще маленькая видеокамера, нашивка «Правого сектора». Причем, волонтерская, не боевая. Просто эмблема.

Это еще в декабре 2015 года, когда вас задержали?

Да. Я приехала с работы на такси, в продуктовый магазин зашла. Прихватила бутылку вина, на всякий случай, чтобы дома что-то было. Возле дома был молодой человек, который не предъявил никаких документов, он выглядел не как работник спецслужб, а как человек, которому необходимы деньги, чтобы то ли выпить, то ли уколоться. Очень неопрятно одетый. Начал кричать мне: «Девушка, стойте. Девушка, вы куда, как вас зовут?». Я подумала, что это ограбление.

Мы в подъезде оказались с ним вдвоем, а на улице были еще несколько человек.

Именно тогда у вас забрали нашивку, фотокамеру?

Я поздно вернулась домой, обыск был раньше. Мне не дали подняться в квартиру. Я с молоком, йогуртом и бутылкой вина — так мы и поехали в СБУ. При чем, никаких документов мне не предоставили. Кто они такие, я не знала, звонила в полицию. Никто не объяснял причину задержания, просто: «Поедем поговорим». Когда уже меня привезли на Владимирскую, говорят: «Вы понимаете, где вы находитесь?», я отвечаю: «Нет, а что, должна?» — «Это СБУ».

Потом меня очень долго не могли запустить в само здание СБУ. Мы стояли на лестнице, меня окружало человек 12, мужчин, я так и держала продукты. Была какая-то бумажная волокита, потому что мой приезд туда никак не могли документально подтвердить.

Виктор Губский, ваш адвокат, говорил о том, что в то время, когда вас везли в СБУ, вы звонили в том числе и «Леснику». Как это было?

Сначала я звонила в полицию, они записали все мои данные. Да, потом я набирала «Лесника» — как человека, который, как я знала, связан с какими-то спецслужбами. По дороге мне говорили только, что мы едем куда-то поговорить, что я свидетель чего-то и единственный, кто мог, как мне в тот момент казалось, пролить свет на ситуацию – это был «Лесник». Я пыталась с ним связаться, но к тому моменту он уже был ликвидирован. Я не могла этого знать.

Про знайомство з «Лісником»

Прокуроры упоминали ваши телефонные разговоры с «Лесником». О чем речь? 

В деле есть распечатка одного телефонного разговора, там происходила прослушка. «Лесник» позвонил мне и сказал, что может помочь сделать штамп о том, что я не превысила срок нахождения в Украине — вот эти 90 дней. А я превысила этот срок, который отведен по закону, потому что пыталась обращаться в миграционную службу, запустить процедуру получения украинского гражданства, поскольку имею на это право по территориальному происхождению. Моя бабушка по состоянию на 1991-й год, мой дедушка, мои близкие родственники — все они проживали в Украине.

Он сам с Вами связался?

Сам. Сказал, что знает, как решить мою проблему, предложил встретиться. Я сказала, что хотела подаваться на статус беженца, на что он ответил: «Нет-нет, не нужно, я договорился, есть люди, которые решат вашу проблему».

Как он узнал о том, что вас это интересует?

Я сама искала людей. А его мне рекомендовали, познакомили именно как с тем человеком, который, возможно, может помочь мне с легализацией моего статуса в Украине.

Его вам представили, как человека, который….

...который имеет какие-то связи с какими-то спецслужбами, не уточнив, какими именно. Я знала, что он один из основателей «Правого сектора», ДУКа, самого Добровольческого украинского корпуса, и командир первого отделения разведки ДУКа.

Когда вы с ним встретились?

Это было в начале сентября. Просто познакомились. Встретились, когда я переехала в Киев из Харькова. То, что следствие пытается представить, что это был первый человек, с которым я связалась, будучи в Киеве, – это не правда. Сначала я связывалась с друзьями и родственниками. Когда мы встретились, то он изначально интересовал меня как человек, который может помочь с документами. Чего хотел он? — я не могу читать чужие мысли. Мы с ним встретились, выпили по бокалу сидра. Был теплый, прекрасный день, поболтали и разошлись.

После этого вы с ним общались? Он помог с решением вашего вопроса?

В середине ноября, примерно, у нас была пара телефонных разговоров. Он сказал, что люди ему подтвердили, что есть возможность решить мою проблему, предложил встретиться. Мы встретились, я передала ему свой загранпаспорт. Все.

До этого вы знали что-то о нем? Слышали о радикальных взглядах?

Я не рассматривала его, не изучала, ни пристально, ни как-то еще. Мы с ним общались только в этом ключе и виделись всего два или три раза, я точно не помню.

Он не рассказывал вам о подготовке переворотов или каких-то провокаций?

В уведомлении о подозрении четко написано, что в декабре 2015 года Олег Мужчиль создал террористическую группу, в которую вошла, в том числе и я. В ночь с 9-го на 10-е декабря все члены террористической группы, созданной в декабре же, были арестованы. То есть, он успел ее создать, я успела в нее войти и спланировать теракт в Киеве, Харькове и других городах Украины — и все это за девять суток декабря. Я не встречалась с ним, мы не созванивались в декабре. Статьи, по которым я подозреваюсь, предполагают, что какие-то конкретные действия я должна была совершать. Я не совершала никаких действий, направленных на взрывы, поджоги или что-то еще, с целью запугать население или привлечь к каким-то взглядам. Я не знала о радикальных взглядах «Лесника». Я сомелье работала, новый год был скоро и дегустация игристых вин – это то, что меня в тот момент интересовало.

Про «групу Лісника»

Среди учасников группы, которую окрестили «группой Лесника», звучат такие фамилии, как семья Кукелей, Вишневецкий, еще называют двух россиян. Вам они известны? Вы знакомы с ними? 

На момент ареста все эти фамилии мне ни о чем не говорили. Потом выяснилось, что с Вишнивецким мы в одно время были на базе «Правого сектора», хотя не знакомы лично и не были друзьями. Я была тогда волонтером в харьковском батальоне «Правого сектора». И даже присутствовала на том же собрании, когда он был изгнан. Не помню, с какой формулировкой. А потом и меня оттуда тоже изгоняли. Потом оказалось, что это Вишнивецкий, позывной «Кат».

С Кукелями мы познакомились в Лукьяновском СИЗО, куда их переводили спустя четыре месяца содержания в изоляторе СБУ, а я одновременно возвращалась с одного из судебных заседаний. Мы стояли тогда в одном маленьком помещении, напротив меня были мужчина и женщина. В СИЗО можно смотреть телевизор – это единственное средство массовой информации, это было после моих уже выходов и повторных арестов. «Девушка, простите, а вы Леонова?». Я говорю, что да. Привыкла, что меня узнавали, чуть ли не автографы брали. «А мы — Кукели». Вот и познакомились, «подельнички». Это был где-то апрель месяц.

«У Росії неможливо залишатися тим, хто не вірить у розіп'ятих хлопчиків та у кулю в лоб за російську мову»

Когда Вы приехали в Украину? И с какой целью?

7 апреля 2015 года. Я приехала с одним чемоданом, не хотела нарушать иммиграционное законодательство. Я думала, что неделя, две, месяц максимум — и я вернусь. Дособираю вещи, и потом — у меня жилье в Москве, у меня мама в Москве. Моя подруга за орхидеями до сих пор присматривает. Так иммигрировать я точно не хотела.

Фото з Анастасії Лєонової з мережі Instagram 

Я уезжала из России из-за того, что там уже было невыносимо находиться человеку, который не верит в распятых мальчиков, в то, что запрещен День победы в Украине, в то, что здесь фашисты и что в Киеве, разговаривая по-русски, можно получить пулю в лоб или как минимум каких-то тумаков. Я не могла в это поверить, потому что у меня родственники здесь, я неоднократно приезжала в Украину. Представьте, что вы пришли на вечеринку, все кругом пьяные, валяются, кому-то плохо, а вы смотрите и понимаете, что вам нечего тут делать. Такое же ощущение было у меня, когда я вернулась в Россию, когда не жила там четыре года. Я приехала в конце августа 2013-го года, когда как раз начался Майдан. Когда я говорила, что была в Киеве и все не так, как показывают по телевизору, мне отвечали: «да нет, тебе другой Киев показывают». Какой? Киностудия Довженко построила какие-то декорации? Специальных актеров наняли? Я хотела вырваться из кошмара эрэфии, из этих «распятых мальчиков», коров в тапочках, которых бабушки выводят из-под расстрелов, врагов, «гейроп», «пендосии», прочего бреда и просто отдохнуть.

«Я не тримала зброї у руках і не брала участі у бойових діях»

Вы сразу занялись волонтерской деятельностью?

Сначала я приехала в Мариуполь, потом в Харьков. Была санинструктором, волонтером «Правого сектора» и «Азова».

Среди причин, почему вы перестали сотрудничать с «Правым сектором» и «Азовом», называются «личные конфликты». Это правда? 

Изначально я жила в Харькове, не на базе «Правого сектора». Просто приходила в офис, они маленький такой офис снимали. Меня попросили возглавить информационный отдел. Я занималась, в принципе, тем же, чем и в Москве, будучи сомелье: смм, связи с общественностью, вела интернет-странички. Не у меня возникли сложности, скорее, наоборот. Когда потом я попала на базу, увидела, что на самом деле происходило: пьянство, очень много людей с уголовным прошлым и настоящим. И я поняла, что мне немного не по дороге с этими людьми.

Это вы про «Правый Сектор» ? Который в Харькове?

Да. Это уже расформированный батальон, они больше не существуют.

После этого вы оказались в «Азове»? Как это произошло?

Меня позвали побыть у них санинструктором. Я занималась тем же, плюс еще информационная работа с населением, так же сбор волонтерской помощи, но уже мобилизированным, военнослужащим, именно из того района, где это находилось, – Харьковская область.

Там не люксовые условия, это бывший заброшенный детский пионерский лагерь. После шести недель на этой базе я немножко устала, поняла, что с меня хватит. Наверное, им нужен был не просто парамедик, ведь приходилось и шить, накладывать какие-то серьезные повязки, потому что ребята очень молодые. В большом количестве, каждый заезд это 30 — 35 молодых мальчиков, которые травмировались. Им, скорее, нужен был целый хирург, чем просто парамедик. Я не держала оружие в руках, я не участвовала в боевых действиях и не стремилась особо к этому

Україна. Фото Анастасії Лєонової з мережі Facebook

«Де-юре я є громадянкою країни-агресора…»

Вы решили, что хотите делать дальше?

Вернуться к своей нормальной, обычной жизни. Работать с вином, работать по специальности.

Україна. Фото Анастасії Лєонової з мережі Facebook

Вы сказали, что хотите отказаться от российского гражданства...

В Украине, не будем называть это АТО, будем говорить как есть – практически военные действия, а я являюсь в данный момент де-юре гражданкой страны-агрессора. Я имею право претендовать на гражданство Украины, имею право его получить.

Я хочу быть гражданкой этой страны. Я заполнила все необходимые бумаги и уже подала их. Единственное, не лично я. Это все было сделано из СИЗО, с помощью моего адвоката. Лично я пока не была в иммиграционной службе, но планирую ближайшие дни навестить. Хотя у меня нет паспорта, а только справка об освобождении, но хотя бы показаться, что вот она я, подтвердить свое существование. И узнать от них уже, что все будет хорошо.

Задержание, следствие, изоляторы — все это никак не повлияло на желание остаться в Украине?

Поверьте мне, в России бардака больше. Здесь у меня все-таки есть надежда, что все это закончится. Что все-таки это недоразумение, ошибка, недосмотр. Если бы это случилось в России, шансов было бы гораздо меньше. Кроме того, мое отношение к Украине будет всегда оставаться хорошим, потому что меня защищает украинец, правозащитники-украинцы, журналисты-украинцы. Вплоть до того, что люди, которые собирают мне и приносят передачи – украинцы. Со стороны Российской Федерации только друзья-оппозиционеры откликнулись и поддержали.

Путь в Россию вам закрыт?

У меня есть постановление Верховного Суда Российской Федерации, опять же, адвокат передавал мне его еще в СИЗО, что «Правый сектор» признан экстремистской организацией. Даже если я была просто волонтером этой организации, меня могут преследовать по закону, могут посчитать экстреммисткой только на этом основании. Я боюсь, лучше мне туда не ездить. По крайней мере, пока не сменится нынешний президент.

СБУ затримала росіянку 10 грудня 2015 року. У  Службі безпеки офіційно заявили: громадянка Російської Федерації Анастасія Лєонова підозрюється у підготовці терористичних актів у Києві та Харкові, які вона планувала у складі терористичної групи, затриманої правоохоронцями кількома годинами раніше. Мова про так звану «групу Лісника». «Лісник» — він же Олег Мужчиль, він же відомий у соцмережах як Сергій Аміров, прослужив кілька місяців розвідником у ДУК «Правий сектор», але ще влітку 2015-го року пішов звідти за власним бажанням. За даними спецслужб, він очолював диверсійно-розвідувальну групу, яка складалася із двох росіян — Ольги Шевєльовой та Павла Пятакова, а також трьох українців — подружжя Валерія та Олени Кукель та харків'янина Валерія Вишнивецького. 9 грудня 2015 року в результаті спецоперації СБУ «Лісник» був застрелений. Тоді ж загинув співробітник спецпідрозділу «Альфа».