«Кожен дзвінок — хочу побачити на телефоні «Олег», мені б дочекатися і обійняти сина» — інтерв’ю з матір’ю Олега Сенцова

Небольшое село недалеко от Симферополя встречает меня бездорожьем и отсутствием людей. Карта не работает, потому что не работает интернет, и я начинаю искать хоть какие-то признаки жизни, чтобы спросить дорогу. Спустя полчаса меня направляют на нужную улицу, путем логических подсчетов я нахожу дом и несколько минут мнусь перед входом.

Сейчас в этом доме живет мама Олега — Людмила Георгиевна Сенцова. Я звоню в звонок и понимаю, что ее нет дома. На последние копейки пытаюсь дозвониться ей на мобильный телефон. Мобильная сеть в Крыму работает в постоянном режиме роуминга — местные сети здесь еще не запустились на качественном уровне, и наиболее стабильно работает только краснодарский МТС.

«А у меня тоже сын сидит» — говорю им. 20 лет, за терроризм. Они как фамилию узнали — ахнули

«Милая, да я ж в больнице, — бодро говорит мне голос из трубки, когда мне удается дозвониться — я и не думала, что ты приедешь так быстро». Единственная в Бахчисарае больница находится довольно скоро.

«Я иду вся такая красивая, в белой блузке и черной юбке в горох», — объясняет мне в трубку Людмила Георгиевна, и я сразу ее узнаю — улыбчивая и энергичная женщина, черты лица которой я уже видела в другом человеке, пересекает больничный двор и подходит ко мне. После ареста Олега здоровье Людмилы Георгиевны ухудшилось — частое головокружение, скачки давления. Правый глаз уже совсем не видит, а левый видит плохо.

«Сейчас, чтобы начать лечение, надо отстоять очередь за талоном к терапевту, который даст направление на стационар. Вот сегодня (интервью записано в средине сентября — ред.), например, талоны выдают на 28 октября. Никогда не было такого — раньше я приезжала и лечилась, теперь без бумажки — ты никому не нужен, — возмущается женщина, — пока ждала очередь, услышала разговор двух медсестер. Они татарки, обсуждали чьи-то аресты. «А у меня тоже сын сидит» — говорю им. 20 лет, за терроризм. Они как фамилию узнали — ахнули. «Мы вас так поддерживаем», говорят».

Такое в Крыму встретишь нечасто — многие действительно верят в «террористов», «если посадили — значит было за что», или просто отмалчиваются. Людмила Георгиевна старается ни с кем не обсуждать сына — чтобы не расстраиваться.

Людмила Гергіївна, мама Олега Сенцова

В поселке, где живут Сенцовы, — давняя проблема с водой. Водопровода и канализации тут нет, да и не было никогда. Воду периодически «дают» в колонке — спускают из водохранилища, расположенного выше, в Бахчисарайском районе. Пока она проходит через все населенные пункты, до них доходит немного — в среднем, в день едва ли набирается пару ведер — чтобы мыть посуду, стирать, готовить и топить баню. Если воды не хватает или кто-то пропустил ее редкое появление — соседи ходят друг к другу, занимать. Некоторые бурят скважины, но со временем вода там тоже иссякает — у соседей напротив их целых три, а воды нет ни в одной.

Он всегда был сам, все делал сам. Хоть и не любил выделяться, старался быть «как все», но всегда был особняком

Семья у Сенцовых большая, из-за дочери, которой нужны были более мягкие климатические условия, более 40 лет назад Людмила Георгиевна с мужем переехали в Крым с Урала, оставив там сестер, братьев, племянников и других родственников разной степени близости. Олег родился уже в Крыму.

«Он всегда был сам, все делал сам. Хоть и не любил выделяться, старался быть «как все», но всегда был особняком, — как будто строчки из его книги пересказывает мама. – Надежность и честность. Точно. Это про него. Никогда не предаст и никого не подставит. Это у него с самого детства была такая черта. Все, больше что я могу сказать. Заботливый очень. Очень заботливый».

Фото з особистого архіву Сенцових

Утро в Крыму начинается рано. К моменту моего подъема на столе уже стоят чебуреки, подогрет чайник, а сама Людмила Георгиевна пропалывает грядки, несмотря на то, что ей нельзя наклоняться — из-за давления она теряет сознание и ориентацию в пространстве:

«Иногда в городе так случается, приступ, и не могу понять где я. Звоню дочке, она спрашивает: «Что видишь?», начинаю объяснять, а она «Ну мам, вот, смотри, дорогу переходишь и на месте». И я понимаю — правда, чего это я, — улыбаясь рассказывает женщина, — а как я без своего огорода, без грядок, без цветов и деревьев? Я же почти всю жизнь здесь прожила, привыкла к этому всему».

Ее муж умер много лет назад, все вопросы всегда решал Олег. Теперь же приходится искать помощи у других: «иногда зять помогает, иногда соседей прошу, ну а что делать? Вот, в прошлом году крышу просмолили, а то текло все — уже лучше стало. Хотя дел здесь много».

К выходным в гости приезжают внуки — дети Олега. Пока мы едем к бабушке, Влад с энтузиазмом пересказывает мне все свои успехи в школе, удачно написанные контрольные и как он дерется с мальчиком, который его недолюбливает — «Завидует пятеркам». У Влада аутизм и он учится в спецшколе, где особенных детей активно социализируют. У него получается замечательно — помимо отличной учебы, он ходит в театральный кружок, и в последней постановке он играл волка. Театр ему очень нравится — все выходные у бабушки он рисует и вырезает героев мультфильмов и выдуманных персонажей, а потом показывает нам сценки с их участием. Позже мне показывают целый шкаф, усыпанный нарисованными персонажами. «В понедельник я тоже у тебя, Люда! Нам сказали занятий не будет!», — с порога заявляет Влад обрадованной бабушке.

Алина же напротив, находится в том чудесном возрасте, когда от взрослых хочется убежать. Она очень похожа на своего отца — и внешне, и характером. Бабушка рассказывает, как он начинает проявляться — маленький бунтарь внутри пробивается наружу. Вкупе с переходным возрастом и семейным стрессом, взросление девочки переживают все и всем приходится искать компромиссы. Алина очень скучает по папе, хотя нельзя сказать что в этом доме хоть кто-то не скучает по Олегу:

— Конечно, было тяжело. Влад не мог понять где его любимый Олег, почему так случилось. Он думал, может, он его обидел, что он сейчас не живет, может он что-то сказал не так. Он очень переживал. Алина — та быстрее поняла в чем дело. Но она сразу сказала: «Папа прав». Сколько бы ей не было лет тогда, она сказала: «Папа прав». И все, и больше ей ничего не докажешь. 9 мая он возил детей — они к вечному огню подъезжали, как Влад мне рассказывал. Потом они ездили на ферму — кататься на лошадях, на осликах каких-то в Бахчисарае. Приехали сюда, в деревню, сходили в баню и они с Алиной уехали в Симферополь, а мы с Владом остались здесь. Потом он должен был приехать за Владом в рабочие дни. Все.

— А потом Вы ездили на свидание к нему в Ростов? — спрашиваю я.

— Да. Еще я его видела, мы приехали с детьми во вторник в Симферополь на квартиру, и его туда привели на пять минут, там я еще его увидела, уже в наручниках. Алина сильно плакала — «Бабушка, что такое с папой, что с папой, я не могу понять, бабушка...», она так рыдала... А потом я ездила в Ростов, да. Спасибо Наташе — встретила меня. И там я его тоже увидела.

Мы приехали с детьми во вторник в Симферополь на квартиру, и его туда привели на пять минут, уже в наручниках. Алина сильно плакала — «Бабушка, что такое с папой, что с папой, я не могу понять, бабушка...», она так рыдала...

Олег Сенцов у суді. Фото Антона Наумлюка/RFU

Когда дети уезжают, жизнь Людмилы Георгиевны замедляется. Порой тишину прорывает дребезжащий телефон — звонят подруги, интересуются здоровьем.

«Не хватает его так. Всегда, любой звонок на телефон, — мне хочется увидеть: «Олег Киевстар». Мне лишь бы дождаться, когда Олег выйдет. Обнять сына. Дожить бы, — устало говорит женщина. — Поехать к нему в Якутию — для меня это слишком сложно, я боюсь не выдержу такой дороги. Да и Олег против — далеко, дорого, а после трех дней свидания расставаться... Что мне остается? Ждать, перечитывать редкие письма и верить, что Украина не забудет про Олега. Он очень надеется, что родная страна его не бросит».

Акція на підтримку Олега Сенцова у День його народження на Майдані Незалежності.

ДИВІТЬСЯ ТАКОЖ: ПРИВІТТАННЯ ОЛЕГУ СЕНЦОВУ

Такая смешливая и улыбчивая, при мыслях о сыне, 20 годах заключения, тюрьме, она погружается в вязкую горечь:

— Даже не могу представить что бы я ему сказала при встрече. Это сынок…

— Вы писали куда то какие-то обращения или письма?

— Никогда не писала. Потому что Олег говорит не надо писать это. Побереги себя, опять же он... «Никаких журналистов чтобы у тебя не было, побереги себя». Главное дождаться его. Шумихи он не любит вообще. Вот выйдет, если начнется какая-то там шумиха, он просто может сорваться и куда-нибудь опять уйти в одиночество. Вот у него такая черта характера есть, что он сам, один. Не знаю.

— Вы знали, чем он занимался?

— Никогда не думала даже, что он чем-то занят. Вернее, я догадывалась, что что-то есть, только единственное говорила «Олежа, будь осторожнее, у тебя дети есть, которые никому не нужны будут». Дети, действительно, они по папе просто с ума сходят, поэтому это было страшно. А так — я не знала.

— А к его режисерской деятельности как относились?

— Я не понимала этого, я думала — вот, это надо работать мне с утра и до определенного времени, а то чем он занимается — это я вообще не понимала. Ну, знаете как, его выбор, но я этого вообще не понимала.

— А Вы видели его фильм?

— Нет. Так получилось. Сестра видела — ходила на презентацию этого фильма. А сейчас я не могу его смотреть. Вообще не могу.

Не хватает его так. Всегда, любой звонок на телефон, — мне хочется увидеть «Олег Киевстар». Мне лишь бы дождаться, когда Олег выйдет. Обнять сына. Дожить бы

За несколько дней до отъезда, под домом у Сенцовых мне разбивают машину. Ночью, в глухой деревне, под светом одной только луны. Людмила Георгиевна разбудила меня в 1:50: «Яна, там Шарик что-то лает и сигнализация на машине сработала. Наверное со ставка кто-то шел и пнул твою машину».

Выйдя, я увидела разбитое зеркало, а потом — лобовое стекло и насквозь проколотые шины. Трясясь от холода и страха я забежала домой — не зная что делать, чего ждать и как поступить. Кажущаяся безопасность этого места была нарушена. Двое детей, я и мама Сенцова в деревенском доме, защищенные калиткой, и неизвестные люди с ножом — где-то за ней.

Фото з фейсбуку Яни Гончарової

Людмила Георгиевна пришла через 10 минут — она даже не могла подумать, что такое возможно. Конечно, оставшуюся ночь мы не спали, по очереди пили валерьянку и кофе, ждали полицию и рассвет. Полиция то ли всерьез, то ли издеваясь, пыталась узнать у меня и у Сенцовой «кто вам желает зла» и «есть ли враги». Взяв объяснения и отпечатки пальцев они уехали, сказав, что до вторника никто этим заниматься не будет — «все на выборах». Утром Влад, к счастью не проснувшийся от всей ночной шумихи, смотрел на мою машину и говорил: «Вот машина. Она теперь тут будет стоять, она никуда не может поехать». Он не знал что ее разбили и не видел этого. Бабушка говорит, такое с ним случается.

Фото з фейсбуку Яни Гончарової

Утром мне позвонил Ильми Умеров (заместитель главы Меджлиса кримскотатарского народа, политзаключенный — ред.) и выслал десант крымских татар, которые оперативно ставят меня на колеса. Они были очень удивлены, узнав, что мама Олега Сенцова живет здесь же. Пока мы едем в мастерскую менять стекло, я думаю о том, что те, кто стоит за ночным происшествием могли не ограничиться просто машиной. Паранойя захватывает меня полностью и в мастерской я исследую машину на предмет посторонних девайсов или оторванных трубочек и проводов. Не нахожу.

Пока я собираюсь уезжать, Людмила Георгиевна жарит в дорогу пирожки и заставляет поесть. Я смотрю на белый дом, покосившийся абрикос и женщину, в чертах лица которой так угадывается другой человек. И я представляю как на это все смотрел Олег, как он 9 мая 2014 года выходил через эту калитку, прощаясь с собакой, обнимая маму. Знал ли он, что все так обернется? Сделал бы что-то по-другому? Уверена, что нет. У человека с обостренным чувством справедливости такие вопросы даже не возникают. Мы с Людмилой Георгиевной крепко обнимаемся на прощание, она крестит меня и машину и уходит за калитку. Ждать сына.. Олегу остается сидеть еще 18 лет.

  Яна Гончарова, координатор проектів «РосУзник» і «Слова свободы»