В Росії протестувати можуть лише камікадзе — Толоконнікова
Учасниця Pussy Riot Надєжда Толоконнікова — про російську владу і російське суспільство, про культуру протесту, переслідування людей з активною громадянською позицією, про захист прав людини і політв’язнів
Есть Россия 2011 года, когда произошла история с «Pussy Riot». Когда мы из Украины следили за этим процессом, в тот момент в страшном сне не могли себе представить российские танки на украинской территории. Если говорить о каких-то свободах или о вещах, которые изменились в России, – власть ужесточилась и озверела или она всегда была такой?
Причина, по которой мы придумали делать группу «Pussy Riot», была такова: Путин объявил, что пойдет на третий срок (президентства – ред.). В тот момент стало понятно, что страна никогда не останется прежней. Мне звонит Петя Верзилов и говорит: «Ты знаешь, что следующим президентом будет Владимир Путин?» Мне было понятно всё уже тогда.
Ситуация в стране ухудшается, мы проходим через глубочайший кризис и настроение людей, которые верят в Путина, портится день ото дня.
То, что сейчас я наблюдаю, – это логичное продолжение: Путин, который решил стать царём пожизненно. Что касается нас, мы были просто лакмусовой бумажкой, которая показала всем остальным, что будет дальше. Когда мы создавали группу, думали о том, что что-то возможно поменять. Тогда была волна протестных настроений, если вы помните, в 2011 году в конце. Мы все верили, что что-то возможно изменить и поэтому мы сделали такой карнавальный, веселый, радостный, радужный протест.
Ситуация в стране ухудшается, мы проходим через глубочайший кризис и настроение людей, которые верят в Путина, портится день ото дня. Люди приходят в магазин и понимают, что каждый день цены поднимаются, а зарплата не растет, их часто увольняют с работы. В этом смысле очень четкое и яркое описание нынешней ситуации – это акция Павленского, когда он прибил себе мошонку к брусчатке на Красной площади. И он сделал эту акцию как образ апатии, обездвиженности физической и разочарования, которое охватило нашу страну в 2013 — 2016 годах.
Если говорить о физической обездвиженности, у вас есть песня «Освободи брусчатку». И если в Украине брусчатку освободили, то почему это не происходит в России?
Примерзла, наверное. Я бы не стала сравнивать ситуацию в России сейчас и ситуацию в Украине перед вторым Майданом, потому что у вас, всё-таки, была первая революция. Люди стали разрабатывать другую культуру протеста, они поняли, что митингами и акциями прямого действия можно добиться чего-то, чтобы власть вас услышала. В России такого опыта нет, люди просто не верят в эту форму действия. Естественно, когда ты разговариваешь с ними наедине, часто они бывают очень недовольны происходящим, они следят за новостями, они что-то понимают для себя, им не нравится урезание пособий, пенсий, повышение налогов, экономический кризис. Такие неполитические требования, экономические… Но они понимают, что в общем – «жопа».
Людям не нравится, что «жопа», но при этом они продолжают говорить об этом на кухнях?
Люди не верят, что что-то может поменяться. С тех пор, как Путин ввязался во внешнеполитические авантюры, он перестал заботиться, что о нем скажут за рубежом. Если раньше Путин больше играл в эту игру «прав человека», то сейчас он практически оставил эту риторику. Иногда только на встречах с разными западными лидерами он позволяет сказать себе что-то про права человека, но все реже сейчас. Он выстраивает себе совершенно другой образ. Образ человека, который побьёт весь западный мир, который избавит Европу от скверны и который сможет построить опять биполярный мир, как было при Советском Союзе. В этом смысле он, конечно, не играет в игры западных ценностей, а прямо противопоставляет себя им.
Как поддержка со стороны западного шоу-бизнеса помогает вам менять что-то в России?
Во-первых, я не стала бы исходить из предпосылки, что Россия не является западной страной. Чадаев нарисовал водораздел, после него все мы в России так или иначе подразделяемся на две группы. Я всегда была группой «западников». Для моих друзей, которые живут в Лондоне, смешно, когда я пытаюсь доказать, что Россия – это Европа. Они мне говорят: «Зачем тебе говорить какие-то очевидные вещи?» Можно просто экономить слова.
Вы говорили, что люди ждут момента выйти на какой-то большой протест. Есть пример: человек по имени Ильдар Дадин, который устраивал одиночные пикеты. Сейчас его судят. Есть другая история: мужчина, потомственный казак, который написал в сети «Вконтакте», что Бога нет. Ему сейчас грозит год тюремного заключения. Это что вообще такое?
При формальном соблюдении закона российская власть умеет делать ад для жизни человека. Я не могу предугадать, что будет с Сенцовым, что будет с Кольченко, Афанасьевым.
Типичная репрессивная практика. Я не думаю, что в России что-то неожиданное происходит. Такая ситуация, когда могут протестовать только камикадзе. Только люди, которые готовы сесть. Когда ты занимаешься защитой прав или активизмом в России, понимаешь: самое простое, что с тобой может случиться – ты можешь сесть. Особенно после убийства Бориса Немцова стало очевидно, что это действительно самое легкое что может случиться с тобой. Отсидишь – выйдешь. Вот я жива пока еще, а Борис Немцов мёртв.
Мы говорим про Сенцова, про Кольченко, про Надежду Савченко. Вы лично отсидели 21 месяц в Мордовии, Сенцова сейчас отправили в Якутск. Из собственного опыта, как вы думаете, что их ждет там?
При формальном соблюдении закона российская власть умеет делать ад для жизни человека. Я не могу предугадать, что будет с Сенцовым, что будет с Кольченко, Афанасьевым. В том смысле, что мужские зоны — это всё-таки другое образование, в мужских зонах сидеть несколько проще, чем в женских. Поэтому самая тяжелая судьба, безусловно, у Савченко. Гораздо тяжелее сидеть в женской зоне, потому что в женской зоне нет такого понятия как «самоорганизация» и «защита своих прав».
Люди в мужских зонах, начиная с Советского Союза, учились самоорганизоваться и там всегда была альтернативная структура власти, альтернативная иерархия. Когда у вас есть не один источник власти, а несколько, как все мы знаем из опыта наших стран, в целом, живется лучше. Поэтому мы взаимодействуем с простыми русскими семьями во всей России, в которых мужья, родственники попали в сложную ситуацию, находятся на зоне, тяжело болеют. Мы помогаем их вытащить оттуда или просто предоставить им медицинское обслуживание. Мы хотим показать, что наши институты могут работать лучше, чем официальные государственные институты. При том у государственных институтов есть все, а у нас нет ничего, и, более того, нас еще и преследуют, и постоянно пытаются вырвать из рук то, что у нас есть, арестовывая нас, избивая, отбирая у нас офисы и всё, что мы успеваем накопить каким-то сложным путём. Мы хотим показать людям, что мы можем быть альтернативными институциями, мы можем предоставить им другое лицо институции, доброе и повернутое к человеку, а не повернутое жопой к нему.
Вот вы ходите по улицам, заходите в кафе, в Верховной Раде были… Как Украина изменилась по вашим ощущениям туриста?
Стало больше протестов, я подошла к Верховной Раде и сразу увидела протесты. Каждый день протесты. Это хорошо. Значит, культура протестов живет и существует. Я проверила только два места, мне сказали, что начали развиваться бары очень сильно, вся эта хипста-культура полезла наружу. Она и раньше была, но более левая, а сейчас она стала либерально-хипстерская. Не знаю хорошо это или плохо, но это факт. Ругаются мои товарищи, что левых не представляет никто, вот это грустный факт. Говорят, менты стали лучше гораздо относиться к людям, едешь по дороге и тебя практически не останавливают, но я сама в машине не езжу и проверить не могу. Я здесь просто гуляю и занимаюсь своими делами.
Вы что-то планируете в Украине?
Да я уже сделала, но рассказывать не могу пока.
- Поділитися: