Вера — командир «трусосотни». Десять лет своя в военном госпитале

Пришел в госпиталь к военным, скажи три фразы

«Слава Украине!» — всегда здоровается только так. Я тащусь за ней по больничных палатах, не зная, как себя вести, стою в уголке и наблюдаю, как Вера беззаботно щебечет: «Мы волонтеры, что вам нужно? Что хочется? Все бесплатно».

А мне тихонько объясняет: «Сразу никто не знает, что делать, о чем говорить. А надо сказать три фразы: "добрый день", "спасибо" и "до свидания"».

В морозный день прошлой зимой, когда она впервые водила меня по госпиталю, как раз привезли обмененных после плена молодых бойцов. Худющие (потеряли по 30 кг), истощенные, в одинаковых спортивных костюмах, которые болтались на острых плечах. Впрочем, живые и бодрые бегали курить на балконы, жевали принесенные вкусности и светили глазами на девушек-волонтерок, которые их обнимали: «Рады приветствовать вас в Украине. Мы вас ждали!».

Вера непринужденно влилась в общий поток, уже распаковала сумки и шелестела пакетами с футболками, патриотической символикой, сувенирами и флагами. Ребята заинтересованно заглядывали, тянули руки, как маленькие дети, к трусам и детским рисункам, браслетам и пледам. Вера не жалела: «Берите, вам все можно». И называла «героями», «титанами», «самыми лучшими», благодарила, что защитили своими спинами. А я смотрела на те узенькие, как ни сломаются, спины и душила в себе слезы. Это строгий приказ Веры: никаких рыданий. Военным нужно хорошее настроение.

Те искренне радовались, что дома, что они нужны. И рассказывали. О том, что два года каждый день их заставляли стоять между нарами по 15 часов. Ноги опухли, теперь как ватные. Или наказывали за то, что воин ночью звал маму на украинском либо не хотел повторять: «путин — мой президент».

Ничего не расспрашиваю специально. Снова распоряжение Веры. Она часто приглашает кого-то помогать и раздавать вещи, которые ей высылают неравнодушные. И случаются любопытные, которые пристают к солдатам: «Очень сильно тебя мучили? Скольких ты убил?».

«Боже упаси такое спрашивать. У них же душа болит, — объясняла. — Однажды я так зашла в палату, а боец с порога: "Мне не нужен психолог" — "Я не психолог, я тебя навестить пришла". А он снова: "Вы правда не будете расспрашивать о войне?". И я себе поняла: на фронте кто-то кого-то убивает, для того они туда пошли. Не нападать, а защищать. И не лезу в душу, что-то минимальное спрошу и все. А если захочет сам рассказать — выслушаю».

В тот день я тоже отпустила свою застенчивость и много обнималась.

Никто не обнимает так долго, крепко и нежно, как бывшие пленные. Прижимались, словно мы им родные.

«В этих сумках наш дом»

В конце лета Вера позвала меня к женщинам из «Азова», работницам «Азовстали», которых тоже обменяли из плена. Они провели там 2,5 года. Из десяти женщин только три нашли силы спуститься на улицу к Вере. Она доставала и доставала из сумок вышиванки, картины по номерам, духи и косметику, а им все было нужно.

«Кому пакет? Бесплатно», — шутила волонтер, собираясь выбросить пустые.

«Мне, — жадно подхватила одна, ярко накрашенная. Она аккуратно сложила пакеты в стопочку. И стыдливо объяснила: — Там такая вонь стояла, что мы старались каждую вещь упаковать».

Другая с длинными распущенными волосами, седыми от корней сантиметров на десять, удивленно разглядывала блестящую игрушечную сову. Проводила пальцем по брюшку, и чешуйки меняли свой цвет. А женщина никак не могла насмотреться.

Когда две другие рассказывали, как их били по голове, как от стресса пропали месячные, как их приговорили за терроризм, эта взглянула на часы и поднялась.

«Сейчас четыре. Будут давать кефир, я иду».

Когда я что-то спросила, она уставилась невидящими глазами во что-то сзади: «Я вас не слышу, у меня в голове только кефир». И ушла.

Вера помогла составить список необходимых вещей, благодаря чему редакция hromadske подарила в октябре всем женщинам из «Азова» теплые вещи и пледы.

Девушки из благодарности пригласили в палату на кофе. Носки сохли на перепонках от стульев, игрушечного мишку кое-как положила у подушки и бережно укрыла одеялом. У каждой под кроватью сумка с подаренным добром: «Санитарки ссорятся, что захламлено, а в этих сумках — весь наш дом».

Бывшим пленницам выдали одинаковые серые костюмы с надписью Азов». А поскольку выплат еще не было, их одевали и обеспечивали всем волонтеры и родные. Женщины рассказывали, что восстанавливают документы, что в госпитале их тщательно обследуют. «Чинят» самое необходимое: лечат зубы, делают операции. Через два месяца, в течение которых Вера выполняла их заказы, их забрали на реабилитацию в другое заведение.

А Вера снова переключилась на раненых.

Игрушки на кровати

Мама Веры всю жизнь тяжело болела. Умерла молодой. Отец перед смертью несколько месяцев нуждался в уходе.

«Я сидела возле него в палате и смотрела на этих дедушек после операций: тому воды подать, тому судно вынести, — вспоминает женщина. — Человек часто беспомощный, а санитаркам либо безразлично, либо хотят денег. Я проснулась однажды: на соседней кровати мертвый человек лежит. Для меня это такой шок, я никогда такого не видела. Так плакала, так мучил меня стыд, что не подошла к нему. Может, он кричал, может, чего-то хотел, а я не помогла».

Папа умер в 2013 году, и когда началась война, Вера знала, что делать. В госпиталь поступили первые раненые — нужны руки. И она решилась, хоть и жуть как боялась вида крови. Так и есть: увидела первого, всего в трубочках после операции, — брык. Упала в обморок. Пришла в себя — и домой. Через неделю то же самое. Снова плохо и снова домой.

«Однажды само собой сложилось, что я стала помогать с одеждой. Еду носили и без меня, в лекарствах я не разбираюсь. Таскать что-то громоздкое, как костыли или инвалидные коляски, не могу, потому что машины нет. И постепенно вырисовалось, что я одеваю раненых. Не ко всем могут приехать родные, есть ребята, поступающие совсем без ничего. В халатике привозят одноразовом».

К этому добавила флаги, они очень любят и мягкие игрушки. Под кодовым названием «медведи», хоть они черепахи, зайцы или обезьяны.

С игрушками история отдельная. Все удивляются: зачем взрослым мужчинам игрушки? А просят все. Радуются, за пазуху суют. Кто ребенку, а кто и себе. Есть любители, собирающие, как говорит Вера, «зоопарк». По десять и больше штук. Как-то юноша с позывным Малый признался, что рассаживает игрушки на кровати, где должны были лежать его ноги. Поназывал их.

«Что тебе еще принести, сынок?» — Вера сдерживала комок в горле. — «А есть такие, которых у меня еще нет?» — «Есть» .

Разрыдалась уже дома. А еще молилась: «Господи, услышь нас, не забирай этих детей, не калечь. И родителей, и матерей тоже. Страшно как. Жутко».

Охранник больницы как-то доставал волонтера: «Зачем вы их несете? Разве они будут играть?» — «А вы прийдите и посмотрите».

Артистка и юмористка

«Хоть проси, хоть не проси, подарю тебе трусы», «Трусы в цветы, чтобы носили казаки», «Цветы в горох, чтобы путин сдох», — Вера сыпет шутками и скороговорками, которые придумывает на ходу.

Это мы вошли в госпиталь навестить раненых уже в ноябре.

«Вам повезло с подругой, — кричит военный на коляске. — Веселая. Артистка».

Сегодня в Вериной сумке адаптивные (на липучках) трусы, толстовки на змейках (такие лучше подходят раненым, чем худи через голову), пара американских ботинок на застежке, футболки. Вера сама выбойками (штампами) рисует на них трезубец на груди. Есть носки, шапки, маленькие мотанки, детские рисунки.

В такой холод раненых не так много во дворике, как летом. Выходят, а в основном въезжают на колясках, чтобы покурить.

«Привет! Ола!» — неожиданно по-испански здоровается женщина со смуглым раненым. Обнимаются. Он действительно испанец, зовут его Кристиан, у него ампутированная нога. Другая в высоком шерстяном носке.

С Верой давно знакомы, она щебечет на иностранном языке: когда-то, говорит, учила. Напяливает на него шапку, тот довольно смеется, потому что не было своей, одалживал у собрата.

Женщина обходит все места, где военные курят у корпусов. Кому-то отдает красную толстовку, кому-то флаг. Далее посещаем все отделения. Одноразовый синий халат, накинутый на плечи, развевается за Верой, как плащ. Повсюду в коридорах стоят коляски — привычное здесь явление.

В палате на шесть человек заняты все кровати. У нескольких раненых в оголенных ногах шпицы. Кто-то «втыкает» в телефон или ноутбук. Один мужчина отвернулся к стене и не реагирует на наш приход, другой уткнулся головой в подушку, прячет лицо.

«Мне ничего не нужно. Все есть», — говорит здоровила, печатающий что-то на планшете. — Я мастер спорта по фехтованию, выступал в олимпийской сборной. Теперь буду, — выдыхает, — в паралимпийской».

«Да ты лентяй, лежишь вон, не тренируешься», — смеется над ним сосед. Он берет себе шапку.

«Чего это, у меня вот эспандер, — спортсмен достает из-под подушки бубличек тренажера для рук. — Не забывайте нас, приходите».

«Да как же вас забудешь, вы наша опора и надежда. Благодаря вам мы живем в относительно мирном Киеве», — благодарит Вера.

Мимо по коридору провозят военного после операции. На каталке. Вместо ног — медицинские аппараты для жизнеобеспечения. Мужчина громко стонет, Вера отводит глаза.

В другой палате ее радостно приветствует юноша лет двадцати. Под головой у него кролик. А он ждет еще одну игрушку — подкладывать под плечо вместо подушечки. Когда Вера протягивает тигра, щеки его розовеют от неловкости. Кладет зверька возле себя.

У его соседа высокая ампутация. Красная жидкость течет по прозрачной трубке от бедра до похожего на коробку медицинского Прибор для удаления биологических материалов и чужеродных тел из открытых ран и полостей тела пациентааспиратора на кровати. Мужчина прижимает раненую руку к животу и шипит от боли.

Вера уже обувает в ботинок парнишку, который не может встать с постели.

«Мне еще не скоро ходить», — отбивается он. — «Ничего, весной будет как находка», — подсказывает волонтер и прячет ботинки в шкаф.

В коридоре влюбленные сидят близко-близко. Вера вытаскивает им крохотные мотанки. Те не ожидали, обрадовались.

Навстречу рыжеволосая красавица катит коляску, на ней ее муж. Высокая ампутация обеих ног прикрыта пледом. В отличие от многих, они счастливы. Смеются, женщина целует своего молоденького мужа, совсем еще мальчишку. Они легко включаются в разговор: говорят, что мечтают о доме, где будут жить вместе со своей четырехлетней дочерью, тремя котами и собакой, которые у них есть.

Собираются ехать в США на протезирование.

«Я хочу весь мир посмотреть, найти страну, чтобы и море, и горы», — мечтательно сказал военный. — «Я тебе все покажу», — улыбается жена.

Пара обменивается с Верой телефонами. Просят, чтобы принесла куклу их дочери. А пока мужчина примеряет шапку и фотографируется — Вере нужно отчитываться перед донорами.

ДРГ: Вера и «медведи»

Есть постоянные помощники, высылающие одежду и сувениры. Есть разовые. Вера принципиально берет только новые вещи.

«Иногда мне присылают посылки с такой ветошью, что просто стыдно. А потом еще звонят и говорят: “Мы всем селом собирали. А дыры можете залатать, колтунцы постричь, зайцу ухо пришить”. И требуют фотоотчеты. Но я назад им все отправляю. Наши герои не голодранцы», — женщина деликатная, но сердится.

Много лет ее поражало, что охрана не пускала ее в госпитали. Мол, зачем, государство и так всем обеспечивает. «Почему они тогда звонят ко мне? — не унималась Вера. — Почему просят чайники, спортивные штаны и сменное белье?». А однажды ее ДРГ обозвали. Она открыто пошутила: «А кто же в этой группе: я и мои медведи?».

Но, вижу, эта обида гложит ее до сих пор.

Она иногда забывает имена, лица, но ей всегда саднит чужое горе.

«Больно, когда пришла навещать, а тебе говорят: умер. И не всегда виной ранения. Есть от онкологии, от туберкулеза. Помню Лимура, как мы готовились к свадьбе, как он мне признался, только мне, что ждут с невестой ребенка. А после свадьбы погиб. Вспоминаю Вову, который так быстро восстановился после ранения в АТО, ганял на велике по больнице. А у него протезы… И на них он пошел защищать свою семью, всех нас после вторжения, и его убили в первые дни. Никогда не забуду Гену, видео, где он бежит на протезе по болоту, а протез замотан в целлофан. Когда все хвалили Зеленского, я писала: вот Герой, вот наш Гена, 40 дней как погиб, помяните его, люди».

Вера перечисляет имена, рассказывает истории, наклонившись и обхватив голову руками. Слез не вытирает, они катятся по щекам, падают на подол.

Ребята не забыли о ней и звонили 24 февраля: «Убегайте, Вера!». А она думала: а кто же за вами будет ухаживать, кто будет навещать? А будет вас, мальчики, много, ох и много. Но не говорила об этом. Для отвода глаз бодрилась: «Я не еду, чтобы ни один кацап не навалил кучу посреди моей хаты».

На сегодня сумки у Веры пусты. Завтра женщина собирается взять выходной. Устала.

На выходе нас догоняет мужчина: «Теть Вера, там парня привезли, а у него же ничегошеньки».

Волонтер расспрашивает, что нужно. Понимаю: завтра выходного у нее не будет.