26 томов дела и подозреваемые «на одно лицо». Как расследовали военные преступления в Ягодном
15 российских военнослужащих, которых обвиняли в совершении военных преступлений в отношении 368 человек в селе Ягодное Черниговской области, получили свои приговоры. Их всех признали виновными в нарушении законов и обычаев войны и приговорили к 12 годам заключения.
Оккупировав Ягодное в марте 2022 года, россияне 27 дней удерживали жителей села в подвале местной школы. Из-за бесчеловечных условий удерживания там умерли десять человек.
Документы по делу насчитывают 26 томов. Его расследовали более двух десятков специалистов.
hromadske побывало в зале суда, пообщалось с потерпевшими, прокурором по делу Сергеем Крупко и начальником следственного отдела управления СБУ в Черниговской области Андреем Просняком. По их словам воспроизводим путь от самого преступления к приговору.
Свидетельствуют потерпевшие
Во время рассмотрения дела адвокаты россиян отмечали, что обвиняемые выполняли приказ командиров. Потерпевшие подчеркивали: выполнять приказы можно по-разному.
Светлана М.: «Моей внучке было всего полтора месяца. Памперсы, прихваченные из дома, кончились быстро, россияне дали нам какие-то, а они протекали. У девочки поносы, а воды ведь нет. Туалетной бумаги не было, рвали страницы из книг школьной библиотеки.
У меня было два термоса на полтора литра — выпрашивала кипяток у россиян, чтобы развести ей смесь для еды. А во втором термосе держала охлажденную воду, чтобы напоить Алису и намочить кусок одежды, чтобы ее протереть.
Алиса задыхалась от спертого воздуха с пылью, даже не агукала. Я командиру россиян, Клёну, говорю: “У вас тоже дети есть, позвольте нашим чаще на свежий воздух выходить. Или пусть умирают?" А он говорит: "Пусть"».
Алина: «Женские прокладки кто-то догадался прихватить, мы ими делились, рвали на куски какие-то пеленки, что-то из одежды, просили прокладки у россиян. Они нам принесли из какой-то гуманитарки — по одной-две даже не каждой досталось. Помыться в критические дни, как и во все остальные, было невозможно, вытирались влажными салфетками. Мы очень воняли, были отвратительны сами себе».
Ольга: «В туалет люди на ведра ходили — все перед всеми. Даже полные ведра россияне не сразу позволяли выносить, могли и сутки стоять. Спертый воздух, эти ведра, немытые люди, тела умерших среди нас, мы просто задыхались».
Иван: «россияне объедки из своей кухни вывозили на помойку, наши дети к тем объедкам бросались, а россияне фотографировали их, смеялись: "Мы пришли украинцев накормить"».
Михаил: «Люди поначалу ели то, что из дома захватили. Потом начали отпрашиваться за едой. россияне редко пускали, только под конвоем и на несколько минут — что успеешь взять? Потом мы у них еду стали выпрашивать. Они какую тушенку давали, галеты, печенье из сухпайков.
Однажды дали нам коробку с маслом, 360 порций было по 10 граммов. Мы еду варили на улице в кастрюлях из кухни детсада — суп какой или кашу. Иногда ежедневно нам разрешали варить, а бывало, что и раз в несколько дней. Порция была размером со стаканчик на 200 граммов, несколько пальцев к вверху не доставало».
Светлана С.: «Нам россияне свои макароны дали, рис, пшеничную крупу. Они это не хотели есть, потому что все очень воняло соляркой, а мы были вынуждены. На кухне детсада мы еще нашли немного манки, ее варили маленьким деткам, раз на пять хватило.
В морозилке детсада было немного мяса — мы у россиян его выпросили. Они нам двух подстреленных кроликов дали и штук пять кур — вот и все мясо наше.
Люди просились домой, чтобы коров подоить и детям молока принести: кого пускали, кого нет. А потом россияне всех коров постреляли, сейчас ни одной в селе нет».
Татьяна: «Папе моему было 90 лет, мы его как раз из ковида вытащили. Маме было 80, она после инсульта с палочкой ходила. Мы их в этот подвал на тачках везли. Папу на теннисный стол положили, а маму негде было разместить. Пристроили ее на стульчике — она на нем скрюченная и сидела, и спала. У нее ноги набухли так, что кожа лопалась, кровавая сукровица текла.
Если бы россияне хоть какие-то лежанки или нары сделали, как в фашистских концлагерях, чтобы по крайней мере пожилые люди могли полежать, то, может, родители мои выжили бы. Папа умер 9 марта, а мама — 17-го. Как сидела на том стульчике, так сидя и умерла. Мы их в детсадовские одеяла замотали — ни обмыть, ни переодеть, ни в гроб положить. Так в одеялах и клали в яму, в одежде подвальной. Без гробов».
Люба: «Те люди, которые умерли, все пожилые были. Большинство из них до подвала еще на огородах хозяйничали, за скотом ухаживали. Моя мама не такая и старая, ей 69 было. У нее сначала ноги отказали, потом как безумная стала, грезила, потеряла сознание.
Просили у россиян, чтобы отпустили нас домой, а они разрешили ее только в кочегарку перенести. Говорим, что она умирает, а они отвечают: "Пусть".
Мама в той кочегарке несколько дней умирала. Вечером 28 марта умерла, последней из наших людей. А россияне 30 марта из села убежали. День и немного до спасения не дожила».
Дмитрий: «Мы умерших на кладбище тачками вывозили. Яму выроем и складываем их в одеялах друг возле друга, по два-три человека. Не очень и присыпали, потому что думали, как наши придут, надо будет перезахоронить».
Отец Дмитрий: «Ни одного человека я не смог как следует отпеть. Грех это большой — не дать над умершими полный отпев совершить. россияне относились к нам как хозяева Вселенной, такого презрения, как от них, я никогда не испытывал в своей жизни».
Доказать, что преступление было
Уголовные производства касательно преступлений в Ягодном прокуратура Черниговской области открыла в апреле 2022 года на основании информации из соцсетей. После освобождения села потерпевшие начали публиковать посты о своем пребывании в подвале.
По словам прокурора Сергея Крупко, действия россиян сразу квалифицировали как военные преступления из-за жестокого обращения с гражданскими.
Прокуратура должна была предоставить суду доказательства того, что люди попали в подвал и удерживались в нем принудительно, что никто не мог его свободно оставить под страхом наказания, которым могло быть физическое насилие или расстрел. Кроме того, речь шла и о моральном насилии, а также об использовании гражданских для прикрытия от возможных ударов ВСУ.
«россияне говорили людям, что загоняют их в подвал для их же пользы, в частности, чтобы уберечь от обстрелов. Поэтому при расследовании нам необходимо было доказать сам факт преступления: что военная ситуация не требовала от россиян принудительного удерживания жителей Ягодного в подвале без канализации, водоснабжения, без света, достаточного количества пищи и доступа к свежему воздуху.
На одного человека в том подвале приходилось всего 0,5 м² площади, то есть не было возможности даже нормально сидеть, не только лежать и спать. Надо было найти доказательства, что вред от пребывания в подвале оказался для людей большим, чем гипотетическая польза такого убежища во время вероятных обстрелов», — говорит следователь Андрей Просняк.
Расследование начиналось с опроса потерпевших. В общей сложности разговаривали с 325 людьми. Тех, кто мог предоставить максимально исчерпывающую информацию о поведении россиян, опросили по несколько раз.
«Показания потерпевших были взаимосвязаны, согласовывались между собой. Так мы установили факт преступления: условия пребывания в подвале приводили к физическим страданиям, были унизительными для чести и достоинства людей, создавали дополнительную опасность. Последнее является очень важным моментом, ведь в помещении над подвалом россияне разместили свой штаб. То есть наших людей они использовали как живой щит.
Вероятность того, что наш снаряд прилетит в российский штаб, была больше, чем если бы речь шла о погребе на подворье какого-то жителя Ягодного. Мы, кстати, доказали, что ВСУ знали о пребывании наших людей в подвале, поэтому не выполняли огневые задачи по этому объекту в тех масштабах, которые считали необходимыми», — рассказывает Андрей Просняк.
Розыск преступников
Установление факта преступления было только началом работы следователей. Необходимо было определить конкретных виновников. Ведь пребывание российского военного в Ягодном не делало его автоматически военным преступником по отношению к гражданскому населению.
Следователям повезло: россияне так быстро убегали от ВСУ, что оставили многие свои документы. Среди прочего — журналы психолого-психиатрического надзора военных из части №55115 вооруженных сил рф. В журналах были фотографии российских бойцов и их личные данные — вплоть до адресов и номеров телефонов.
Эти фотографии показывали жителям села и расспрашивали, что именно делал именно этот военный. Но и процесс опознания был непростым: часть сформирована из тувинцев, различать их было сложно из-за характерной азиатской внешности.
«Они нам все были на одно лицо», — часто говорили жители села в суде.
После работы с фото продолжался поиск конкретных преступников — тех, которые под дулами автоматов загоняли людей в подвал и не позволяли оттуда выйти.
«С момента освобождения села и до того, как россиянам стали рассылать сообщения о подозрении, прошло около 8 месяцев. Это немного ввиду того, что нам нужно было время, чтобы вообще понять, как проводить расследование, ведь на практике наши следователи никогда с такими проблемами не сталкивались. Относительно принудительного удерживания людей в подвале мы смогли на сегодня доказать преступные действия 15 человек. Им мы инкриминируем именно исполнение преступных приказов», — отмечает Андрей Просняк.
Когда удастся идентифицировать командиров этих военных, им инкриминируется отдача преступных приказов.
«А преступность приказа определить просто: это приказ, предусматривающий деяния, за которые существует уголовная ответственность», — объясняет Андрей Просняк.
Усложняли расследование смерти людей в подвале. Непосредственно обвинить россиян в этих смертях, как оказалось, невозможно.
«За жестокое обращение с гражданским населением, если оно сопряжено с умышленным убийством, предусмотрено наказание вплоть до пожизненного заключения. Но смерть людей в подвале мы не можем квалифицировать как умышленное убийство. россияне не оказывали никакой помощи — это бездействие, а не умышленное убийство», — объясняет следователь.
Не все потерпевшие захотели свидетельствовать в суде
Во время расследования и рассмотрения дела в суде следователи и прокуратура столкнулись с тем, что потерпевшие, которые в 2022 году активно давали показания, впоследствии становились все более пассивными. Из более трехсот опрошенных только 86 потерпевших согласились выступить на суде, который начался в августе 2023 года.
Согласно УПК Украины судья может принимать во внимание только те показания, которые заявлены непосредственно на судебном заседании. Поэтому не явиться в суд — уменьшить объем обвинений против российских военных преступников.
«Кто-то из людей умер, кто-то уехал за границу, кому-то больно снова вспоминать пережитое, кому-то надоели все эти процедуры. Потерпевший имеет право не давать показания о преступлении, которое совершили против него. Выступая на суде, люди рассказывали в разы меньше, чем в ходе расследования.
Но прокуратуре и не нужно было, чтобы каждый потерпевший описывал на суде все дни своего пребывания в подвале. Достаточно было, чтобы их показания доказывали и подтверждали факты обвинительного заключения. В конце концов, прокуратура имела достаточно доказательств преступных действий каждого обвиняемого, чтобы суд признал их убедительными», — говорит Сергей Крупко.
Расследования продолжаются
Суд над 15 российскими военнослужащими — второй этап в наказании россиян, которые совершали военные преступления в Ягодном.
До этого, в 2023 году, Черниговский районный суд уже вынес приговор семи российским военным, которые нарушили законы и обычаи войны в отношении жителей Ягодного. Эти эпизоды не связаны с пребыванием жителей села в подвале школы.
Тогда Куулара Доржу приговорили к 10 годам лишения свободы за то, что для запугивания потерпевшей И. А. он стрелял автоматной очередью ей под ноги, угрожая убить на глазах мужа и несовершеннолетнего ребенка.
Магавала Бурун-Чиргала приговорилик 11 годам лишения свободы за то, что он, угрожая застрелить пострадавших Л. П. и Д. А. из автомата, отобрал у них мобильный телефон стоимостью 20 тысяч гривен, ноутбук за 40 000 грн и 11 тысяч долларов наличными.
Расследование военных преступлений в Ягодном продолжается. В частности, 21 февраля сообщение о подозрении получил тот самый командир Клён. Сейчас работают над идентификацией еще одного командира — с позывным Паук.
Может случиться, что в ходе дальнейшего расследования последуют новые факты в отношении уже осужденных военных преступников. Тогда их приговоры могут пересмотреть.
«Если Клёна или Паука возьмут, то их показания вряд ли смогут снять какие-либо обвинения с ранее судимых. То, что я знаю о ситуации в Ягодном, убеждает: каждый допрос нового подозреваемого увеличит объем обвинений», — говорит Андрей Просняк.
В дальнейшем расследование должно выяснить, кто из российских военнослужащих был причастен к расстрелу 11 гражданских в Ягодном. Среди убитых были и жители села, и те, кто в хаосе первых дней войны случайно попал в Ягодное.
По словам прокурора Сергея Крупко, расследование и судебные процессы будут продолжаться до того момента, пока не будет установлена личность каждого россиянина, который в период с 3 по 30 марта находился на территории Ягодного, и выяснена их причастность к военным преступлениям.
«У таких дел нет срока давности. Если через 20 лет на каком-то испанском курорте мы найдем военного преступника из Ягодного, он предстанет перед судом или будет заключен по вынесенному заочно приговору», — говорит прокурор Сергей Крупко.
Как проводят заочные суды над военными преступниками и в чем их целесообразность, а также как собирается доказательная база при отсутствии личности обвиняемого — вскоре читайте в отдельном материале от hromadske.