Будет коллективная травма, но будет и посттравматический рост. Как тяжелые времена меняют цели обществ и их будущее

В августе 1995 года автор этого текста стал свидетелем смерти своей соседки — 80-летней женщина. Баба Дуся жила одна. Дети ее навещали редко. Когда тело вынесли и осмотрели квартиру, то обнаружили, что вся кухня, кладовка, а также шкафы были заполнены до отказа — от консервов и круп до мешков с сушеным хлебом. У некоторых продуктов давно истек срок годности. Сухари нашли даже под матрасом у бабушки. Соседи вспоминали, что она родилась в Житомирской области и чудом выжила во время Голодомора, потеряв всю большую семью.
Страх бабы Дуси остаться без еды и голодать передался ее детям. Они признавали, что порой бессознательно покупали слишком много продуктов впрок. Эта история — один из примеров того, как травма может влиять на последующие поколения.
Далее вместе с украинскими и зарубежными экспертами мы поговорим о коллективных травмах, среди причин которых, в частности, войны. Как такие события меняют современников и будущие поколения?
Природа и особенности коллективной травмы
Психотерапевт Оксана Королович объясняет, что история бабы Дуси — это пример того, как пережитый во время Голодомора стресс стал травмой.
Голодомор эксперты определяют как коллективную трансгенерационную травму — то есть передаваемую от людей, переживших голод, к их потомкам.
Самыми сильными считаются коллективные травмы, вызванные именно человеком. Общество переживает природную или техногенную катастрофу (землетрясение, извержение вулкана, аварию на атомной электростанции) легче, чем, например, войну и геноцид. Так происходит, в том числе потому, что в случае воздействия человеческого фактора есть четкое осознание, что причиной бедствия стали не условные безликие силы природы, а сознательная деятельность людей.
Важным фактором травматизации является также уровень сопротивления: могли ли жертвы противостоять агрессору и сопротивляться, или это было пассивное принятие? Специалисты считают, что последний фактор значительно усугубляет уровень травмы.
Коллективные травмы предметно начали изучать в конце XX века, говорит доктор психологических наук Виктория Горбунова.
«О Второй мировой войне как о коллективной травме стали говорить только в начале XXI века. Понимание того, что такое трансгенерационная травма тоже пришло в это время. Исследователи, среди которых врачи, историки и психологи, начали отмечать изменения в здоровье, поведении и мировоззрении потомков людей, которые получили коллективные травмы. Большинство исследований коллективной травмы мультидисциплинарны и выстроены на пересечении многих наук — политики, истории, социологии», — говорит Виктория Горбунова.
Специалисты называют травмой событие, угрожавшее жизни или здоровью человека и вследствие которого возникло посттравматическое стрессовое расстройство. Собственно, ПТСР может возникнуть тогда, когда человек столкнулся с событием, непосредственно угрожавшим его жизни.
Коллективная травма в свою очередь проявляется в том, что ее последствия испытывает вся социальная группа — включая тех, кого трагедия не коснулась непосредственно.
«Война имеет разные уровни травматизации. Например, одно дело — постоянно жить на линии огня, другое — жить на оккупированных территориях или подвергаться пыткам. Или же находиться в бомбоубежище и слышать взрывы. Совершенно другой опыт — видеть, как твоего соседа разрывает прямым попаданием снаряда. Все эти травмы будут отзываться по-разному в жизни людей, которые их получили, однако следующим поколениям мы передадим нечто общее, что интегрируется в наше мировоззрение», — объясняет Виктория Горбунова.
Среди последствий коллективных психологических травм ученые выделяют следующие:
- рост уровня психологических проблем в обществе, среди которых так называемое чувство вины уцелевшего;
- уязвимость психического и физического здоровья;
- бессознательное подражание поведенческим моделям, попытки идеализировать собственную социальную группу и видеть образ врага в представителях других групп, особенно тех, на которые ложится ответственность за травму.
Холокост — наиболее изученная коллективная травма
Самой изученной коллективной трансгенерационной травмой является Холокост — геноцид еврейского народа во время Второй мировой войны Жертвами нацистов стали более шести миллионов евреев, погибших в сотнях гетто и лагерях смерти по всей Европе. Наиболее исследованной эта коллективная травма стала благодаря многочисленным письменным свидетельствам переживших эту трагедию.
Анатолий Подольский, руководитель Украинского центра изучения истории Холокоста, говорит, что даже спустя почти 80 лет после трагедии евреи не смогли побороть эту коллективную травму.
«Само событие отдаляется, но боль не утихает. Память об этой трагедии стала маркером самоидентификации. В 1960-70-е в США провели исследование. Евреев — эмигрантов из Европы — спрашивали о том, когда они чувствуют свою причастность к еврейскому народу? Были разные варианты ответа: когда посещаете синагогу, молитесь или вспоминаете о своих погибших родственниках. И больше всего ответов касались воспоминания о родных, погибших в Аушвице, убитых в Бабьем Яру, в Варшавском гетто», — говорит Подольский.
Наиболее уязвимым к травме Холокоста является поколение евреев, переживших геноцид. Они чувствовали коллективную вину за то, что остались в живых.
Театральный критик Юзеф Юзовский, переживший Варшавское гетто, после того, как в Варшаве поставили памятник погибшим евреям, приходил к нему по ночам. Смотрел на каменные лица и просил прощения за то, что его не убили в Треблинке. Пауль Целан, которого считают величайшим немецкоязычным поэтом из Украины, также не мог простить себе, что вся его семья погибла, а он чудом уцелел в румынском трудовом лагере.
«Пауль Целан творил свои стихи на языке тех людей, которые убили всю его семью. Именно мать научила его немецкому. Он не мог понять, как это могло произойти. Кончилось все тем, что Пауль Целан покончил с жизнью в Париже. Похожих историй — очень и очень много», — рассказывает Анатолий Подольский.
Еще один пример — история еврейского философа Давида Роскеса Его семья пережила гетто и депортацию, он родился после войны. То есть был представителем уже следующего поколения переживших Холокост. Роскес жил в Торонто, но в воспоминаниях о детских годах отмечал, что у него постоянно было ощущение, что он живет в Вильнюсе. В квартире его родителей царила атмосфера довоенного еврейского Вильнюса, и они обвиняли себя в том, что выжили, а их родственники погибли; постоянно вспоминали умерших, просматривали фото.
Творчество известного израильского писателя Йорама Канюка, отец которого родился в Тернополе, в основном посвящено теме Холокоста. В одном из рассказов он описывает семью, в которой отец с утра до вечера смотрит на часы, считая минуты до чего-то. Сыну такое поведение не нравится. Он злится и спрашивает у матери, почему папа это делает. А мать говорит, что отец боится пропустить перекличку в концлагере, чтобы его не расстреляли. В конце рассказа папа главного героя сводит счеты с жизнью.
До начала1960-х тема Холокоста в Израиле была маргинальной, отмечает Анатолий Подольский: «В независимый Израиль приехали люди прямо из Аушвица, с номерами, выбитыми на теле. И они сразу взяли в руки оружие, чтобы защитить государство от врага. Власть им говорила: “Вы не жертвы, вы герои, надо писать о борьбе, а не о том, что вас убивали в лагерях”. Все изменил процесс над нацистом Адольфом Эйхманом в 1961 году. Во время суда над ним люди заговорили, и это все перевернуло с ног на голову».
Травму Голодомора обесценили
Еще одна коллективная трансгенерационная травма — это Голодомор украинского народа 1932-33 годов, в результате которого жертвами советского режима стали не менее четырех миллионов человек. Голодомор всячески замалчивался советской властью, было запрещено даже упоминать голод, память о нем извращалась и подавлялась. Произошло обесценение коллективной травмы. Еще одним фактором, усиливающим травматизацию, стало то, что почти не было сопротивления.
Поведенческими стратегиями, которые передались потомкам жертв Голодомора, называют:
- особое отношение к пище, перееданию;
- политическая пассивность и политический нигилизм;
- недоверие к власти на всех уровнях;
- неуверенность в собственных силах, низкая самооценка, психология жертвы;
- приоритет семейных потребностей перед потребностями общества.
Психотерапевт Оксана Королович убеждена, что несмотря на чрезвычайно негативное влияние трансгенерационной коллективной травмы украинцы смогут ее преодолеть.
«Голодомор дал нам множество страхов и переживаний. Но мы должны относиться с уважением к травме, которая у нас была. Мы не должны оценивать выживших по тому, как именно им это удалось — мы можем только поблагодарить их за это. Каждый раз, когда мы слышим о Голодоморе, должны прислушиваться, что у нас внутри в этот момент происходит. Если хочется кричать и плакать — нужно прожить эту травму, чтобы энергия вышла из тела и не была табуирована. Мы должны перестать быть жертвой и вести себя как жертва», — говорит Оксана Королович.
Травма войны и ее движущая сила
Социологи, психологи и историки говорят, что современная российско-украинская война тоже станет коллективной трансгенерационной травмой. Ее последствия будут вполне ощутимыми через десятилетия после событий.
Впрочем, даже в трагедии и травме, причиняемой войной, есть мощная движущая сила.
«Эта война важна для страны. У нашей страны много возможностей родиться, но только сейчас мы рождаемся, осознаем эту возможность. Все, что было до этого, — 1991 год, 2014-й — сравнимы со схватками. Рождаемся мы сейчас, и в этом процессе происходит конфликт между гомеостазом украинцев прошлого и развитием того, что мы сейчас создаем. Сейчас мы встаем с колен и говорим: мы взрослые!» — утверждает Оксана Королович.
Перо Мальдини, профессор политических наук Университета Дубровника в Хорватии, отмечает: современная война россии против Украины на 99% повторяет события, произошедшие во время войны Хорватии за независимость в 1991-1995 годах.
«У Москвы и Белграда были одни методички. Как сербы тогда, так и россияне теперь — действуют по одной и той же методе, все месседжи общие», — говорит Мальдини.
Хорваты выиграли войну и смогли отстоять свою независимость. Факт победы значительно сгладил негативные травматические последствия, хотя они ощущаются до сих пор.
«Сразу после войны у нас был большой процент самоубийств среди ветеранов, которые просто не могли найти себе места в мирном обществе. Но благодаря государственным программам заботы об участниках боевых действий значительных негативных последствий удалось избежать. Ветераны и члены их семей имеют всестороннюю поддержку общества.
Однако есть и другие проблемы. Война до сих пор присутствует в нашем информационном пространстве, агрессивная политика сербов никуда не делась, Вучич — это маленький путин, по сути, до сих пор мечтающий о великой Сербии. Мы все еще не знаем, где те почти две тысячи людей, пропавших без вести во время войны. И даже сейчас, когда в соцопросе говорится, кого вы считаете худшим соседом, перечень возглавляют сербы», – говорит Перо Мальдини.
Психотерапевт Виктория Горбунова предполагает, что похожая ситуация будет и в Украине после победы.
«В сознании украинцев сформируется образ россиянина как чего-то недостойного. Невосприятие россиян передастся и через поколение. Вряд ли в ближайшие десятилетия будет дружеская коммуникация и хорошее отношение к пришедшим убивать и разрушать. В то же время будет формироваться другое самоотношение — восприятие себя как части смелой нации, борющейся на стороне света», — говорит Горбунова.
Психотерапевт убеждена, что нужно развивать сопричастность к победе у всех украинцев, где бы они ни были. Тогда травму будет легче пережить.
«У того, кто не чувствует своей причастности к событиям, не пытается говорить и потреблять информацию на украинском, не делает хотя бы маленький вклад в победу, не будет чувства сопричастности. И когда все закончится, им будет трудно присоединиться к коллективному МЫ. Трудно будет идентифицировать себя с победой, к которой они не были причастны».
Текст подготовлен платформой памяти «Мемориал», рассказывающей истории убитых россией гражданских и погибших украинских военных, специально для hromadske. Чтобы сообщить данные о потерях Украины — заполняйте формы:для погибших военных и гражданских жертв.
Автор: Владимир Мисан-Милясевич