Два дня из жизни Василия Стуса

Протест на премьере

Середина 60-х годов ХХ века. На западном побережье Соединенных Штатов хиппи оккупируют улицы Хейт и Ешберри в Сан-Франциско, Энди Уорхол исследует поп-культуру на собственной Фабрике, Битлз и Роллинг Стоунз соревнуются за первенство в британских чартах.

В Советской Украине зарождается поэтическое кино. Относительная свобода хрущевской «оттепели» заканчивается «закручиванием гаек». В 1964 году власть закрывает центр шестидесятников «Клуб творческой молодежи», уничтожает «идейно враждебный» витраж «Шевченко. Мать» в Красном корпусе Киевского университета, а его авторов, Аллу Горскую и Людмилу Семыкину, исключают из Союза художников.

Запрещены собрания возле памятника Шевченко в Киеве.

А летом 1965-го происходят аресты интеллигенции — литературоведа Ивана Светличного, братьев Горыней, художника Афанасия Заливахи и других.

«Нужна была какая-то акция, которая привлекла бы внимание к событию, которое отчетливо ознаменовало возвращение к политике политических репрессий. И случай представился», — Дзюба. І.М. Спогади і роздуми на фінішній прямій. - К.:Криниця, 2008. - С. 526вспоминал литературовед Иван Дзюба. 5 сентября 1965 в кинотеатре «Украина» выходили в прокат «Тени забытых предков» Параджанова.

Ленту в течение года демонстрировали за границей на фестивалях. Была еще по-летнему теплая погода. На показе было больше людей, чем мог вместить зал: интеллигенция, ученые, спецслужбисты, обычные зрители.

Олесь Сергиенко вспоминает, что билетов уже не было: «Я взял билет на другой фильм в другом зале, а пришел сюда. Не один так сделал. Мы чужих мест не занимали, а стояли обоями».

Сначала слово взял Сергей Параджанов. Когда приветствовали съемочную группу, Иван Дзюба поднялся на сцену с букетом цветов, чтобы поздравить художницу по костюмам фильма. Дзюба. І.М. Спогади і роздуми на фінішній прямій. - К.:Криниця, 2008. - С. 526Попросил слово.

«Говорю: у нас сегодня действительно праздник искусства, но в Украине начались трагические события. И начал говорить об арестах. Сразу же заревела сирена. А директор кинотеатра бросился снимать меня со сцены. Что было дальше, я видел как в тумане».

Сергиенко вспоминает, что Дзюба продолжил говорить, называть фамилии арестованных. А из зала раздавались возгласы: «Вячеслав Чорновил бегает и кричит: „Люди, кто протестует, давайте встанем!“. Рядов 4-5 встали».

В своем дневнике режиссер Лесь Танюк пишет, что и Стус своим мощным голосом Василь Стус: поет і громадянин. Книги спогадів і роздумів / Упоряд. В. Овсієнко. - К: Кліо, 2013. - С. 521-522поддержал призыв Чорновила. Литературовед Василь Стус: поет і громадянин. Книги спогадів і роздумів / Упоряд. В. Овсієнко. - К: Кліо, 2013. - С. 521-522.Михайлина Коцюбинская тогда сидела рядом со Стусом. «Он выкрикивал что-то отчаянное в поддержку призывов к протесту... Он дрожал каждой клеткой своего тела — я почувствовала это, обняв его за плечи, когда выходили из зала...». После фильма Стус продолжил.

«Он стал перед людьми — это была такая выправка, он же сам высокий, в пальто, орлиный профиль — и обратился к людям: „Люди, два слова правды!“», — вспоминает Олесь Сергиенко. Однако хаос в зале не дал продолжить выступление.

Очевидцы Дзюба. І.М. Спогади і роздуми на фінішній прямій. - К.:Криниця, 2008. - С. 528описывают атмосферу в зале очень тревожной. «Некоторые потом признавались, что думали: при выходе будут задерживать, арестовывать, по крайней мере тех, кто вставал в знак протеста. Но все обошлось. Хотя Юрий Ильенко, оператор фильма, который сразу же после „инцидента“ вышел на улицу и сидел на скамейке в сквере напротив кинотеатра, потом рассказывал, что подъехали машины с брезентовыми кузовами, и „люди в штатском“ окружили кинотеатр. Но через некоторое время ретировались».

Михайлина Коцюбинская Василь Стус: поет і громадянин. Книги спогадів і роздумів / Упоряд. В. Овсієнко. - К: Кліо, 2013. - С. 216.назвала это событие «Рубиконом в судьбе каждого участника».

Дзюба Дзюба. І.М. Спогади і роздуми на фінішній прямій. - К.:Криниця, 2008. - С. 528не стал преувеличивать политическое значение протеста. «Цель заключалась в том, чтоб рассекретить аресты, чтоб люди в них заговорили. Но говорил в них только узкий круг тех, кого назвали потом „диссидент“. Остальные же молчали».

Тем не менее именно эта акция стала первым публичным протестом в Советском Союзе.

Уже достаточно известный в литературных кругах как изящный поэт Василий Стус получил статус прямолинейного и бескомпромиссного гражданина.

Через две недели после показа фильма Василия Стуса исключили из аспирантуры Института литературы. Затем — первый тюремный срок. В 1980-м — второй и последний.

День, который длился «до конца»

1985 год. Горбачев инициирует «перестройку». Однако демократизация не повлияла на систему лагерей, где отбывали свои сроки украинские диссиденты. Среди них и Василий Стус.

Свой десятилетний срок он отбывал в исправительной трудовой колонии «Пермь-36». В ней сидели Левко Лукьяненко, Алексей Тихий, Михаил Горынь, Валерий Марченко. Это был лагерь с жесткими условиями, где специально удерживали политических заключенных.

Левко Лукьяненко так Лук’яненко Левко. З часів неволі. Книга п’ята: Одержимі. - К.: Темподек ХХІ, 2012. - С. 484описывает здание, где удерживали узников: «Длинный тюремный корпус был разделен на три части: с одного конца — облегченный (бескамерный) режим, посередине — особенно строгий, с другого конца — штрафная (карцерная) часть».

То здание пополам разрезал коридор: с одной стороны камеры, с другой — рабочие места. «Для прогулки нам давали час в сутки в обшитом бляхой дворике 2 на 3 метра, огражденном сверху колючей проволокой, а на помосте — надзиратель. Из наших камер было видно только ограждение в 5 метрах от окна и узенькую полоску неба», — так описывает тюремную жизнь узник Василий Овсиенко.

Заключенным позволяли одно свидание в год и пятикилограммовую передачу раз в год после отбытия половины срока. У заключенных была производственная норма. Работа — скручивать детали к утюгам. За невыполнение нормы могли лишить, например, свидания. За постоянные нарушения могли добавить несколько лет к сроку.

Досуг однообразный — часовые прогулки в огражденных клетках. «Заключенных трех камер заводили в три такие клетки. Выше уровня колючей проволоки построен помост, по которому ходил надзиратель и наблюдал сверху за заключенными, чтобы они не переговаривались и не перебрасывали записки», — писал Лукьяненко. Камеры же — величиной 5 квадратных метров с двухэтажными нарами, общей тумбой и туалетом.

В течение лета 1985 года тюремная администрация не раз провоцировала Стуса на конфликты. Обыски по несколько раз в день, запрет небольших закупок в тюремном ларьке, изъятие рукописей стихов.

«Это было очень унизительно для Василия, но он это стоически выдерживал, он все понимал. Василий никогда не сдавался. Надо было стукнуть в дверь, потому что кого-то там били или издевались... он всегда был первым», — Василь Стус: поет і громадянин. Книги спогадів і роздумів / Упоряд. В. Овсієнко. - К: Кліо, 2013. - С. 85рассказывал правозащитник Иван Гель.

Василий Стус занимался переводами Рильке, писал стихи. Все рукописи изъяли во время одного из обысков.

Последние месяцы жизни Стус провел в камере-двойке с единственным в то время россиянином в тюрьме Леонидом Бородиным. Разговаривать узники могли на темы далекие от политики — все слышали зрители. «Я вел с ним споры на одну-единственную тему: верлибр — унижение русского и, тем более, украинского языка, в котором подвижное ударение открывает несравненные возможности для ритма и рифмы. С жаром читал ему Богдана-Игоря Антонича — „То ли стоны, то ли струны...“. А он перебивал и читал того же Антонича, доказывая, что верлибр — простор для образов, в верлибре поэзия дорастает до философии», — рассказывал Бородин.

Тюремные дни были похожи один на другой. Однако психологическое состояние импульсивного Стуса летом 1985 года было плохим. Бородин говорил, что эмоциональное напряжение держало Стуса на пределе.

За то, что Стус якобы положил книгу на кровать и оперся на нее локтем (это считалось нарушением правил содержания), 27 августа его переводят в карцер, где он начинает голодовку. По словам Бородина, Стус обещал держать ее «до конца».

Сентябрьские утра на Урале были морозные. Карцер не отапливался, а одежда не могла удерживать тепло. Левко Лукьяненко сидел в соседней с карцером камере. Вспоминает, что через несколько дней после перевода туда Лук’яненко Левко. З часів неволі. Книга п’ята: Одержимі. - К.: Темподек ХХІ, 2012. - С. 490Стуса уже не было слышно.

Поэта не стало в ночь на 4 сентября. Версия тюремной администрации — остановка сердца. Однако узники не исключают преднамеренного убийства Стуса.