«Дядя без ноги!» Как реагировать на военного с протезом. Вы точно умеете?
Вы встретили военного с протезом. Как реагировать? Перебежать на другую сторону улицы, пялиться, охать: «Боже, как же вас жалко»? Улыбаться и говорить «привет», приветствовать словами «Слава Украине»? Подойти? Можно ли обнять? Уместно ли дать денег? Достаточно ли угостить кофе? Предлагать помощь или ждать, пока сами попросят? А может, это внимание для них вообще неуместно?
Я лично не знаю, я смущаюсь. Вариантов много. Какие из них приемлемы, какие желательны, а какие — категорически нет, на примерах рассказали hromadske сестра и мама военных, которым ампутировали по одной ноге — теперь они осваивают протезы. Женщины по несколько месяцев ухаживали за своими родными в реабилитационном центре и видели их реакции на поведение людей. Также они поделились соображениями о желаемом поведении семьи раненых и самих бойцов. Спойлер: учиться надо всем.
Инструкция для родных. «Ты для меня остаешься братом. С ногой или без ноги»
Лилия Томашевская — из Киева. Ее 50-летний брат Юрий Фурик из Коломыи. Он тренер в спортивной школе, среди воспитанников которой несколько олимпийских чемпионов. В феврале прошлого года мужчина пошел воевать добровольцем. На «нуле» под Соледаром в декабре 2022-го получил ранение из миномета, из-за которого пришлось ампутировать ногу выше колена. После реабилитации уже несколько дней Юрий дома, собирается вернуться к работе по профессии.
Алена Шведова-Петренко — мама 21-летнего Богдана. Семья из Лисичанска, дважды из-за россии теряла дом. Муж воюет, сын бросил 3 курс университета и пошел на фронт на второй день полномасштабного вторжения. На его позицию под Кременной прилетело в ноябре прошлого года. Богдану побило руки, он потерял ногу. Парень выздоравливает дольше других, уже восьмой месяц на реабилитации, потому что с детства имеет Нарушение функций и целостности иммунной системы человека, когда организм не способен восстанавливаться и сопротивляться инфекциям.иммунодефицит. Его мама постоянно рядом.
Обе женщины уверены, что отношение к раненым нужно проявлять, еще пока они в реанимации. Рядом обычно только родные и друзья, но как им вести себя в состоянии стресса?
«Я видела глаза брата перед операцией. Ему 50 лет, он остается без ноги. Как начинать заново жизнь в таком возрасте? И он еще и наблюдал, как ему ее пилили, потому что наркоз спинной. Я сказала: “Ты остаешься для меня братом. С ногой или без ноги”», — рассказывает Лилия.
Первое, что не нужно проявлять, — жалость. Для раненых это вообще хуже всего. И от родных, и в отношении воина к самому себе, и от окружающих. Жалость — деструктивное явление. У сильного человека оно вызовет агрессию, а у слабого — страдание, депрессию. Ты жалеешь его, он себя, оба рыдаете:«Ой, бедный, что же мы будем делать?»А вот сострадание — это другое. Это умение поставить себя на место другого, понять: «Да, пацан, ты попал в передрягу! Давай вылезай, я тебе помогу».
«Первую неделю я плакала, не скрою. Но дома, одна. Перед братом и другими ранеными улыбка, глаза сияют. Сразу с мужем начали искать для Юры протез», — говорит Лилия.
Женщина видела, когда жены других бойцов жалостью делали им хуже. Мол, ты лежи, не двигайся, а я буду обеды носить. Женщина считает, что так им не позволяют самостоятельно справиться с травмой.
Жена Юрия уехала в Америку, когда он воевал. После ранения не вернулась. По словам сестры героя, не прошла тест на человечность. И случаев, когда женщины бросают мужчин, немало.
Алена объясняет: «Каждый человек хочет быть нужным. А раненый — тем более. Он уязвим. В реанимации лежал молодой человек с пробитой грудной клеткой. Я подхожу, вижу грусть в глазах. Чувствую, что это не от боли. “Что случилось?” — спрашиваю. А он с трубкой в горле, хрипит. Рассказал, что с женой развелся, она в Донецке. Сюда после ранения его привезли без вещей, без телефона. И он один как перст. Потому что никто не знает, что он здесь. И у него тоска из-за того, что потерялся.
Мы нашли его бригаду, на следующий день приехал командир. И все — жизнь наладилась. Неважно кто — друзья, семья, побратимы: человек должен знать, что не одинок, что его не бросили. Что примут все эмоции и чувства. Будут любить без руки, без ноги».
По словам Алены, ни в коем случае недопустимо, чтобы кто угодно, а особенно — родные, говорили «я тебя туда не посылал», «ты сам виноват», «ты бремя для семьи». Ранит и такое: «Не буду с тобой сидеть, взрослый, сам сможешь».
«У моего сына есть девушка, которую тоже зовут Алена. До вторжения они дружили, затем она уехала в Польшу. На несколько дней вернулась навестить его. И осталась на неделю, вторую, месяц. Прошу: «Доченька, подумай, ты потянешь? Нога у Богдана не отрастет, руки до конца не будут работать. А что твои родители об этой ситуации говорят? Если есть сомнения, лучше не сближайся с сыном, ведь больно будет обоим”. Она подумала, осознала и решила: будет с ним. Теперь они оба мечтают о том, какой дом хотят: ему — гараж с железками, а ей — огород и козу с прекрасными глазами», — рассказывает Алена с улыбкой.
Лилия добавляет: «Защитники после пережитого на войне, после ранений и ампутаций не вернутся в состояние “до”. Эти изменения должны принять и они сами, и их окружение. Научиться с этим жить».
Инструкция для бойцов. Как ты к миру — так и он к тебе
«У моего сына к ампутации сразу возникло спокойное отношение: “Ну, нет ноги, так нет. Жив? Жив!” В реанимации у него гемоглобин 50, а он карабкается на локтях, чтобы встать на одну ногу и выглянуть в окно. А через две недели попросил коляску и поехал с соседями знакомиться в палатах. То есть жизнестойкость зависит от самого человека. Богдан привык с детства больницами мотаться. Он в очень тяжелых состояниях был, врачи руками разводили: “Как он до сих пор не сгнил?” Да потому что мы всей семьей боремся за его жизнь изо дня в день», — говорит Алена.
Женщина также рассказывает историю Ивана из реабилитационного центра, у которого есть и жена, и маленький ребенок, и поддерживающие друзья. Но он постоянно жалуется на жизнь.
«Во Львове очень мощные волонтерские организации, ребят постоянно водили в театр, цирк, дельфинарий, там они забывали о своих травмах. Как-то волонтеры решили вывезти их на рыбалку. Иван ноет: “Что я без ноги там буду делать?” — “А ну покажи, кто там с ногой”, — показываю на машину с бойцами. Он не стал несчастным из-за ноги, он таким был всегда: мол, жалейте меня.
А есть там Вадик, у которого ни родителей, ни жены, из близких только кума и крестница. А он как ни посмотри, улыбается и всегда на позитиве. Как и в обычной жизни: оптимистам легче, проще. Хотя это трудно, хочется, чтобы ребята учились сосредотачиваться на радости. Видеть ее, пусть даже небольшую, но ежедневную: белочка попрыгала, красивая женщина улыбнулась — все это помогает», — объясняет Алена.
«Бойцам нужно учиться доверять заново своим родным. Часто мужчина насмотрится на распавшиеся браки и кричит жене: мол, брось меня, найди себе здорового, с руками-ногами. Серьезно ее прогоняет. А она адекватная, и он тоже. Просто надо взять его за шкирку и тряхнуть, чтобы пришел в себя. Именно это мы здесь вместе и делаем», — подчеркивает Лилия.
Женщина рассказывает, что жены, мамы, сестры, подруги героев устраивают ежедневные чаепития, где обсуждают проблемы каждого: какие успехи с реабилитологом, какая фирма будет делать протез и т.д. Радуются за них, и ребята постепенно отогреваются душой. Понимают, что небезразличны для таких, как они сами. А потом глянь: тот, кто не хотел ходить в спортзал, поковылял туда, другой согласился ехать на лечение в Америку. Алену здесь называют «мамой Аленой», потому что она круглосуточно доступна для них, а еще ей можно выговориться.
Обе женщины солидарны в том, что бойцам нужно ходить к психологам, психотерапевтам, принимать лекарства. Иначе они начинают пить.
«Многие военные с ампутациями не хотят никуда выходить, стесняются, сердятся: “Чтобы все на меня смотрели?! Я что, обезьянка?” — “Нет, чтобы вы привыкли к тому, что теперь такие. Не ущербные, не бессильные, не бесполезные. Просто немного другие сейчас, потому что учитесь ходить или ложку держать”. Хочется, чтобы они не комплексовали. Потому что от отношения к себе зависит, как скоро эти мужчины встанут на протез. Врачи говорят, что 30% — это физическая готовность, а все остальное зависит от внутренней настройки», — объясняет Лилия.
«Будьте собой. Не надо обесценивать себя, но и надевать корону тоже не стоит: “Я воевал”. Держитесь золотой середины. Что касается окружения, то срабатывает вечный закон отношений: как ты к людям, так и они к тебе. Агрессия провоцирует агрессию. Есть бойцы, к которым детишки подходят, а они из карманов какие-то значки, наклейки, конфеты достают. Пообнимались — и рады все.
А еще очень помогает ждать от мира хорошего. Если настроишься на то, что все вокруг твари и скоты, никто ничего не делает, то такое и встретишь. Я, честно говоря, никому из врачей и копейки не заплатила, потому что знала, что нам попадаются хорошие. И готова каждому из них в ноги упасть, потому что они сделали, что могли», — признается Алена.
По словам родных героев, им нужно помнить, что просить о помощи не стыдно. Люди отзываются, и главное — им это в радость. Часто это даже нужно им самим. Проявите свои лучшие черты: я добрый, я благородный, я помог.
Инструкция для общества: не совать денег, не пялиться, не напоминать о войне
Обе женщины убеждены, что общество нужно учить коммуницировать с ранеными, в том числе с ампутациями. Начать можно с элементарного общения в общественных местах.
«Надо наконец-то отказаться от этого атавизма Второй мировой, Афгана, когда Советский Союз не хотел видеть и признавать калек. Когда их старались обходить, не обращать внимания, когда их заставили прятаться по домам. У нас война, и людей с ранениями на наших улицах будет становиться все больше. Они есть. Не нужно их игнорировать или излишне демонстрировать свое внимание.
Мне это напоминает случаи, когда мы в детстве видели афроамериканцев. Родители просили: “Не тыкай пальцем”. Вот идем мы с Юрой, а он на костылях или с протезом, и реакции разные. Мужчины идут навстречу, опускают головы, женщины крестятся. Но мы с мужем взрослые, зрелые люди, поэтому стараемся замечать хорошее. Как официанты во Львове внимательны и терпеливы к тому, что он долго достает карточку из кармана, чтобы рассчитаться. Как таксисты никогда не поднимут изумленно бровь, увидев человека, отстегивающего протез, чтобы удобнее сесть. Нас умиляет, когда очки в “Люксоптике” подбирают бесплатно, а водители такси могут не взять денег. Не ожидаем таких удовольствий от всех, это скорее приятные бонусы.
Но хочется элементарной вежливости, терпимости. Не нужно раненых особо выделять. Но пропустить в лифте, в очереди уступить место в транспорте можно. Тем более, бойцы сами не попросят об этом. Мне понравилось, как одна женщина в магазине сказала: “Проходите, вся очередь вас пропускает”», — рассказывает Лилия.
«Мой сын в хорошем смысле слова “отмороженный” относительно того, как на него смотрят. Дети показывают: “Мама, дядя без ноги!” Люди разбегались, как тараканы, когда он ехал на инвалидной коляске. Богдан только улыбается. Но есть вещи, которые и его оскорбляют. Например, когда шатаются или пялятся нагло. Не нужно резких движений. Как-то мы ехали на эскалаторе, а навстречу женщина: смотрит в упор, глаз не отводит. Я ей машу: “Привет!” — “А что, я вас знаю?” — “В том-то и дело, что не знаешь, а зачем так смотришь?”
Некоторые ребята просто срываются: “Что, калеку не видели?” Плохо реагируют и на то, когда им деньги дают. Воспринимают как подачку нищему. Однажды малышу дали деньги, а он: “Мама, а что, я похож на бомжа? У меня и часы на руке, и печатка, и телефон вот”. — “Сынок, они не знают, как тебя поблагодарить. А деньги передай пацанам на фронт”», — рассказывает Алена.
Если все же хочется угостить бойца, говорит женщина, то есть способ сделать это тактичнее: можно ли угостить вас кофе, конфетами, шоколадкой? Если есть желание проявить устное внимание, то подмигнуть или сказать: «Привет, как дела?», «Слава Украине».
«И всегда улыбаться. Военные любят искренность. Можно предлагать помощь: занести тележку в автобус или опустить полку в поезде. Но и нянчиться не надо. В больнице ребята сердились, когда родные наперегонки бежали застилать кровать. “Я сам”».
Алена очень просит быть внимательными к людям вокруг. Потому что раненых на костылях или хромых часто не замечают в толпе. Если человека с протезом толкнуть, он упадет. В таких случаях неконтролируемо сгибается коленный модуль.
«Однажды наш друг был с нами в театре. Он закатал штанину, чтобы протез был виден. Но люди не смотрят под ноги. Я вижу, что какая-то барышня уставилась на телефон и в дверях на него налетела. А я сзади и не успеваю его подхватить. Они столкнулись, но мужчина чудом устоял. Я тогда ее догнала и схватила за локоть: “Вылезай из своего телефона и посмотри, кого ты толкнула”. Она смотрит растерянно», — вспоминает женщина.
У Алены есть еще одна просьба: не спрашивать о войне, не напоминать. Ребята сами расскажут, если сочтут нужным.
«Однажды в реабилитационный центр пришли будущие капелланы и включили фильм на два часа о том, как их коллеги ездят на “нуль”. Все были подавлены после просмотра. Бойцов не нужно снова погружать в войну, они ранены не только физически, но и душой. Ни прошлым, ни долгосрочным будущим их загружать не нужно. Только нынешний момент, только то, что комфортно и радостно сейчас».
Как и Лилия с братом Юрием, так и Алена с сыном Богданом стараются все же больше замечать хорошее отношение.
«Однажды шли по рынку, а у сына рюкзак за плечами. И какая-то бабушка бежит следом, втыкает ему в карман травы лечебные. Это видит дядя, продающий одежду: “Ой, это у вас протез, вам нужны штаны спортивные!” И тут же протягивает. А женщина напротив уже сует ему пакетик конфет. Я смеюсь: “Сынок, бежим, потому что разорим базар”. Думаю, если раскачали рынок, можно вместе раскачать и общество. Мы ведь существа коллективные: один начал, другие подхватили. Глядишь, и закрепится привычка».