«Эмоционально тяжело, когда “200-е” не помещаются в авто». Истории трех парамедиков на войне
Минус один парамедик на фронте — как минимум десять потерянных жизней бойцов. Этому учат на военной подготовке по оказанию экстренной медицинской помощи. Парамедик для вражеских снайперов — приоритетная цель.
Чего больше всего боятся медики на войне, в каких условиях работают и верят ли в скорую победу — в материале hromadske.
Екатерина Галушка: «Иногда сажусь и плачу»
«Порой казалось, что я на грани. Но это не связано с моей работой, а с тем, что произошло со мной 5 марта», — рассказывает 25-летняя парамедик Екатерина Галушка.
5 марта она потеряла на войне любимого — командира взвода Антона Гевко. Он погиб в бою под Мариуполем от пулевого ранения. Перед этим успел подбить танк.
В тот момент Екатерина, которая родом из Полтавы, работала в Киеве в управлении стратегических коммуникаций аппарата Главнокомандующего Вооруженными силами Украины. Смерть любимого и тот факт, что все ее друзья уже находились на фронте, заставили задуматься об уходе — она тоже захотела на войну. На работе ее убедили не увольняться, а взять отпуск.
Как оберег Екатерина взяла с собой на фронт браслет Антона, который был на нем в момент гибели, а еще — его свитер и клетчатую рубашку. И отправилась спасать жизни других бойцов.
«Конечно, бывают моменты, особенно после изнурительного дня, когда хочется это все бросить, забыть, спрятаться, не видеть. Но я дала Антону обещание, что пройду все, что будет на моем пути, пообещала ему быть сильной. Иногда я сажусь и плачу, но потом беру себя в руки, улыбаюсь и продолжаю делать свое дело», — добавляет девушка.
Это не первый опыт Екатерины на войне. Три года назад, завершая обучение на историческом факультете, она прошла недельные курсы в добровольческом медицинском батальоне «Госпитальеры». Потом поехала на свою первую ротацию под Мариуполь. Чтобы стать парамедиком, объясняет она, необязательно иметь медицинское образование. Ведь главная ее задача — оказать первую неотложную помощь, то есть довезти бойца с боевых позиций на вторую линию эвакуации живым.
«До 24 февраля, когда не было тяжелых боев, не работала артиллерия, ранения были либо пулевые, либо минно-осколочные, моих знаний хватало, чтобы оказать первую медицинскую помощь и довезти в госпиталь. Там уже с раненым работают профессиональные медики. Сейчас используется очень тяжелая артиллерия, бывают очень сложные ранения. В 95% моих знаний хватает, ведь моя задача продержать человека живым до передачи профессиональным медикам. То есть следить за кровопотерей и проходимостью дыхательных путей», — объясняет Екатерина.
Девушка как волонтер-госпитальер оказывает помощь военным, но сама официально контракт с ВСУ не подписала — готова работать без зарплаты и социальных гарантий. А еще — ценит свою свободу. Теперь может выбирать позицию и когда ехать на ротацию. Хотя на войне понятие «свобода» даже для добровольцев очень условное.
«Я работаю 24/7. Может быть так, что 2-3 дня сидишь и тебя не вызывают. Это значит, что с бойцами все нормально. А иногда целый день раз за разом забираешь людей. Здесь не так много парамедиков, чтобы мы могли расслабляться, брать выходной, выключать телефон или иметь право отоспаться. Да и от ночных звуков артиллерии не сильно поспишь».
В начале июня у нее завершается оплачиваемый отпуск от Генштаба. На короткое время Екатерина вернется в Киев, а потом планирует взять отпуск за свой счет и снова поедет на фронт.
«Сколько нужно будет, столько буду ездить. Сейчас я точно знаю, что буду на войне до тех пор, пока мой близкий друг не вернется из Мариуполя. Пока неизвестно, где он. Командование не отвечает на запросы, СБУ молчит почти месяц. Я ежедневно просматриваю телеграм-каналы россиян, где они выкладывают видео с пленными.
В последний раз я с ним говорила 12 апреля. Он очень хотел вырваться из ада “Азовстали”. Он из тех людей, кто готов умереть за ценности, но жить хочется тоже, тем более что у него четыре ранения, и бороться дальше было сложно».
Екатерина надеется, что парень в плену, и его удастся обменять. Ради этого даже готова спасать жизнь раненого врага (пока этого не приходилось делать), если потом его можно будет обменять на украинского воина.
Она не верит в скорую победу. Говорит, что в феврале думала, что все затянется на несколько месяцев, а теперь понимает, что до конца лета хотя бы оттеснить врага из Херсонской, Запорожской, Харьковской областей.
«А дальше активные действия на Донбассе, по моим ощущениям, затянутся на год-два. Но, по сравнению с предыдущими годами, мы стали намного сильнее, у нас много опыта, мы сильнее их и способны ко всему адаптироваться, двигаться вперед и побеждать».
«Ингвар»: «Когда оказываешь помощь пленному, больших усилий стоит не сделать ему что-нибудь плохое»
«То, что ты парамедик, не исключает твоего участия в боевых действиях. Да, есть парамедики на “скорой”, которые едут и забирают раненых, но теперь это не про меня», — говорит «Ингвар», солдат Вооруженных сил, сопровождающий парамедик одного из подразделения ВСУ.
С 35-летним мужчиной с позывным «Ингвар» hromadske уже коротко общалось за два месяца до большой войны на окраине Киева — на занятиях по тактической медицине. Он учил, как, ползая на спине, на себе эвакуировать раненых с поля боя. Тогда на вопрос, каков риск, что даже столица может стать полем боя, ответил, что «достаточно высокий» — белорусская граница близко, а самопровозглашенный «президент» Беларуси фактически сдал страну путину. Поэтому «Ингвар» призывал каждого готовиться к войне
«Ингвар» — айтишник родом из Днепра, жил под Киевом, а с 2014-го волонтерил на Донбассе. Впоследствии прошел курсы тактической медицины и в 2019-м вместе с «Госпитальерами» поехал на фронт спасать военных. Между ротациями работал в IT-сфере, а на выходных проводил учения по тактической медицине и параллельно сам учился военной тактике и ведению боя.
«Для меня сюрприза не было. Ночью 24 февраля я спал, но когда ударило, то я уже лежал на полу. То есть во время первого взрыва я был уже в полете между кроватью и полом. В тот же день я добровольно мобилизовался», — рассказывает «Ингвар».
На этот раз он подписал контракт и вступил в ряды ВСУ. Теперь на поле боя не только оказывает первую медицинскую помощь, но и полноценно воюет.
«Все, что делает подразделение, делаешь ты. Если твое подразделение кого-то массового “угандонило”, то твоя заслуга тоже в том есть», — добавляет «Ингвар». Но главная его задача — помогать раненым.
Кроме того, в статусе официального военного в случае плена, по его мнению, у него больше шансов остаться живым. Поскольку на военных распространяется Женевская конвенция по обращению с военнопленными.
Сравнивая свой опыт парамедика до полномасштабного вторжения и после, «Ингвар» говорит, что работы в разы и больше.
«Ведь работает авиация, и все работает. россия выпустила всю свою военную машину против нас. Кроме ядерного оружия разве что. Это война артиллерии, а не как раньше — война между двумя линиями окопов, из которых стреляют друг в друга».
Ему уже приходилось оказывать медицинскую помощь даже плененным российским солдатам. Признается, что спасать врага — эмоционально тяжело, но если живого российского солдата можно обменять на кого-нибудь из своих, то это делать стоит.
«Когда они попадают в плен, они жалкие. Говорят, что ничего не знали, что срочники. Но на самом деле все они знали, куда шли и понимали, что идут убивать украинцев. Это доказывают документы, где они расписывались, и видео на их телефонах, где они радостно рассказывают, что сожгут украинский хутор. И ты в глазах его видишь, если бы у него была возможность тебя убить, он бы тебя убил. Больших усилий стоит не сделать ему что-нибудь плохое», — рассказывает «Ингвар».
Во время общения в голосе «Ингвара» чувствуется эмоциональная усталость. Объясняет, что насмотрелся столько ужасов, сколько не видел за предыдущие годы своего военного опыта.
Совсем рядом с ним и его подразделением ракета попала в инфраструктурный объект, над ним летали вражеские самолеты, сбрасывали бомбы в пятистах метрах. Он видел в одном освобожденном селе камеру пыток, и слышал страшные истории об изнасиловании детей. Главное, что «держит в тонусе» его и побратимов, это злоба.
«Много чего могу вспомнить, но мало что могу рассказать. Это война, когда противник сражается со всем народом, какой он видит. Вплоть до того, что уничтожает просто для развлечения. И я не понимаю этой логики. Но я не хочу понимать. Как можно понять логику и мотивы, когда грузят детей одного пола в машину, везут в лагерь, там насилуют, убивают, закапывают и отступают в россию. И не хочу этого понимать».
На вопрос, сколько продлится война, иронически отвечает: «Мои экстрасенсы в отпуске, хотя я и предполагал, что война в таком масштабе будет». Но добавляет, что у нас хорошие шансы победить, потому что достаточно боевого духа, «мы не напали, а защищаемся, и это эффективный стимул к битве».
Андрей Кухар: «Эмоционально тяжело, когда “200-е” не помещаются в авто»
Стоматолог по образованию львовянин Андрей Кухар получил опыт предоставления экстренной медицинской помощи в чрезвычайных условиях 2014 -го на Майдане. После Революции достоинства вместе с медиками Майдана создал общественную организацию «Белые береты» и начал периодически ездить на Донбасс на ротации — помогать спасать раненых. Параллельно организация проводила курсы по тактической медицине.
Впоследствии со стоматологией Андрей распрощался. Поскольку во Львовской психиатрической больнице, где он работал, стоматологический кабинет ликвидировали, а в частную клинику не пошел, потому что, говорит, ему некомфортно с людей брать деньги, или, добавляет, смеясь, — «разводить на бабки».
По его словам, во время войны ОО «Белые береты» ни разу не собирали денег, публично не выставляли счета и номера карточек на свои фронтовые нужды. Андрей говорит, что годы войны дали ему много друзей и коллег, которые выручают с обеспечением. А на семью он зарабатывает, работая в IT-сфере.
«24 февраля я был во Львове. Потому что нужно было работать, обеспечивать семью, у меня двое детей. В первый же день я упаковал рюкзак, пришел к друзьям из батальона, с которым “Белые береты” сотрудничали с 2016 года, сказал, что мне нужно на фронт, и они меня взяли с собой», — вспоминает Андрей.
Контракт с ВСУ он не подписывал, поэтому на одном месте не сидит и выполняет разные задания. «Приезжаешь на одну ротацию, командование просит поехать непосредственно на позицию, потому что нет медика. Мы вместе со всеми сидим в блиндажах или окопах. Второй раз уже просили страховать на эвакуации (то есть забирать раненых на авто)», — рассказывает Кухар о своей универсальности.
Война после 24 февраля отличается от той, что была прежде, говорит Андрей. Сейчас в основном работает тяжелая артиллерия, поэтому медики массово сталкиваются с контузиями и проникающими травмами. Бывало, когда через пару часов собиралось десяток «300-х».
«Самые тяжелые эмоции за это время? Когда поехал домой, вернулся, а твоего побратима уже нет. И вот так — один, другой, третий. Погиб. Или когда вечером грузишь тела в машину, а они все не помещаются», — рассказывает Андрей.
Но есть и бодрящие истории: «Когда приезжают наши и говорят, что мы танчик разобрали».
Андрей не верит, что войну удастся закончить быстро. Говорит, что нет резких продвижений ни с одной, ни с другой стороны, поэтому «как в 15-м году все окопаются, и будем долго и скучно сидеть». Но уверен, что рано или поздно победа точно будет за Украиной.
«Почему верю в победу? Ну, это как вера в Бога. Не надо доказывать, что Бог существует, ты просто веришь. Также нужно верить в Украину. Мы знаем, что победим. Свобода обретается кровью. Просто у нас эта борьба отложилась на 30 лет. Мы учимся быть украинцами, учимся ценить свободу, если, к сожалению, не все за 30 лет смогли научиться этому».