«Если попаду в плен, меня нельзя будет обменять — я не гражданин Украины»: россиянин из «Азова»
В полку «Азов», который пропаганда называет нацистским и обвиняет в истреблении русских, много бойцов из россии. Один из них — боец с позывным «Барсик», воюющий за Украину с 2014 года. Он рассказал о том, как пришел в «Азов», о том, как с другими бойцами прорвался в оккупированный Мариуполь и почему ему до сих пор не дают гражданство.
«У меня было две мечты: полетать на боевом вертолете и принять участие в серьезных уличных боях. Обе сбылись в Мариуполе»
— Как вы попали в Украину и почему решили воевать?
— Я родился в россии, республика Коми, город Сыктывкар. В 2013 году, когда в Украине началась революция, активная молодежь поддержала Майдан. 24 сентября 2014 мы устроили всероссийскую акцию в поддержку Украины, провели ее с украинскими флагами. После этого сразу началось давление со стороны властей: допросы, подозрения в сотрудничестве с «Правым сектором», обвинение в том, что мы якобы избили какого-то руководителя «Единой россии» и пытали людей. Такая чушь началась! Нагло находили сидевших напротив «свидетелей» и говорили: да, это он меня избивал, это он мне в лицо плевал.
Я понял, что пора ускоряться и переезжать в Украину. Я уже знал об «Азове». Нашел волонтеров полка, спросил, принимают ли они иностранцев. Мне ответили, что да. Так я и решил переехать, хотя в Украине не было ни знакомых, ни родственников.
В конце ноября 2014 года приехал в «Азов», меня сразу приняли. В конце января уже был на базе «Урзуф», активно участвовал в деятельности полка. Служил там с 2014 по 2017 год. Потом уволился и занимался общественной деятельностью — у нас была инициатива, в рамках которой мы готовили людей к войне. Парамедицина, тактика и так далее. В первый день после полномасштабного наступления я сразу вернулся в «Азов».
— У вас была какая-то военная подготовка, когда вы ехали в Украину?
— Не было. Я вообще был нулем — в армии не служил, но хотел быть военным. В россии с этим не сложилось, что к лучшему, посчастливилось попасть именно в «Азов». Там я всему научился, «Азов» дал мне хорошую подготовку.
— Где вы были, что видели?
— С 2014 по 2017 год я участвовал в операциях в населенных пунктах Широкино, Лебединское, Водяное, Павлополь, Марьинка. Ту войну трудно сравнивать с нынешней: там была окопная малоподвижная война. Тогда я не принимал участия в активных боевых действиях. Выходил в разведку, иногда попадал под стрельбу, бывало страшно, когда шел впереди в головном дозоре: в любой момент могло случиться столкновение с противником, можно было нарваться на растяжку. Однако ничего захватывающего для меня там не было. Другое дело — война, начавшаяся 24 февраля.
К ней мы готовились заранее — с августа 2021 года набирали добровольцев, проводили занятия в рамках проекта «Тотальное сопротивление». Занимались гражданской медициной, парамедициной, обучались обращаться с оружием, ТТХ, штурмовать здания, помогали ТРО с подобными тренировками.
В первый день полномасштабного вторжения я отправился на пункт военного сбора на заводе «Атек». С 24 февраля участвовал в боях в Буче, Мощуне в Киевской области и в Мариуполе. Первое, что меня впечатлило, когда мы приехали в Бучу — горы сожженной техники. Но самые захватывающие моменты случились в Мариуполе. У меня было две мечты: полетать на боевом вертолете и принять участие в серьезных уличных боях — обе мои мечты сбылись в этом городе. Там ребята действительно были героями.
— Когда вы прилетели в Мариуполь?
— В 20-х числах марта. Командование предложило нам ехать на деблокаду Мариуполя. Принимали только добровольцев: операция была слишком рискованной. Я согласился. Через три недели нас снова собрали, сказали, что операция стала вдвое рискованней. Нужно было ворваться в окруженный Мариуполь и удерживать оборону. Требовались только люди с военным опытом, крепкие физически и выносливые. Конечно, я и многие другие ребята согласились. Хотя все понимали, что это может быть билет в один конец.
В Мариуполь мы привезли противотанковые комплексы и должны были помогать «Азову» и другим подразделениям держать оборону города. Когда добрались до города, бойцы были так рады! Ребята не верили, что мы прилетим, пока не увидели нас. Они вели бои на окраинах Мариуполя. Никто не жаловался на окружение, все просто выполняли свой долг. Тогда морально мы им очень помогли.
— Было ли что-то такое, что вас шокировало?
— Перед тем, как лететь в Мариуполь, нам заранее объясняли, что там творится — стреляют абсолютно отовсюду, стреляют всегда, трупы на улицах. Опасность представляет любой алкоголик или наркоман: они готовы сдать твои позиции за дозу. Бой может начаться в любую секунду, из любого окна. Я спокойно ко всему отнесся. Когда шел на позиции, видел взорванные дома, изувеченные тела людей от взорвавшейся мины на улицах. Но меня ничего не шокировало: это война, а на войне такого вполне можно ожидать.
«Люди из подвалов спрашивали, когда это все закончится»
— А как вас встречали местные жители?
— Мы иногда общались. У нас была позиция между жилыми девятиэтажными домами: нужно было держать двор, чтобы враг не прошел дальше. В подвалах сидели люди. Выглядывали и спрашивали, когда это все закончиться? Во время затишья местные жители сбивались в кучки и узнавали, в какую сторону им идти, где более или менее безопасно. Но бывало и так, что люди на нас очень злились.
— Почему?
— Во время уличного боя нам пришлось отойти от нашего двора на здание назад. Мы спрятались за ним, а российская техника насквозь прострелила дом — сгорело это здание и еще дом ним. Там загорелся второй этаж. Люди выбежали с вещами и начали кричать, что мы плохие защитники: из-за нас они потеряли жилье. Но это городские бои - куда спрятался, по тому объекту и будут стрелять.
— Тогда обошлось без потерь?
— Да, свой двор мы отбили.
— Сколько вы находились в Мариуполе?
— Восемь дней: 24-го марта прилетел, 31-го меня эвакуировали с ранением.
— Как это случилось?
— Меня ранило 30 марта. Во время передвижения нашей группы на нас с коптера сбросили мину. Обломки попали в нас. Сразу четыре 300-х, включая меня. Забежали в подъезд наложить турникеты — напротив входа взорвалась еще одна мина. В итоге, еще два 300-х. Быстро сменили позицию и ждали подкрепления.
После раненых отправили к доктору. Врач сказал: будет дополнительный эвакуационный рейс, в первую очередь возьмут лежачих, но если хватит места, возьмут и тебя. Я хотел остаться: у меня была небольшая рана. Однако врач настоял: осколок глубоко зашел в ногу, поэтому нужно было лететь. Мне места хватило.
— Не всем удалось благополучно эвакуироваться?
— Да, вертолет, который летел с ранеными до нас, сбили. Люди погибли, 1-2 человека попали в плен, потом еще один вертолет сбили. В Мариуполь мы прилетели благополучно, а обратно, когда меня эвакуировали, по нам стреляли дважды — не попали. Хотя ближе к Запорожской области обнаружились проблемы с лопастью. Когда приземлились в Днепре, нам сказали, что мы родились в рубашке: чудом долетели.
— Достали осколок из ноги?
— В ноге остались два осколка, их не смогли извлечь: слишком глубоко зашли. Сказали, если они не беспокоят — можно и так ходить.
Я пролежал в двух больницах, прошел реабилитацию. Нога зажила, но часть стопы не чувствую до сих пор. Прошел обследование в Киеве, мне провели очередную операцию и выяснили, что у меня не хватает 5 сантиметров нерва. Из правой ноги вырезали кусочек нерва и пересадили в левую, снова прошел реабилитацию. Нога, в принципе, подвижная: ходить могу, но чувствительности стопы так и нет.
— Вы так спокойно обо всем этом рассказываете, все в «Азове» такие?
— Ребята не паниковали, в какие бы передряги ни попадали. А у меня хоть и нет такой физической и тактической подготовки, как у нынешних солдат «Азова», но для меня военная стихия — что-то родное. Есть внутреннее чувство, что ты все делаешь правильно.
«С ребятами с «Азовстали» общался до последнего»
— А с бойцами, которые оставались на «Азовстали» вы как-то связывались?
— Там были 1-2 человека, которые могли выходить на связь, я с ними общался. Сейчас они в плену. Паники не было: они говорили, что все хорошо, они держатся. Даже знакомая девочка, которая была в «Азовстали», тоже не жаловалась. Мы с ней общались до последнего. К сожалению, она погибла под завалами, когда разбомбили их бункер. Но нытья не было. Ребята понимали, что у них беда, прорваться уже невозможно, но продолжали держаться духом.
Сколько грязи было вылито на «Азов», но как долго они держали оборону города без поддержки и с ограниченным количеством оружия! Сковали большое количество российских войск, не давая им прорваться дальше. И не только «Азов» такой, но и добровольцы, которые были в Мариуполе, морские пехотинцы. Это говорит об их профессионализме. Я горжусь тем, что был в «Азове».
— Вы общаетесь с бойцами «Азова», которые вернулись из плена?
— С одним, который был ранен и вернулся по обмену, я даже виделся, навещал его в больнице. Все хорошо, он улыбается, смеется. Говорит, пока не может рассказать о многих вещах, которые там происходили, но чувствует себя нормально. Пленные, которые вернулись, ничего не рассказывают: рано, ведь многие остались в плену.
— Как складывались ваши отношения с побратимами?
— Когда я впервые приехал на пункт сбора, все удивлялись, что я из рф, хотя в «Азове» и до меня были ребята из россии. Встретили меня очень хорошо, как родного, помогали. У меня ведь не было с собой ни одежды, ни денег.
В «Азове», кроме меня, оказалось много иностранцев: греки, финны — половина роты, вторая половина — русские и белорусы. Но из-за того, что я из россии, меня никто не хейтил. Только шутки поначалу были со словом «паляниця». Украинский я выучить не успел. Но после того, как вышел закон о необходимости сдавать экзамен по языку, чтобы получить гражданство, решил, что нужно его учить.
Пока мне сложно говорить на украинском, но я все понимаю. Мое окружение говорит на русском. Украинскую речь в «Азове» услышишь нечасто. У нас в роте только двое из 100 говорят на украинском.
— Это связано с тем, что в «Азове» много бойцов с востока Украины?
— Да, это так. У нас много ребят из Донецкой, Луганской, Запорожской областей и Киева. С запада было только два человека, но все прекрасно уживались!
«Если бы мы оказались в посольстве россии — мы бы уже оттуда не вышли»
— Расскажите о проблемах с гражданством. Вы говорили, вас могут депортировать?
— Первый раз я подавал на гражданство, когда вышел законопроект о добровольцах. Мы большой группой ребят подали документы. Тогда нам отказали из-за российского гражданства: необходимо было от него отказаться. Но чтобы это сделать, нужно было ехать в посольство рф и писать заявление. В законопроекте не было учтено, что если бы мы оказались в посольстве рф, мы бы оттуда уже не вышли. Этот пункт был недоработан.
Недавно вышли поправки в законопроект: если ты преследуешься по политическим мотивам или имеешь заслуги перед Украиной — можешь подаваться на гражданство. Я уже собирал документы, но буквально через месяц началась война.
Подать документы сейчас проблематично: многие институты не работают. Поэтому я хочу написать письмо с автобиографией, приложить документы и отправить в Офис президента. Однако я мало верю в успех. По моим наблюдениям, если ты человек не медийный, маловероятно, что тебе дадут гражданство. Невзоров его получил: он медийное лицо. Сказал буквально пару слов в поддержку Украины — и ему дали паспорт. А те, кто воюет за Украину с 2014 года, остаются ни с чем.
Проблема не только в таком отношении к иностранцам. Если я попаду в плен, меня невозможно будет обменять: я не гражданин Украины, значит, меня не подадут в списки пленных. В лучшем случае депортируют, в худшем — закопают. Если я погибну, кто будет опознавать мое тело? Я не оформлен, без гражданства, меня фактически нет. И это не только моя проблема. Нас таких очень много — русские, белорусы, грузины...
У меня есть девушка, тоже из россии, она не может со мной расписаться. Нам отказывают в регистрации брака, потому что у меня нет загранпаспорта. В ЗАГСе мне объяснили, что без загранпаспортов они не оформляют браки иностранцев. Но сделать паспорт я не могу: российское посольство в Украине не работает. В итоге мы не можем расписаться. У девушки загранпаспорт есть, еще год-полтора он будет действителен, а у меня его нет. Если я не получу в течение полутора лет гражданство, ее паспорт станет недействительным. Такая безвыходная ситуация сложилась.
У нас есть «Иностранный легион», там за Украину воюют белорусы, европейцы, которые находятся здесь с 2014 года — у них такая же ситуация.
— Что же делать?
— Могла бы помочь петиция, но она не набрала нужное количество подписей. Пока общественность не поднимет этот вопрос, вряд ли что-то изменится.
В роте, где я служу, — семь человек иностранцев. ВСУ нас не оформляют. Ребятам приходится скидываться в общак, чтобы нам, как и им, платили зарплату. Оформление иностранцев началось 3 месяца назад, но сейчас этот процесс приостановлен. О причинах нам не говорят.
Получается, рф упростила процедуру получения гражданства для украинцев, а в Украине все наоборот. В итоге, люди, которые давно воюют за Украину, остаются ни с чем. Можно было бы провести проверку через СНБО и дать им гражданство, но такого пока нет.