Европа находится под давлением между Трампом и Путиным — историк Евросоюза

Луук ван Миделаар во время круглого стола «Куда идет Европа?» В рамках презентации книги ван Миделаара «Переход в Европу: как континент стал союзом», Киев, 30 мая 2018. Фото: Роман Шаламов / Книжный Арсенал

Луук Ван Миделаар— нидерландский историк, спичрайтер бывшего председателя Европейского Совета Германа Ван Ромпеяиавтор бестселлера поистории Евросоюза: «Переход вЕвропу». Украинская версия (перевел известный философ Алексей Панич) недавно вышла виздательстве «Дух илитера».

Вкниге историк рассказывает, как история Европы была полна неожиданностей иимпровизаций, икак еенаправляли различные силы ипротиворечивые модели.

Громадское встретилось сМиделааром вконце мая на«Книжном арсенале». Говорили обистории Европы как историинеожиданностей, роль Украины вконсолидации нынешнегоЕС, нынешнее отдалениеЕвропы иАмерики, атакже отом, будетли ЕСрасширяться вбудущем.

История Европы как история неожиданностей

Яписал эту книгу, чтобы показать: все, что произошло вистории Европы, неявляется чем-то самоочевидным. Отцы-основатели европейской интеграции— Робер Шуман, Конрад Аденауэр, Шарль деГолль, Уинстон Черчилль— неслишком хорошо понимали, что они собираются делать. Конечно, уних было какое-то видение, новтоже время было много импровизацииибыло много счастливых возможностей, которые продвигали европейскую интеграцию вперед.

Большое влияние наисторию Европы оказалСуэцкий кризис 1956года.1956-й отличается тем, что страны-основательницы Европейского экономического сообщества— Франция, Западная Германия, Италия, страны Бенилюкса— вели между собой переговоры отехнических вещах, например, овнешних тарифахнабананы, внутренние правила для угольно-металлургической отрасли. Ивопределенный момент переговоры зашли втупик.

Нотут началась Суэцкий кризис. Французский премьер пригласил немецкого канцлера Аденауэра вПариж. Когда стало очевидно, что мир встал перед риском войны, возможно даже ядерной войны между Америкой иСССР, они поняли: споры отехнических экономическихвопросахуже нетак важны. Тогда они мгновенно достигли согласия относительно технических вещей иначали говорить осерьезных геополитическихвопросах.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: «Путинизм, олигархия идемократия по-украински»— разговор сисследователем авторитаризма

1956-й год был важен также и в другом аспекте. Именно тогда Франция окончательно решила для себя, что ее будущее связано с Германией. Зато Великобритания, которая начала Суэцкий кризис вместе с Францией и Израилем против Египта, чувствовала себя униженной. С тех пор она решила не противостоять против большого брата, Соединенных Штатов, а стать верным «солдатом» США.

ТакимбылСуэцкий кризис, которыйс одной стороны серьезно снизилвесэкономическихвопросов, и одновременно привел к постепенному разделениюинтересов Франции и Великобритании, а с другой —к сближению Франции и Германии.

Про настоящеев истории Европы

Думаю, сегодня присутствие Трампа в Вашингтоне и Путина в Москве оказывает большое давление и подвергает большомунапряжениювсю европейскую систему. Это мощноевнешнеевлияние на европейские страныпобуждает защищать собственные интересы и собственные ценности. Европейцы говорят: если мы хотим выжить как цивилизация, от Исландии до Украины, от Финляндии до Португалии, мы должны быть вместе.

И здесь война на востоке Украины является моментом истины. Для внешнего зрителя понятно, что от этой войны также зависит будущее Европы.

Иран, Украина: единение или разъединениеЕвропы?

Не так давно Трамп заявил овыходе США из соглашения с Ираном. Европейские страны —прежде всего Германия, Франция, Великобритания —были этим шагом очень разочарованы. Ведь над соглашением работали очень долго, целых 15 лет. Для Европы стратегически важно сохранять мир на Ближнем Востоке.

Но СШАводностороннемпорядкевышли из договора с Ираном. Поэтому европейцы, в частности лидеры стран ЕС, чувствуют себя очень уязвимыми. Они чувствуют, что в трансатлантических отношениях появилась трещина. Эту трещину уже невозможно залечитьодними словами.

Иранский вопрос знаменовалэтот раскол в отношениях между ЕС и США. Но Европу этот вопрос скорее мобилизовал, далощущение интегрированности. То же можно сказать и об Украине. Ведь украинский вопрос тоже консолидировалЕвропу, и в течение уже четырех лет европейские страны держат твердую линию в отношении России, каждый раз продлевая санкции. Эти санкции, возможно, не такие мощные, как кое-кто хотел бы, но одновременно они и не такие слабые, как некоторые ожидали. Это компромисс. И он позволяет держать единый фронт. Благодаря этому единому фронту санкции сохраняются уже четыре года. Многие пророчили, что это единство скоро развалится, но этого не произошло. Европейский Союз держится вместе, словно его держит невидимый клей, который часто недооценивают.

«Лидеры стран ЕСчувствуют себя очень уязвимыми. Они чувствуют, что в трансатлантических отношениях появилась трещина» (на фото слева направо: канцлер Германии Ангела Меркель, президент США Дональд Трамп и президент Франции Эммануэль Макронво время саммита G20 в немецком Гамбурге, 7 июля 2017 года). Фото: EPA / FELIPE TRUEBA

Существует ли раскол между ЕС и США?

В определенной степени да. Это кризис, который возник в Америке, и которыйимеет краткосрочную и среднесрочную перспективу. Краткосрочная связана с тем, что президентом США стал Трамп—несколько сумасшедший президент, с особым взглядом на мир, который мало кто разделяет. Кто-то может рассчитывать на то, что через несколько лет в США будет другой президент, и все встанет на свои места. Однако, мне кажется, это иллюзия. Несмотря на то, что Трамп немного сумасшедший, его политика воплощает процессы, которые идут снизу, и которые имеют долгосрочные измерения. Ведь с конца Холодной войны интересы Америки и Европы — двух мощных центров по разные стороны Атлантики—расходятся, между ними все больше дистанции. Трамп является всего лишь симптомом, выражением этого различия.

Это очень важно для европейских стран, в частности для Украины. Потому что Европа сегодня испытывает потребность в большей автономии, потребность в организации самой себя. Эта самостоятельность позволит лучше защищать собственные интересы и ценности в мире.

Но в своей книге я отстаиваю отнюдь не обычную историю о единстве Европы, об объединении под единым флагом, о построении своеобразных Соединенных Штатов Европы. Нет, я не думаю, что мы имеем дело с таким единством, я не думаю, что эта версия истории правдива. Ведь в Европе существуют как отдельные национальные государства —Франция, Германия, Испания и т.д.—так и их объединения. Поэтому флаг у нас не один: есть флаг европейский, а есть национальные флаги.

С одной стороны, это источник постоянного напряжения, ведь всегда существует риск разногласий между различными государствами ЕС. Но с другой, если взглянуть на века европейской истории, многообразие национальных культур, языков, обычаев, то вряд ли разумно верить, что когда-нибудь это исчезнет и превратится в единую централизованную структуру, управляемую из Брюсселя. Европа не похожа на такиецентрализованныесистемы, управляемыеиз одной точки, например, как США из Вашингтона или Россия из Москвы. В Европейском Союзе всегда будет существовать множественность.

Имеет ли ЕС склонность к расширению?

Я думаю, что в Европе до сих пор естьвнутренний локомотив для расширения. В договорах об учреждении ЕС говорится, что любая европейская страна может стать членом ЕС. И это норма, которую вполне можно применить и в отношении Украины, в отличие от Марокко, которая когда-то подала заявку на вступление в ЕС, но европейские лидеры ей отказали, потому что эта страна в Африке. Украина не может получить такой ответ, как Марокко, потому что она в Европе.

Но в вопросе расширения ЕС говорится о большем, чем просто о норме в договоре. Речь идет о совместной европейской цивилизации, которая нас объединяет и ккоторой апеллировала европейская интеграция на протяжении всей истории. Украина это тоже очень хорошо чувствует: именно апеллируя к этой основополагающей европейской идентичности, апеллируя к европейским ценностям, вы доказываете, что вы —европейское государство.

Луук ван Миделаар (второй слева) во время круглого стола «Куда идет Европа?» В рамках презентации книги ван Миделаара «Переход в Европу: как континент стал союзом», Киев, 30 мая 2018. Фото: Роман Шаламов / Книжный Арсенал

Стратегии единения Европы: немецкая, римская и греческая

В книге я пытаюсь описать три способа, в которые европейские институты и государства пытались убедить своих граждан, что они европейцы, и Европа —это хорошо для них.

То, что я называю «немецкой стратегией» —это попытка говорить о совместной идентичности, общейистории, примерно так, как формировался немецкий патриотизм и национализм в начале XIX века, например, у философа Иоганна Готлиба Фихте. Отсюда и идея общегоевропейскогофлага, общихсимволов, общихучебниковпо истории.

«Римская стратегия» —это попытка объединить граждан через древнеримскую концепцию «хлеба и зрелищ». Иными словами, речь идет о том, что политический порядок должен обеспечить людей преимуществами, благами. То есть убедить граждан, что европейская интеграция приносит материальное благополучие, но и другие преимущества: например, свободу передвижения, когда вы можете свободно путешествовать из одной страны в другую.

«Греческая» стратегия (или, другими словами, «афинская») касается древнегреческой политической традиции. Заключается она в том, чтобы дать людям право голоса, возможность влиять на события. Это то, что мы называем демократией. Практическим следствием этого подхода является создание новых институтов, например, Европейского парламента. Этот орган был создан, чтобы у европейцев былаорганизация, которая представляла бы их как европейцев.

Думаю, любой политический порядок по-разному использует эти стратегии, чтобы создать связь со своими гражданами. Но для успеха вам нужны все три подхода. Нужна референция к общей идентичности, когда граждане разных стран могли бы сказать: «мы —европейцы». Европа также должна давать гражданам преимущества и блага. И при этом она должна быть демократической. А значит, все три стратегии крайне важны.

Когда объединенная Европа стала по-настоящему влиять на жизнь граждан

Это произошло совсем недавно. В начале евроинтеграции, в 1950-х годах, Европа была только рынком. Тогда она была интересна только бизнесменам или фермерам, то есть тем, кого это напрямую касалась, кто имел четкие интересы, кто был привлечен к экспорту. Но это влияние было очень точечное.

Я думаю, только с введением евро, общей валюты (в начале 2000-х — ред.), ис кризисом, касающимсяевро (начало 2010-х), а впоследствии —проблемой миграции, связанной с возможностями свободного передвижения людей внутри ЕС, Европа стала чем-то ощутимым для обычных граждан. Иными словами, речь идет только о каких-то последнихдесятигодах, когда в еврозоненачался кризис. В 2015 произошели миграционныйкризис. Именно тогда граждане вдруг, читая газеты, стали больше узнавать о Европе: о кризисе зоны евро, о проблемах в Греции, Италии и др. Поэтому за последние десять лет граждане ЕС впервые осознали, что Европа является чем-то совершенно конкретным. И люди начинают понимать, что это касается их лично, и оказывает на них непосредственное влияние, находятся ли они внутри еврозоны, или вне ее, внутри Шенгенского пространства или вне его. Это новый опыт, многим он не нравится, многим он нравится.

Но важно понимать, что эти влияния европейской интеграции также на граждан ЕС —это дело недалекого прошлого. Нужно время для осознания этого нового опыта, того, что у стран ЕС общая, например, южная граница, которуюи пересекают мигранты.

Граждане ЕС отнюдь не дураки. Они смотрят вокруг, они видят, что происходит в России, в Китае, в США. Возможно, им не всегда нравится то,что делает Брюссель. Но они понимают: мир меняется, и они должны к этому миру адаптироваться.