«Как живется под обстрелами? Х*ево живется». Репортаж из Купянска
В воскресенье, 10 сентября, исполнился год со дня деоккупации Купянска — стратегически важного города Харьковской области. На днях в честь этой даты здесь переименовали улицу и въезд Ватутина.
За последние месяцы на Купянском направлении участились обстрелы. Глава ГУР Кирилл Буданов заверил, что россияне здесь не наращивают силы, а производят ротацию. Однако недавно глава Харьковской ОВА Олег Синегубов заявил, что оккупанты формируют штурмовые отряды и попытаются захватить Купянск во второй раз.
В преддверии первой годовщины освобождения Купянска hromadske побывало в городе и пообщалось с его жителями о жизни под обстрелами и нежелании покидать родные дома, несмотря ни на что.
«Как вам здесь живется?» — спрашиваем мы мужчину в темных очках и шляпе на велосипеде в центре Купянска.
Вокруг нет ни одного уцелевшего здания — только дотла сгоревшие магазины и дома без крыш. Город из прифронтового практически превратился в фронтовой. Даже тишина воспринимается удручающе.
«Живется… А как живется под обстрелами? Х*ево живется!»
На улице Духовной разрушено историческое здание. Это главный корпус бывшего Духовного училища, построенный в конце XIX — начале XX века. Сквозь огромную дыру в фасаде можно разглядеть оставшиеся после какого-то праздника декоративные звезды. Неподалеку — центральная площадь с изуродованным зданием горсовета с патриотическими граффити и желто-голубыми флагами. Вокруг ни одного человека, на горизонте виден черный дым.
На фасаде пятиэтажки надпись «русский солдат не умирает» с зачеркнутым «нет». Напротив — памятник Шевченко. В октябре прошлого года возле него торчал хвостовик от ракеты РСЗО, сейчас его убрали. Дальше — руины еще одного исторического здания, в которое россияне попадали не раз, и местный краеведческий музей, от которого остался только фасад. Оккупанты попали в него в апреле, погибли две работницы.
На остановке — граффити харьковского художника Гамлета Зиньковского: «Осторожно, жизнь продолжается». Его почерк — на заколоченном фанерой окошечке, из которого продают кофе. На здании следы от обломков.
«[Когда был “прилет” по музею], обломками посекло», — объясняетбариста София.
София из Изюма. До начала полномасштабной войны она успела окончить 10 классов. Сейчас от ее школы остались руины. Всю оккупацию София с родственниками провела в родном городе, в своем доме. В подвал не спускались, потому что если «в доме завалит, хотя бы разберут, а в подвале не будут знать, есть ли ты там или нет».
В апреле 2022 года Софию с матерью задержали россияне и три дня удерживали в доме, из которого выехали люди. Оккупанты обвинили их в том, что они являются «снайпершами», а затем — «корректировщицами» и «наводчицами».
«Мы ехали в село Глинское с мамой, там жили бабушка и дедушка. Нас задержали из-за того, что каждый раз, когда мы уезжали из села, начинались обстрелы, — вспоминает София. — Поскольку я была несовершеннолетней, нам выделили комнату в доме. Под конвоем ходили в туалет, кушать. Потом приехали ФСБшники, начали проверять документы, наши портфельчики, чемоданы. Я тогда читала книгу на украинском, сказки, стали ее осматривать.
Маму забрали, но перед этим сказали, что это мы [корректировщицы], потому что три дня нет обстрелов. Приехали к нам домой, все перевернули. Привезли маму, сказали, что у нас есть полчаса, чтобы уехать из этого села и больше туда не возвращаться».
В Купянск София переехала незадолго до освобождения, 3 сентября 2022-го. «Зеленых коридоров», чтобы попасть на контролируемую Украиной территорию, тогда не было, уезжать в россию она не хотела.
«Как раз нам сказали, что будет освобождение и Купянск быстрее, чем Изюм, будут брать, поэтому приехали сюда, — объясняет бариста. — Фактически [в Изюме] как здесь, но здесь сначала ничего не задели, потому что город просто сдали (тогдашнему городскому голове Купянска Геннадию Мацегоре прокуратура объявила подозрение в государственной измене — ред.), а там, в Изюме, россиянам еще нужно было побороться за него».
13 сентября ночью недалеко от дома Софии прилетел снаряд. В самом доме от взрыва выбило окна, во дворе обломками посекло забор, повредило газовую трубу.
«Было 11 часов вечера, все уже спали, я думала, что мне это приснилось, и легла дальше спать, — вспоминает София. — А нифига — что-то за двором шипит. Вышли на улицу, у нас газовая труба повреждена. Перемотали изолентой. Малой [15-летней сестре] в голову попали горячие обломки, пришлось наголо брить».
После этого семья четыре дня пожила у соседей, затем вернулась домой. Когда волонтеры предложили эвакуироваться в Днепр, за час собрали вещи, примерно в полночь уже были в Днепре.
«Нас поселили в бывший спортзал, в одной комнате проживало 40 человек, — рассказывает София. — Рассказали график — в восемь встать, поесть, помолиться. Трижды в день нужно было молиться, в пятницу едешь на детское служение, в воскресенье — на взрослое. Это как секта была, тебе каждый раз толковали одно и то же: "Ты должен молиться, ты должен верить в Бога"».
София с родственниками не выдержали такого давления и через три недели вернулись в Купянск. Затем попытались перебраться в Харьков, но из-за высокой цены на аренду жилья через неделю снова поехали в Купянск.
Возле кафе останавливается микроавтобус. София выносит из него ящики. Уже почти год она волонтерит с центром гуманитарной помощи«ХАБ Вокзал»,с волонтерами познакомилась случайно.
8 июля сеть харьковских кафе открыла в Купянске точку, Софию пригласили работать баристой.
«Меня порекомендовали как надежного человека, через две недели я поехала [в Харьков] учиться на баристу. После учебы прошло меньше недели, и здесь уже открылось кафе».
София работает каждый день без выходных.График работы кофейни — с 8:00 до 17:00. Иногда закрываются раньше. 20 августа, когда россияне попали в здание «Новой почты», что в 400 метрах отсюда, вынуждены были прекратить работу в полдень. Тогда от артиллерийских обстрелов в центре города пострадало 11 человек, возникло несколько пожаров.
«Бубух — взрыв. Выхожу на улицу, там столб дыма, у меня истерика дикая. Потом мы с сестрой уже идем домой, и проносится на скорости машина с открытыми окнами — у парня вся шея в крови. Меня вообще накрыло, я пришла домой, наглоталась успокоительных и легла спать», — вспоминает София.
До большой войны в ее родном Изюме учительница украинского языка «не переваривала россиян», но большинство жителей относилось к ним нейтрально. Однако в селах, которые ближе к границе, «возвеличивали россию». Сейчас, по ее наблюдениям, жители Купянска настроены проукраински. Все, кто хотел в россию, выехали.
«Сразу манатки собрали и за россиянами уехали, — утверждает она. — Тех, кто на россиян работал, — таких здесь много было — сейчас совсем не вижу. Если кто мне что-то за россию говорит — так это все плохое, матами».
На фоне нашего разговора то и дело раздаются отдаленные звуки, похожие на взрывы. София говорит, что уже привыкла к ним, а спит «как убитая».
«Уже полтора года слышу такие звуки, привыкаешь, — улыбается она. — В Харькове, когда проходила учебу, уже необычно, что нет взрывов, “прилетов”, “вылетов”, как-то скучно».
Сейчас девушка проживает в доме с шестью родственниками, отчим служит под Херсоном. В будущем София собирается ехать в Киев, чтобы учиться на следователя.
«Желания оставаться в Харькове не было, тянет в Купянск, здесь уже все свое, родное, — объясняет она. — Нет, [в Изюм не хочется возвращаться], двух домов нет, и желания туда ехать — тоже. В будущем вижу себя в Киеве в Академии внутренних дел и дальше в полиции. А если не выйдет поступить в Академию, то военной».
Рядом с кафе в ящиках с секонд-хендом копается седая пожилая женщина в очках. Волонтер записывает информацию о посетителях и их «приобретениях» в таблицу. Рядом на ветру развевается продырявленный украинский флаг.
«Внучечка старшая сделала из меня прабабушку, уже четыре месяца, сейчас шла за покрывалом, а еще и правнучке нашла штаны и курточку, — расплываясь в улыбке, рассказывает она. — Девушки и на правнучку давали памперсы, и для меня. Каждый ["прилет"] я дергалась, поэтому теперь у меня недержание, и у моей сестры тоже. Но на сегодняшний день я не дергаюсь, а почему — не знаю. Наверное, привыкаю».
Анна Николаевна родилась в селе Ольшана Харьковской области, которое сейчас расположено вблизи линии фронта и находится в оккупации. В Купянске проживает с 1961 года. Работала в торговле, санитаркой, дворником, сейчас на пенсии. Не уезжала из города и во время оккупации.
«Уходила от разговоров [с россиянами], увиливала и старалась не контактировать, когда видела, что кто-то смотрит, делала вид, что у меня шнурок развязался, — рассказывает она. — А вот над парнями издевались они. Например, подходили к тем, что бизнес ведут, набирали все, что хотели, платить — не платили. Еще у меня один был знакомый, бывший милиционер, он в больнице скончался после избиения россиян».
На шее Анны Николаевны — кулон с национальной символикой, в ушах — такие же серьги. Патриотические аксессуары она заказала в телемагазине. В преддверии деоккупации Купянска Анне Николаевне приснились два сна об освобождении города. В одном из них также был ее покойный сын, который 5 с половиной лет назад уехал работать на мебельную фабрику в Подмосковье и пропал без вести накануне войны.
«Я такая чувствительная, и во сны верю, и в бусы натуральные, лечусь ожерельями, оберегами, — зевает она. — Во сне как будто спала, встаю и говорю: "Сынок, помнишь, как ты сказал: "Ма, залей в летний душ воды"?" А он: "Ты только тепленькую и не наливай холодную". И вот я лезу на душ, выливаю и говорю: «Ух ты, Боже! Танки едут с нашими флагами!” А мне во сне говорят: "Ма, слезай, каждый видит то, что хочет". Я говорю: "Нет, посмотри!" И сынок залезает и машет: "Наши вернулись!"».
Интенсивные обстрелы Купянска начались вскоре после деоккупации, вспоминает Анна Николаевна, а новое обострение — около месяца назад. Однако уезжать из города они с сестрой не планируют.
«Когда к нам парни [из ВСУ] вернулись, один говорит: "Матушка, если есть на чем и есть куда, выезжайте, потому что если не удастся взять Купянск, они его разобьют вдребезги". А второй говорит: "Не весь, им нужен только левый берег", — вспоминает она. — Здесь нет [принудительной эвакуации], но кто хочет, пишет заявления и звонит, тех эвакуируют. Бежать никуда не собираюсь, здесь все родное. И я что, крыса? Мы, украинцы, ничего не боимся и свое будем отстаивать. Если судьба погибнуть — погибнем на своей родной земле. Ну а молодежь пусть едет».
Анна Николаевна проживает одна в частном доме. С мужем разошлась, две ее внучки и правнучка живут в Харькове. Пенсия у нее 3700 грн, в декабре получила ее за пять месяцев, говорит, что на жизнь хватает.
«Девочки мои в Харькове. "Если что, — сказали, — медикаменты будем передавать". Я говорю: "Ничего не надо, вам и так там тяжело без меня, а я буду камешками лечиться", — рассказывает пенсионерка.
Анна Николаевна радуется, когда с фронта поступают положительные известия и еженедельно молится в церкви за украинских военных. Когда зимой в храме собирали гуманитарку для бойцов, отдала ватные штаны сына, собственноручно вязала носки.
«Я только прошу у Господа победы и чтобы меньше наши парни гибли, — отмечает она. — Молодые парни, у них родители, семьи, дети, но путин об этом не думает.
Мне кажется, что у него крыша поехала. Я ему желаю, чтобы у него память вернулась и чтобы он вечно прокручивал то, что натворил. А вообще желаю нашим украинцам, чтобы они его поймали. И это все руководство.
В церкви мы все служение плачем. Из Закарпатья, Львова, Харькова артисты приезжают, поют песни за Украину, за Купянск, о войне. Без слез не послушаешь».
Переезжаем на левый берег Оскола мимо столба с выцветшими буквами Z. До линии фронта отсюда около 10 километров. Напротив разбитой заправки — остатки бронетехники с надписью в поддержку ставшего мемом фейкового кандидата в президенты — «За Лебиговича». Среди постапокалиптического пейзажа такая ирония выглядит сюром.
«Это *** (российские — ред.) танчики — они здесь с самого начала», — объясняет Александр Лузгарь, наш водитель и волонтер организации Help People, которая занимается эвакуацией и помогает с гуманитаркой. Ажиотажа на выезд из Купянска, говорит он, сейчас нет.
«Очень много заявок было, когда объявили принудительную эвакуацию с детьми, — вспоминает волонтер. — Тогда много уезжало, преимущественно левый берег, потому что там громче. Бывает, что люди не хотят уезжать, потом где-то прилетело, разбило пол дома, они собрались и уехали. А по правому — заявки есть, но уже не так много».
Возвращаемся на правый берег, в микрорайон Юбилейный с пятиэтажками. Здесь возле торгового центра работает несколько киосков. Позади одного из них мужчина складывает пакеты с продуктами в синий ВАЗ-2104. На часах только около двух, но он уже закрывается.
«В основном движение здесь утром, торговля не сказать, что очень хорошо идет, — признается Сергей Борисенко. — Мы торговали во время оккупации, ни с кем из россиян не общались, в гривнах расчеты были».
Борисенко родился в Купянске. Из города не уезжает из-за бизнеса и родителей-пенсионеров.
«Под 80 обоим, убедить [ехать] их невозможно, бросать тоже нельзя, — объясняет он. — Наверное, четвертая часть жителей Купянска осталась. Преимущественно в Харьков едут, у нас тоже дети в Харькове. Порой, когда выходной, катаемся туда».
Ранее, вспоминает Сергей, Купянск был почти курортным городком: на пляжах на берегу Оскола было много людей, на центральной площади давали концерты. Здесь работали крупные предприятия — в частности, молочноконсервный комбинат и мясокомбинат, которые сейчас повреждены обстрелами. Найти логику в обстрелах, по его мнению, сложно.
«Когда наши в сентябре 2022-го отбросили их, перегнали на ту сторону Оскола, те начали огрызаться, — рассказывает Борисенко. — Думаю, обстреливают, чтобы нанести больший вред инфраструктуре города: "Не смогли удержать, теперь давайте развалим его вдребезги". Слышишь свист — бегом в погреб, если дома. Если здесь, на работе, — куда бежать? Раньше пригибались, сейчас проще к этому относишься».
Через два с половиной часа в Купянске раздается не менее двух десятков глухих «хлопков». И хотя местные говорят, что это «вылеты», находиться в городе психологически некомфортно.
Несмотря на наши выводы, волонтер Александр Лузгарь, который был здесь неоднократно, резюмирует: «Сегодня было тихо». Завтра он будет возвращаться сюда снова.