Киевская выставка Бориса Лурье: NO!art, порнография и Холокост

«Писать стихи после Аушвица — варварство», — считал Адорно. Человечество пока не пришло к согласию в этом вопросе и вряд ли придет в ближайшее время: поэзия пишется, но вопрос остается.

Одним из художников, который весьма радикально пытался опровергнуть тезис Адорно, был Борис Лурье. Основатель движения NO!art еще юношей прошел четыре концлагеря и всю свою творческую жизнь доказывал: после Аушвица можно все, что угодно. Потому что после Аушвица разрушены все моральные принципы, осквернены все идеалы, дискредитирована все идеи, нивелированы все добродетели, отменены нормы. Более того — после Аушвица любые разговоры о норме неуместны.

Борис Лурье родился в 1924 году в Ленинграде, через некоторое время семья переехала в Ригу, которая тогда еще не входила в состав СССР: советские танки появились на рижских улицах в июне 1940-го.

В 1941-м в столицу уже советской Латвии вошли немецкие оккупанты. Лурье были интернированы в гетто, откуда Бориса с отцом перевели в трудовой концлагерь, а мать, сестра, бабушка и возлюбленная Бориса — Любовь Трескунова погибли во время акции уничтожения 26 тысяч евреев.

Бориса с отцом перебрасывали из одного концлагеря в другой, а после освобождения, в 1946 году, они эмигрировали в США.

Старший Лурье, который до войны был предпринимателем, в Америке начал бизнес и довольно быстро стал крупным девелопером.

Борис существовал как художник, в том числе благодаря родительскому капитала, который впоследствии унаследовал. При жизни он не продал ни одной картины, и не потому, что у него не покупали. Не продаваться ни при каких условиях — его принципиальная позиция.

У Лурье сложились тяжелые отношения с катастрофическим прошлым — это был своего рода незавершенный гештальт. Он не чувствовал себя жертвой и считал, что его жизнь куплена ценой покорности и безграничного терпения.

Это «ощущение самоотверженного раба» сидело в нем, как ржавый гвоздь, и на этом гвозде держалось мировоззрение художника.

Борис так и не вышел окончательно из концлагеря и до конца дней воспринимал мир как циничную систему подчинения, где человек — всегда объект насилия, и политического, и сексуального, и общественного, и, в конце концов, культурного.

В отличие от тех, кто, как, например, поэт Тадеуш Боровский выстоял в страшные годы издевательств и окончательно сломался после Аушвица, Лурье неплохо вписался в капиталистический мир, который, несмотря на свое комфортную жизнь, все время жестко критиковал, но концлагерный опыт оставался основой его существования.

Он сделал из своей неизлечимой травмы бренд, вид искусства, но в пику продажному художественному миру свой бренд не продавал.

Две главных составляющих творчества Лурье — порнография и Холокост. И это не бесконечное противоборство стихий Эроса и Танатоса, а грубое порно и концлагерь.

В пропитанном сексуальностью послевоенном западном мире Лурье везде чувствовал насилие, бездушие и бесчеловечность отношений, коммерческую пустоту художественного рынка.

Из каждого угла на него смотрел противный Танатос под маской бессмысленного Эроса. Поэтому, собственно, и NO!art. Единственный ответ безумному миру.

«Нет! Нет! Нет! Всему общепринятому, всему злу и отчаянию, которые царят у нас! Нет конформизму и материализму! Мы против того, чтобы фантазия служила рынку, против утвержденной пирамиды «рынок искусства — вложения — мода — декоративность». Эти игры убаюкивают культуру», — говорится в манифесте движения NO!art, появившемся в конце 50-х.

Его первая работа — «Свобода или вши» (1959), и в ней еще чувствуется влияние экспрессионизма. В 60-е Лурье уже оторвется от всевозможных влияний, течений, движений, и ни на шаг не отступит от своих художественных убеждений.

«Все шло от отчаяния, потому что все мы были от мира искусства, мы видели, что происходит в этом мире, и мы сказали: да пошли вы все! Мы хотим быть художниками, но мы будем ими для себя, нам с вами не по пути».

В 1974-м Лурье съездил в СССР и посетил Ригу, где остались его первые ужасные впечатления. Именно после этой поездки он напишет увесистый том воспоминаний и свой единственный роман «Дом Аниты». «Рабу необходимо привить особые навыки сна. Ему не разрешается спать ни на животе, ни на боку, ни спиной к стеклянной двери. Даже во сне он должен принять позу, удобную наблюдателю. Нам объяснили, что это в наших интересах, потому что приватность сна — это внутреннее отступничество, которое порождает независимые мечты или размышления, а следовательно, выход из-под контроля Госпожи».

Порнороман Бориса Лурье «Дом Аниты» выйдет уже после смерти автора, в 2010-м. Это тяжелое и неприятное чтения, с оргиями, пытками, моральным и физическим издевательствам. Роскошная и беспощадная Анита руководит БДСМ-борделем, который по своей сути — вариант созданного на добровольных началах концлагеря. Его жители пережили Холокост, вытравили его из своей памяти, но все равно предпочитали продолжать свои страдания, а не навсегда от них избавиться: ежедневно они убивали в себе человека всеми возможными способами. Дом Аниты — это не только бордель, но и художественный салон, где человек постепенно мутирует в объект, механизм, элемент декора.

«Декоративную отделку нашего помещения довершают огромные фотографии на стенах — лайтбоксы, изображающие четырех наших Хозяек в типичных для них униформах. Портреты светятся круглосуточно. Проснувшись, мы склоняем колени перед каждым изображением и молча смотрим. Правила этого не требуют, но мы не пропускаем ни одного дня. В своей обители мы счастливы и защищены, наш сон крепкий и здоровый, несмотря на непрерывную вибрацию и постоянное освещение».

Лурье так и не завел себе семью, никогда не был женат, не имел детей. У него случались отношения с женщинами, но жить вместе для него было неприемлемо. Невозможность любви в мире, который убил твою первую возлюбленную, терзала Бориса всю жизнь и, возможно, именно это когда-то и подтолкнуло его к его художественному выбору: «Все шло от отчаяния...».

Чтобы понять личность Бориса Лурье, необходимо быть хоть немного знакомым по его жизни и мировоззрения. Без этого бэкграунда его чрезвычайные работы, причудливые картины, ужасные, монструозные коллажи, его тексты могут не вызвать адекватного отклика. Чтобы понять Лурье, надо начинать с отчаяния.