«Когда я боксирую, думаю о Рокки Бальбоа, а не о бандитах», — полицейская Майя Бреславская / Дорогенька моя

Майя Бреславская — старший лейтенант полиции. Первая в Украине женщина-командир патрульной службы. Руководила патрульной полицией города Борисполь, потом возглавляла управление превентивной деятельности в Киевской области. В мае 2019 года Майю Бреславскую назначили исполняющей обязанности заместителя начальника Главного управления в Киевской области.

До службы в полиции профессионально занималась спортом, закончила школу олимпийского резерва, у Майи — звание мастера спорта по фехтованию.

Мы провели с Майей почти целый день — говорили о реформе, полицейской корпоративной культуре, сериалах и феминизме.

«Дорогенька моя» — проект главного редактора «Громадского» Ангелины Карякиной о равенстве, ролевых моделях, многообразии, политическом и личном. О том, действительно ли сегодня женщины могут, как уверяют в популярной литературе, «иметь все и сразу» — карьеру, личную жизнь, семью? И надо ли всем женщинам обязательно «иметь все»?

Название проекта «Дорогенька моя», с укр. «Дорогуша моя», отсылает к снисходительному обращению президента Украины Петра Порошенко к журналистке «Детектор медиа» во время пресс-конференции 28 февраля 2018 года. Это вызвало реакцию в виде флешмоба «Я тобі не дорогенька» («Я тебе не дорогуша») и широкую дискуссию о месте женщин в медийной и общественно-политической жизни.

Практически сразу после вашего назначения в области произошла трагедия — полицейские убили 5-летнего Кирилла Тлявова в Переяслав-Хмельницком. Вы следили за этой историей. Как это могло произойти?

К сожалению. Это безответственность полицейских.

Как этому помешать можно?

Интересный вопрос: как помешать. Каждого не проконтролируешь, что он делает во время отдыха. Мы должны работать с личным составом и разъяснять то, что не только офицер, но и любой человек должен понимать — что можно делать в населенном пункте, а что нельзя. Нужно предотвращать совершение таких преступлений непосредственно полицейскими.

Вы были на прощании с Кириллом. Вы пришли как полицейская, в форме. Как к вам отнеслись его родные?

Мы с первого дня, как это произошло, общались. Пока шло досудебное следствие, в больнице, затем перевозили Кирилла в другую больницу в Киеве. У нас нормально сложились отношения и они меня не обвиняли. Я пыталась помочь и все полицейские области тоже — никто не был равнодушным, все пытались спасти ребенку жизнь.

Если ты полицейский, должен ответственно относиться к своей роли в обществе. Когда надеваешь форму и идешь на службу — должен быть полицейским, но когда снимаешь форму дома или на отдыхе — ты так же полицейский. Все просто.

Нельзя просто взять и быть полицейским. Это может продолжаться лишь определенное время и в процессе несения службы человек должен осознать, сможет он или нет. И это нормально. Каждый человек должен понимать свою сущность и чем он хочет заниматься.

Вы и ваши коллеги пришли в полицию в 2015 году на волне реформы и в ожидании больших перемен и новой системы. За четыре года многие люди ушли, были демотивированы, потому что не увидели системных изменений. Вы продолжаете работать. Что вас удерживает на этой работе и дает веру, что это был правильный выбор?

Осознание того, что я делаю что-то важное. Для общины, для полицейских, для нашего общества. Мне этого хватает, чтобы работать дальше.

Помните момент, когда вы сказали: «Иду в полицию»?

Помню. Я была тогда на предыдущей работе и один из коллег сказал: «А вы слышали, что уже можно подавать анкету в полицию?» Я думаю: зайду на сайт посмотрю. Зашла на сайт, прочитала требования, что можно онлайн подать анкету и не надо никуда не ехать. Я такая думаю — подаю! И подала. Руководство компании, где я работала, с пониманием отнеслись и поддерживали на всех этапах отбора.

А помните свой первый вызов? Что это было?

Помню. Представляете шоу, когда одновременно выезжает 200 служебных автомобилей, один за другим, рота за ротой. Тогда такие эмоции переполняли. А первый вызов — наезд на пешехода. Только выехали и сразу такой сложный вызов с телесными повреждениями, у пострадавшего была разбита голова, сломана нога. Мы были ближе всех и были на месте уже через три минуты. Думали, что следственно-оперативная группа и скорая медицинская помощь приедут так же быстро, как и мы. Но это было только наше желание.

К вашей работе было приковано внимание. Помню, как в декабре 2015 года вы остановили нашего коллегу, Дмитрия Гнапа, журналиста-расследователя. Кажется, он что-то нарушил и дальше между вами состоялся очень эмоциональный диалог.

Помню. Действительно, водитель того транспортного средства нарушил правила дорожного движения. Не было ничего такого эмоционального, просто так получилось. Была ли это провокация с их стороны, было это преднамеренно или непреднамеренно — я не знаю.

Зная коллегу, могу сказать, что это точно была не провокация.

Он снимал наш диалог на телефон. Мы общались где-то с полчаса, пока было рассмотрение административного дела. Говорили вообще обо всем: профессионал ли я, о функционале национальной полиции, о том, что я должна закрывать игорный бизнес, а не заниматься правилами дорожного движения.

Он начал вас снимать, а вы начали закрывать лицо папкой...

На телефоне была очень мощная вспышка, мне светило прямо в глаза. До этого весь разговор вырезан, а надо было показать. Все проходило в рамках действующего законодательства и все было нормально. Потом начали мне светить в глаза, хотя я просила чисто по-человечески: не надо.

Чем это закончилось?

Составлением админматериала и все, мы разъехались. Пообщались и разъехались. Я не знала, кто такой Дмитрий Гнап. Лицо нарушило. Я сделала все строго в рамках действующего законодательства.

После случая с полицейской Зоей Мельник в Одессе (в начале сентября сержантку патрульной полиции Одессы Зою Мельник уволили из полиции. В руководстве убеждают: исключительно из-за дисциплинарных нарушений — ред.) не могу не спросить о полицейской корпоративной культуре. С реформой ожидали того, что и полицейские не будут бояться открыто говорить о каких-то проблемах. Не боятся ли сейчас полицейские просить о помощи?

Интересный вопрос. Я не знаю предыстории Зои Мельник, чтобы объективно ответить на этот вопрос. Если у полицейского есть проблемы в коллективе или что-то связанное со службой, полицейский должен обращаться к командиру роты, заместителю командира роты, командиру батальона. Затем к начальнику департамента или начальнику управления. Обращалась ли Зоя за помощью к руководству и каким там было отношение к этому — я не знаю.

У вас есть впечатление, что это работает? И что фейсбук — это последнее место, куда полицейский пойдет жаловаться?

Если есть вопросы, пожалуй, все же надо идти к руководителю, который может их решать.

А если вопрос к руководителю? Если он коррумпирован и никто не может помочь с этим? Что делать тогда?

Если мы говорим, что он коррумпирован, это должны быть не просто слова.

Но это очень сложно доказать...

Поэтому можно просто поверить в то, что пишут в фейсбуке? Когда я была командиром роты или начальником управления, и у полицейских были вопросы относительно службы или личные вопросы, они приходили и мы находили общее решение. Я говорю о том, что руководитель своего подразделения должен жить и жизнью личного состава, их проблемами. Не только относительно службы, но и того, что беспокоит полицейских — увеличение зарплаты, новая форма и прочее. А в этой ситуации... Вы можете сказать, куда Зоя обращалась?

Нет, не могу. Расследование покажет, куда она обращалась. Мы как журналисты смотрим на ситуацию, рефлексируем о ее последствиях и о предмете дискуссии. А дискуссия была и о том, куда должен жаловаться полицейский и имеет ли он право бежать в фейсбук?

Полицейский такой же гражданин Украины, как и любой другой, он вправе жаловаться. Можно обращаться и писать заявление. Я не знаю, сделала ли Зоя Мельник так.

Да, написала заявление, ведется расследование.

Тогда все нормально.

Майя, вы можете назвать себя феминисткой?

Нет.

Почему?

А почему я должна называть себя феминисткой? Это какой-то сильно характеризующий фактор. Можем поговорить о феминизме.

Как вы понимаете феминизм?

Я считаю, что само понятие феминизма извращенное. Да, это нормально, что женщины всего мира отстаивают свои права, там, где эти права нарушаются. Все стремятся быть на равных правах.

Вас как женщину никогда не дискриминировали? Ни в одной из сфер вашей жизни?

Не помню. Не было такого.

Вы родом из Горловки? Когда вы в последний раз там были?

Последний раз я была дома летом 2014-го года.

У вас там остались близкие?

Там остались отец и мать.

Вы следите за тем, как идут переговоры о мире? Для вас это важно?

Я хочу, чтобы не было того разграничения, чтобы не было войны и чтобы каждый из этого региона мог вернуться домой и не быть в том статусе, в котором они сейчас, а быть гражданами нашего государства.

Вы знаете, как выглядит сейчас жизнь в Горловке?

Четыре года были обстрелы, а это постоянная эвакуация, какие-то подвалы. Я с родителями общаюсь, никто никого не завербовал. И я надеюсь, что у меня еще будет возможность приехать домой.