«Меня не видели ни наши, ни русня». История бойца, который самостоятельно воевал 46 дней во вражеском тылу
30 октября 2023 года. Окрестности Клещиевки недалеко от Бахмута. Десять украинских военных заходят на две передовые позиции. Через несколько дней их должны были сменить. Но смена так и не пришла — россияне пошли в наступление.
4 ноября. На позиции возле дороги — погибший. Двое других бойцов пошли за водой, но не вернулись. Владимир Гудим — солдат с позывным «Тихон» — остается один. Без связи, без еды и воды.
Чудом, но выжить из их группы удастся именно ему. Со дня, когда россияне оцепили позиции, он пробыл один во вражеском тылу еще 46 дней.
Как ему это удалось? Мы поехали к Владимиру Гудиму в военный госпиталь, где он сейчас на реабилитации, и узнали все от него из первых уст.
О том, как пил воду из луж и талого снега, а иногда и собственную мочу; как девять найденных банок тушенки растягивал на три недели; как вел дневник, чтобы кто-нибудь знал дату его смерти; как его окоп становился могилой для оккупантов; как заблудился и отрезал себе палец; и как он, раненый, голодный и обессилевший, наконец-то услышал долгожданное «вылезай, мы свои… ».
Это все — невероятная история Владимира Гудима.
Доброволец из Херсона
В военном госпитале встречают медсестры: «Вам куда?»
Номер палаты говорит сам за себя. «Ааа, к Гудиму. Он у нас знаменитость. У него брали интервью».
На больничной койке сидит военный. Встречает простым, улыбающимся и одновременно глубоким взглядом. На «знаменитость» реагирует лишь застенчивой улыбкой. Я же, начиная разговор, невольно всматриваюсь в каждую морщинку на лице. Как будто они еще больше могут рассказать обо всем пережитом.
Владимиру — 54. Он из Херсона. Работал в военизированной охране на железной дороге. Говорит: никто не верил, что будет большая война. В начале полномасштабного вторжения мужчина попал в оккупацию. Пережил ее относительно спокойно, хотя и признается: был страх проверок и пыток. Ведь в 2018-м он был в Силы территориальной обороны ВСУТрО.
«У нас по району два раза проверки проходили, но до моего дома они не дошли. Проходили улицу-две — и ехали назад».
Тем временем Гудим и его товарищи собирались и обсуждали, что делать, когда «придут наши». Решение идти воевать приняли единогласно. Как только ВСУ освободили Херсон, мужчины стали на учет.
«Мы пошли, а военкоматы ведь еще даже не работали у нас. Пришли в полицию — стучимся в дверь, а они нас отправили обратно в военкомат. Возвращаемся туда, а они говорят: "Мы еще не работаем, порядки наводим. Приходите, парни, через неделю"».
На фронт Владимир Гудим попал в середине лета 2023 года. Через полтора месяца, будучи уже на позициях под Бахмутом, получил первое ранение — осколок попал в плечо. Но после восстановления, уже в сентябре, он снова взял в руки оружие. Тогда удалось освободить Клищиевку. За поселком продолжались позиционные бои.
«С 8 декабря я уже никого на позиции не видел»
Тихон был командиром отделения — командиром боевой машины 22 отдельной механизированной бригады. В предпоследний день октября вместе с девятью побратимами он вышел на передние боевые позиции в нескольких километрах от Клищиевки. На полпути одну из групп накрыл вражеский дрон. Впрочем, к утру раненым выслали замену. Полноценная же ротация всей группы должна была состояться через 4–5 дней.
С Гудимом на позиции было три бойца. На соседней — в метрах 40 — еще пятеро. Жарко стало уже со второго дня.
«На соседней позиции была попытка захода Диверсионно-разведывательная группаДРГ, наши им забросили гранату. Там один человек погиб и еще вроде один "трехсотый". А на следующий день ДРГ лезла уже к нам. Мы ее уничтожили, но и у нас один парень погиб», — рассказывает Владимир.
4 декабря, когда запасы кончились, двое парней с позиции Тихона пошли за водой. Но так и не вернулись. Их судьба неизвестна. Его же радиостанция села. Фактически с тех пор, как с ним исчезла связь, он тоже считался пропавшим без вести.
8 декабря россияне пошли в наступление.
«До 7 числа я еще видел парней на соседней позиции, а когда русня полезла, уже все. Наверное, их ночью или минами накрыли, или еще что-нибудь…»
Гудима же спасло расположение позиции, которую оккупанты обходили стороной. Она была как бы сбоку от дороги, а россияне — в 200 метрах, в центре Из жаргона военных — замаскированная деревьями и кустарниками линия укреплений или место размещения техники.посадки.
«Меня не видели ни наши, ни россияне. Потому что при появлении дрона я всегда скрывался. Хотя наши тоже искали, где люди… Но я не знаю, чей это дрон — наш или нет».
В тот же день к военному в окоп заскочили двое россиян. В темноте они, вероятно, не разглядели форму и бросились мародерить. Тихон вылез через другой вход и бросил гранату. Взяв радиостанцию оккупантов, он понял, почему его обходили стороной: россиян предупреждали, что дорога может быть заминирована.
«Этих "одиночных", которые при обстрелах прыгали в соседний окоп, я и уничтожал. На моей позиции я так поразил людей 10-12. Говорю, их словно магнитом туда тянуло. Там уже лежала куча тел, а они все равно туда лезли и лезли…»
У одного из оккупантов Владимир нашел блокнот. Страницы с записями вырвал. С тех пор он сам начал вести дневник.
«Если что-то со мной случится — чтобы родные знали хотя бы дату моей смерти».
«Перекусил консервой, которую не доели мыши. Воды ноль»
День прошел. Думал, наши пойдут в контрнаступление, но пока тишина. Только работает арта, бывают прилеты рядом. Бьют и свои, и русня. Перекусил консервой, которую не доели мыши. Воды ноль. А так, пока держимся. Жив-здоров. Из дневника Владимира Гудима за 9 ноября
В стрессовой ситуации хочется не столько есть, сколько пить, рассказывает Гудим. Когда воды не стало совсем, собирал дождевую.
«Если дождь прошел — это праздник. В пустые бутылки из луж начерпал… А что делать? Вода есть вода. Иногда приходилось пить и свои испражнения. Потом похолодало, пошел снег. Днем он таял, а я тогда ставил банку — и так оно понемногу капало».
День прошел без изменений. Наших пока нет, ждем. Как обычно, работает арта, миномет. Хочу домой. Мамка там волнуется без весточки. Я всех вас люблю. Жив-здоров.Из дневника Владимира Гудима за 11 ноября
В поисках пищи он обыскивал убитые и разбомбленные вражеские окопы. В одном из них откопал шесть банок тушенки. На них и держался больше недели.
После того как еда кончилась, боец решил выходить из окружения. Погода была на его стороне: когда дождь — дроны не летают.
Утро пришло. Думаю ночью выходить из окружения. Наших так и не дождался. Ночью пойду, а там — как Бог даст. Аминь.Из дневника Владимира Гудима за 19 ноября
Ранение во вражеском тылу
Владимир Гудим пытался дойти до своих, но вместо этого — сбился с пути.
«Я заблудился. Вышел на незнакомую территорию. Клещиевку так и не нашел. По-видимому, отошел немного в сторону и вошел во вражеский тыл. Уже светало. Дошел до лесополосы и нашел себе блиндаж — в нем и скрылся. Там никого не было, хотя вещи лежали и наши, и российские. Может, позиция переходила из рук в руки».
Через неделю, вылезши из окопа, Тихон замирает. Перед ним — двое россиян.
«Они меня увидели, а я их. Я просто взял гранату и бросил. Один упал, а другой успел спрыгнуть в блиндаж», — вспоминает мужчина.
В этот момент Владимир ощутил удар взрывной волны. Так и не понял, что это было: граната, мина или сброс с дрона. Удар по большей части пришелся на руку. В ноге же поначалу боли он не почувствовал.
Ранен. Оторвало палец на руке. Посекло ногу.Из дневника Владимира Гудима за 23 ноября
«Я посмотрел: палец висит… Его все равно было не спасти, сразу ампутировал. Срезал ножницами, которые были в аптечке. Обработал руку спиртовыми салфетками и колол себе обезболивающие. Это спасло — нагноения на руке не было».
Тихону ранило правую руку. С 23 ноября почерк в его дневнике меняется. На бумаге — капли крови.
Писать левой неудобно. Жив. Что будет дальше — не знаю. Но по звукам [выстрелов — ред.] — они отходят дальше.Из дневника Владимира Гудима за 25 ноября
В одном из блиндажей боец нашел настоящее сокровище — сумку с медикаментами, сигареты и девять банок тушенки. Эти девять банок он растянул на 3 недели. Воду дальше брал из снега.
«После двух недель ранения опухли ноги. Видно, получил обморожение. Была минусовая температура. Минус небольшой, но этого хватило. Так говорят врачи. Хотя я думаю, что у меня пошла гангрена от взрыва и баротравмы», — рассказывает Владимир, глядя на костыли под кроватью. В конце концов, уже в госпитале левую стопу пришлось ампутировать.
Жив. Рука нормально. Не гниет и не болит. А вот нога — не знаю… Пальцы наполовину черные, пузырь лопнул. А так все в норме. Правда, уже неделя голода. Сигареты тоже кончились. И вылазку не сделаешь, и русни ходит по 3-4 человека. Надо ждать, опасно. Атаковать — сдать свою точку. А так жив. Аминь.Из дневника Владимира Гудима за 15 декабря
«Вылезай, мы свои»
После ранения Гудим пробыл на этой позиции фактически месяц. Последнюю неделю у него уже не было еды. Терпение лопнуло — он решил рисковать и лезть прямо через поле, явно усеянное минами.
Утро. Думал сегодня уходить, но вспомнил, что праздник Святого Николая. Думаю, как стемнеет, выдвигаться. Посадкой не пойдешь, потому что русня сидит. Буду идти по полю. Может, заминировано, но другого пути нет. Будем надеяться.Из дневника Владимира Гудима за 19 декабря
Но отступление он каждый день откладывал. То из-за снега, то из-за дождя — на поле грязь или гололед. Через несколько дней, когда он вылез в поисках пищи, его заметили.
«Я выполз, чтобы обыскать того русака. Может, хотя бы сигареты найти. Потому что, как говорится, покурил — будто и есть не так уж хочется. Подполз, слышу крик: "Вставай, иди сюда!" — на русском. Я сразу пригнулся, думаю, ну может не мне кричат. А потом снова: "Вставай, иди сюда!" — и уже выстрел над головой. И тут я понял, что это уж точно мне».
Мужчина подумал, что это россияне. Поднялся, а потом прыгнул обратно в окоп, до которого было метров пять. Но где-то через полтора часа он уже услышал возле своего окопа: «Вылезай, мы свои. Только руки вперед».
Как военные сказали потом Владимиру, по нему не стреляли, потому что в прицел увидели на шапке трезубец.
«И тут — парни свои… Наша форма, все… Они: "Кто такой?" Я говорю: 22-я. А они отвечают, что тоже 22-я. Говорю, слава Богу! Я так обрадовался… Но первым делом сказал: "Дайте что-нибудь пожрать"».
Как оказалось, россияне отсюда отступили еще неделей раньше. Он слышал по рации ночью, что идет смена, но не верил. Его пугал русский язык.
«Я говорю: надежда умирает последней»
Владимира Гудима нашли 22 декабря. Первый звонок он сделал матери: жив-здоров.
«Жив-здоров» — фраза, которой заканчивалось чуть ли не каждое сообщение в его дневнике. Владимир говорит: этими словами он сам себя поддерживал.
«У меня была уверенность, что я буду жить. И меня это держало. Знаете... Надежда всегда есть. Страшно, как говорится, всем. Но нужно думать о хорошем». Спрашиваю: «Вы остались в таких условиях и думали о хорошем?»
«Ну а о чем думать, — отвечает мужчина. — Знаете мудрые слова? Если ты не уверен в себе, ты уже проиграл на 50%».
За это время он потерял 15 килограммов. «Это лучшая диета», — добавляет Владимир и смеется. «Я же говорю: нужно искать во всем позитив!» А я себе удивляюсь: невероятно. Откуда после всего берется этот позитив?
Родным, у которых есть пропавшие без вести, он сейчас советует: надеяться до последнего.
«Мне вот звонили родственники парня из моей роты, который без вести пропал. Спрашивали, знаю ли я что-нибудь. А я только говорю — он пошел за водой и не вернулся... Где он — я не знаю. Но я говорю: надейтесь. Надежда умирает последней».
Это один из двух побратимов Тихона, которые до сих пор считаются пропавшими без вести. Не удалось забрать и тело погибшего товарища на той злосчастной позиции. Ведь за нее до сих пор продолжаются бои.
Какой-то своей исключительности или геройства Владимир не чувствует и просит, чтобы его историю не приукрашивали, чтобы она «не обрастала мифами». Хотя, говорит, его наградили медалью «За отвагу в бою».
«Понимаете, геройство мое, или, я бы лучше сказал, заслуга — в том, что я сразу не оставил свои позиции. Не убежал. Разве что в этом. А так… Тысячи парней так же воюют, защищают… Какой-то исключительности ситуации я не чувствую. Ибо на моем месте мог быть каждый».