«Обмен пленных»: что осталось за кулисами
Возвращение домой режиссера Олега Сенцова, крымского фермера Владимира Балуха, студента Павла Гриба, журналиста Романа Сущенко, крымского татарина Эдема Бекирова, самого молодого из моряков Андрея Эйдера и других незаконно заключенных украинцев бесспорно войдет в социологические опросы как одно из самых значимых событий года. Ведь впервые за шесть лет войны произошло масштабное освобождение политзаключенных, которые были арестованы в России и оккупированном Крыму. До этого в результате переговоров освобождали только пленных из оккупированного Донбасса.
Но есть несколько вещей в этом процессе, которые остались за кулисами.
Во-первых, остались люди.
В России и оккупированном Крыму за решеткой находятся по меньшей мере 86 человек, список которых был обнародован Центром гражданских свобод. Уполномоченный Верховной Рады по правам человека Людмила Денисова заявила о 110 заключенных. Подавляющее большинство из них крымские татары, на которых повесили ярлык «террористы». Также есть невинные люди, которых ФСБ «назначили» «шпионами», «диверсантами» и «экстремистами» чисто по политическим мотивам невинные люди.
Это масштабное освобождение вообще не коснулось пленных на оккупированном Донбассе. Речь идет об украинских военных и гражданских заложниках, а среди них — мужчины, женщины и дети. Упомянутые СБУ 227 человек только верхушка айсберга. У нас весьма ограниченная информация о похищениях и пытках, которые происходят в серой зоне. Ко всему ее сложно проверить. Заключенных держат в изоляции, даже у Международного комитета Красного Креста к ним нет доступа.
Во-вторых, остались вопросы.
Неизвестно, была ли кроме видимой еще и скрытая часть договоренностей. Но создается устойчивое впечатление, что освобождение заложников состоялось в рамках более широкого процесса выполнения Минских договоренностей.
Предыдущие годы в Минске ломали копья не только по поводу пунктов соглашений, но и предлагали выполнять их в различной последовательности. И если переговоры об освобождении пленных нуждаются в тишине, то договоренности по выполнению по-факту мирного договора засекречены от общества быть просто не могут.
По каким правилам будет проходить амнистия и подпадут ли под нее люди, которые совершали военные преступления?
Когда и при каких условиях будут проходить выборы и могут ли они проходить без гарантии защиты прав и свобод человека, например, свободы собраний, свободы слова, права на справедливый суд и т.п.?
Когда Украина сможет восстановить контроль над российско-украинских границей до или после этих выборов?
Эти вопросы определяют наше будущее. И поэтому не могут приниматься тайно даже в условиях полного одобрения странами нормандского формата.
В-третьих, наша с вами ответственность.
Есть заявления президента Владимира Зеленского, что процесс освобождения остальных людей будет продолжаться. Якобы в Кремль уже передали новые списки. И представитель Кремля Дмитрий Песков уже заявил, что «это требует очень тщательной и очевидно затяжной по времени работы».
Поэтому и мы должны приложить усилия, чтобы имена из этих списков звучали. Чтобы за этими именами стали видеть реальных людей, мы должны начать о них говорить.
О 57-летнем крымском татарине Джемиле Гафарове, предиалезном больном, которого нельзя держать за решеткой даже в соответствии с российским законодательством.
О признанном Международной амнистией узником совести правозащитнике Эмире-Усеине Куку, которого после нескольких «профилактических бесед» похитили, избили и потом просто посадили в тюрьму.
О координаторе «Крымской солидарности» Сервере Мустафаеве. Активисты организации носили передачи в тюрьмы, посещали сфабрикованные суды поддерживали семьи, оставшиеся без кормильцев.
Об общественном журналисте Наримане Мемедеминовом, благодаря стримам и постам которого мы получали информацию о преследованиях в Крыму.
Собственно, из-за защиты прав и помощи другим они сами оказались под ударом.
О том, что нам трудно смотреть в глаза отцу авиатора-любителя Валентина Выговского, который получил 11 лет в засекреченном деле по шпионажу, а на самом деле, за отказ сотрудничать с ФСБ. Его отец Павел Выговский несмотря на почтенный возраст постоянно выходит на все наши акции и скромно стоит с фотографией своего сына. На ней улыбающийся Валентин держит на плечах молодого Кирюшку.
О том, что сложно подобрать слова, чтобы поддержать родных, признанного ФСБ «диверсантом», Владимира Дудки. Он уже третий год страдает от язвы желудка и целого ряда хронических болезней, и несмотря на многочисленные ходатайства не получает надлежащей медицинской помощи.
Мы не должны забывать о военном Сергее Глондаре, который не видел свою 4-летнюю дочь, рожденную уже после его плена.
О журналисте Станиславе Асееве, который писал статьи под псевдонимом прямо из оккупированного Донбасса.
О Станиславе Печенкине, который приехал на несколько дней в родную Горловку и с тех пор находится за решеткой.
О владелице зоомагазина Елене Сорокиной, которую боевики забрали прямо из ее дома в октябре 2018 года.
О медсестре Марине Чуйковой, которая поехала проведать больную бабушку и была задержана на блокпосту.
О преподавателе философии Олеге Галазюке, который не мог найти работу в Киеве и оказался в заключении в Донецке.
Мы должны сделать для этих людей то же, что мы совместными усилиями сделали для тех, кого уже освободили.
Недаром, в долгожданный обмен вошли почти все «медийные» и известные международному сообществу политзаключенные. Но эта известность тоже пришла к ним не сразу.
Я хорошо помню, как еще несколько лет назад об их судьбе знали только родные, друзья и правозащитники.
Их имена стали звучать рефреном после сотен организованных акций, флэш-мобов, твиттер-штормов и адвокационных встреч. Поэтому нам важно продолжать работу дальше.