«Правоохранительная машина в РФ — людоедская, и она не умеет ничего другого, кроме как есть людей» — российский адвокат

Наталья Каплан

Адвокат Александр Попков с 2012 года защищает граждан, преследуемых по политическим мотивам, а также экологических активистов. Среди его подопечных есть как российские, так и украинские заключенные. Он входит в международную правозащитную группу «Агора». В разговоре с Громадским Александр Попков рассказал о спецоперациях ФСБ по внедрению в группы молодежи своих сотрудников и сфабрикованных делах по обвинению в «терроризме», о том, как в Крыму все чаще практикуют закрытые судебные заседания, похожие на сталинские «тройки», о роли адвоката в делах политузников ио том, сколько в России оправдательных приговоров: мало, всего лишь 12 на 10 000 человек.

О защите тех, кого преследуют по политическим мотивам

Мы работаем в первую очередь в России и уже достаточно давно защищаем не только украинцев, мы защищаем с 2005-2006 годов россиян, которых преследуют власти в первую очередь за свободу слова, за свободу собраний и какие-то политические преступления.

Каждое дело уникально и относить их можно к разным категориям: Сулейман Кадыров и Николай Семена — это дела по ст. 280.1 УК РФ (призывы к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности РФ — ред.), с другой стороны, эти дела укладываются в экстремистскую направленность, по которой мы давно работаем в России. Одно время в России было очень модно сажать активистов, антифашистов, российских националистов по экстремистским статьям — это ст. 282 (разжигание межнациональной розни — ред.). В последнее время в России нарастает тенденция преследования людей по террористическим статьям, за преступления террористической направленности. И фактор Крыма играет тут огромную роль, поскольку в Крыму были отработаны эти технологии, когда людей совершенно не террористической направленности, которые далеки вообще от терроризма, как Эмир-Усеин Куку, их обвиняют как раз-таки в «терроризме» в кавычках.

О запрещенной в России организации Хизб ут-Тахрир

Решение Верховного Суда РФ от 2003 года о запрете Хизб ут-Тахрир и иных организаций, там порядка, по-моему, 15-20, было одновременно запрещено, оно в общем-то прошло тихо, как бы кулуарно. И пока не начали арестовывать первых людей, первых вот этих приверженцев или наоборот людей, которые не являются приверженцами этого течения, о нем никто не знал.

Александр Попков. Фото: Громадское

Первые более-менее известные осуждения были в 2009 году. Естественно, все сроки юридического обжалования прошли.

Хизб ут-Тахрир, по мнению Европейского суда, это организация, которая злоупотребляет правами свободы собраний, свободы слова, потому что в ее дальнейших планах все эти свободы урезаны, а Европейский суд считает, что если организация борется против этих ценностей, значит, наверное, можно ущемить и ее свободу слова и собрания. Ситуация довольно сложная, но другого Европейского суда для нас нет, и мы вынуждены этой идеологии придерживаться. Соответственно, если на человека поставили штампик «Хизб ут-Тахрир», значит, все правозащитники уже очень настороженно относятся к этому человеку и к его защите.

В России сейчас пошла тенденция, когда сотрудники ФСБ внедряются в какие-то группки ребят (политические, околополитические), прописывают им устав — это «Новое величие» и прочие подобные организации — и потом эти сотрудники ФСБ или сотрудники Центра «Э» (Центра по противодействию экстремизму — ред.), получается, как свидетели, а все те ребята, по сути, становятся террористами: их пытают, из них выбивают показания, их кидают в клетку.

И потом, в общем-то, фальсифицируют эти гнусные и очень тяжелые обвинения.

Про технологии ФСБ в суде

Если вернуться к Эмир-Усеину Куку, то по сравнению с первым приговором «севастопольской четверки», где осудили первых ребят якобы Хизб ут-Тахрир, там же у них была одна статья – ст.205.5 (участие в террористической деятельности), а Куку, сотоварищам Алиеву и другим применили еще одну статью, связанную с насильственным захватом власти (ст.278 УК РФ), а это очень людоедская статья — от 12 до 20 лет лишения свободы.

Александр Попков защищает как российских, так и украинских политзаключенных. Фото: Громадское

То есть минимум, который получит Эмир-Усеин Куку, это 12 лет. При этом у них нет никакого оружия, схронов, никаких брошюр «давайте жечь иноплеменников», у них нет никаких признаков террористической организации. У них есть какие-то мысли о том, что кто-то плохой, кто-то хороший.

Я всем рассказываю эту историю, совершенно дикую, абсурдную, но не могу умолчать: на скрытой видеозаписи, когда их вели, там было несколько человек, и они разговаривают: «Вот что мы делаем? Мы идем в Москву, ее сжигаем, потом возвращаемся и сидим в Крыму. Потом опять идем в Москву, ее сжигаем, потом опять возвращаемся». И эти эксперты-лингвисты, религиоведы какие-то, нанятые ФСБ, делают глубокомысленный вывод: эти товарищи замышляют и продумывают тактику и стратегию террористических действий. То есть они хотели сжечь Москву, а это свидетельствует о том, что они — террористическая организация. Это мне понятно, адвокатам понятно: ребята сидят в клетке и смеются откровенно, что это просто 1571-1572 год (походы Девлет-Гирея, когда крымский хан пошел на Москву и сжег ее), но это же не будет интересовать суд, я так понимаю, российский, им достаточно, что лингвист-эксперт сказал, что это террористическая организация.

Про то, для чего политзаключенным нужен адвокат

Адвокат нужен в первую очередь для того, чтобы пресечь и минимизировать произвол со стороны правоохранительных органов. Адвокат не может полностью запретить все пытки, ограничить их, но он может их минимизировать. Геннадия Афанасьева опасались бить, напрямую избивать, пытать его. Его кидали в клетку, он сидел в ШИЗО, на него роняли кровать, но они понимали, что приехал адвокат и он может приехать еще раз.

Второй очень важный момент — это сбор доказательств для международных инстанций, для последующей компенсации. Да, может не получится оправдать, но все те моральные и нравственные страдания ваши и вашей семьи в итоге будут оплачены Российской Федерацией. И чем больше они будут беспредельничать, тем они больше потом раскошелятся.

И третий момент. Вы знаете, несмотря на то, что у нас, по-моему, 0,12% оправданий по делам, то есть, 12 человек из 10 000 оправданы, это вообще мизерная какая-то составляющая, но тем не менее у нас есть оправдательные приговоры.

У меня с коллегой, с Андреем Сабининым, был в прошлом году как раз таки по политическому делу оправдательный приговор, когда Институт криминалистики ФСБ вынес решение, что нет никакого экстремизма в статье. Статья «молчание ягнят» называлась.

Все-таки есть такие же парадоксальные, абсурдные ситуации, когда даже российский суд говорит: «Ну нет! Ну нельзя уже здесь осуждать человека». Все-таки иногда придерживаются вот этих правовых норм. Понятно, что планка с каждым годом все снижается и снижается.

Про практику закрытых судебных заседаний

Сейчас мы видим ужасную тенденцию закрытие судебных заседаний. Это происходит в Крыму напропалую, когда даже судьи не заморачиваются, чтобы как-то это объяснить. Да, закрытые заседания могут проводиться, но круг ограничен. Это преступления могут быть против половой неприкосновенности, тогда должно быть назначено закрытое заседание. Какие-то преступления, связанные с оскорблениями, с частной жизнью, — конечно, но делать это все сплошняком, когда людей просто не пускают: 30-40 человек приходят и их не пускают, потому что «мы боимся за безопасность приставов». Извините, это абсурд. И в итоге это вообще ведет к дискредитации правосудия, авторитет которого находится на низком уровне.

Я боюсь, что российская правоохранительная машина — она людоедская и она не умеет ничего другого, кроме как есть людей. И они на это сопротивление отвечают все большим давлением: арестовывают не только по четвергам (день, когда в Крыму обычно проходят обыски в домах крымских татар — ред.), но и по средам.

Они пытаются давить на людей, а это только увеличивает круг сопротивляющихся. Мне импонирует, что это мирное сопротивление, никто не говорит «давайте мы возьмемся за ножи и будем что-то где-то поджигать». Исключительно мирные люди, мирно приходят к суду, стоят, возмущаются теми бессовестными действиями правоохранителей, слушают, понимают, что все обвинения в отношении их соплеменников абсолютно беспочвенны. И вот такая позиция она импонирует адвокатам, нас это немножко вдохновляет на защиту этих же людей, которых потом арестовывают.

Про возвращение России к сталинским временам

Каждый день идет снижение планки мотивированности, обоснованности решений. В 2012 году я начинал свои адвокатские процессы с локального протеста в Сочи. Тогда пытались построить в курортном городке крупнейшую в Европе ТЭС. Вырубались зеленые зоны, а люди ложились под машины, организовали там экологический лагерь. В них стреляли, их арестовывали, на них давили. Я ходил в суды их защищал, в итоге никого даже не привлекли к ответственности. Суды прекращали административные дела за отсутствием состава преступления, за малозначительностью. Не было ощущения, что на судей есть какой-то давление. Может, давление и было, но они выносили такие решения.

Александр Попков считает, что Россия возвращается к сталинским временам. Фото: Громадское

С каждый годом это все ухудшалось и ухудшалось. Сейчас мы видим, что, как в Крыму, так и в России, практически невозможно судьям донести свою точку зрения. Ты приходишь и говоришь, что нет оснований человека закрывать, следователи даже не обосновали, почему его надо закрыть, а суд либо закрывает на это глаза, либо дописывает за прокурора то, что он должен был сказать, но не сказал.

Мы постепенно сдвигаемся в сторону «троек» сталинских, в сторону сталинских процессов. Вот эти выдуманные «террористические сообщества», это же примерно 1932-1935 годы, когда в России они были.

А формулировки примерно те же. Скоро будем ждать японскую разведку, белогвардейский союз. У нас будут примерно такие же формулировки рождаться: он работал на японцев, на австрийцев, на немцев и на израильскую разведку.

Про роль правозащиты в современной России

О том, чтобы покинуть Россию, наверное, каждый здравомыслящий человек задумывается. Но адвокат — это тот, кто все-таки не на передовой. Мы все-таки находимся на линии фронта, в защите передовой. И пока есть люди, которые находятся перед нами, пытаются отстаивать свои права, их надо защищать. И мы будем их защищать до тех пор, пока есть в этом необходимость. Сейчас нельзя думать о бегстве.