Расплата за помощь. История освобожденного из плена правозащитника, бывшего наркозависимого Андрея Ярового
«Мне не задавали вопросов о заместительной терапии. Следователь понимал, что я не нес угрозы для их „государства“. Он мне говорил, что если бы я болел раком и получил лекарство — это одно дело. А заместительную терапию в их „республике“ не признают. Для них — это просто раздача наркоты, за которую преследуют в уголовном порядке».
Правозащитник и бывший наркозависимый Андрей Яровой пробыл в плену так называемой «ЛНР» 489 дней. Он ездил на неподконтрольные территории мониторить доступ наркозависимых к программам заместительной терапии, которые с момента оккупации начали закрывать. Но оказался и сам без доступа к лечению и препаратам — hromadske рассказывает его историю.
Кто еще не умер, тот сидит в тюрьме
Высокий, немного сгорбленный мужчина в красной куртке поднимается по лестнице из метро и с улыбкой оглядывается вокруг. Закуривает электронную сигарету и идет на работу, где в последний раз был шестнадцать месяцев назад. Прямо по улице, перейти дорогу, повернуть налево, затем — направо. «Как будто вчера здесь был, ничего не изменилось».
В офисе мужчину встречают коллеги. Пожимают ему руку, смотрят в глаза дольше, чем обычно, и крепко обнимают.
«Я здесь редко бывал. Всегда работал в поле, потому что в офисе я бы просто загнулся», — говорит Андрей Яровой.
Полтора месяца назад его освободили из плена, в который он попал, уезжая с гуманитарной миссией на неподконтрольные территории в августе 2018-го. Тогда Андрея задержали с 38 таблетками лекарственного наркотического препарата заместительной терапии «бупренорфин гидрохлорид». Таблетки он взял на время командировки.
«На программе заместительной терапии я был с 2009 года. Перед этим было множество попыток излечиться от наркозависимости в реабилитационных центрах, но это не давало результата, я все равно возвращался к героину».
Андрей начал употреблять в 1990-х, когда работал моряком. На рейсе, в Антверпене, он попробовал героин.
«Я думал, что я такой умный, волевой, у меня ведь еще такие планы на жизнь! А потом, когда стало поздно, понял, что силы воли и разума должно хватать на то, чтобы не попробовать наркотики впервые».
От первого до последнего раза прошло более десяти лет. Решающей стала программа заместительной терапии. Тогда Андрей закончил еще один университет, начал работать консультантом «Альянса общественного здоровья», стал членом Евразийской сети людей, употребляющих наркотики, «Волна» и каждый день ходил в центр социотерапии, где принимал таблетки. Со временем ему стали выдавать лекарства на длительный период.
С 2015-го Андрей начал ездить с гуманитарными миссиями на неподконтрольные территории на Донбассе.
«Линию разграничения в обе стороны пересекают десятки и сотни людей. И если ситуацию с заболеваниями запустить там, то в случае возникновения эпидемии ситуация ухудшится и здесь».
Там он в течение трех-четырех дней общался с бывшими наркозависимыми, у которых не было доступа к препаратам заместительной терапии, мониторил ситуацию с распространением ВИЧ/СПИД, туберкулеза и других социально важных заболеваний.
«На оккупированных территориях наркозависимых не считают за людей. Они не имеют прав, возможности лечиться. В Луганске и Донецке наркополитика такова, что за факт употребления можно получить годы заключения. Там уголовный кодекс на 90% скопирован с РФ. О заместительной терапии не может быть и речи — для них это не лечение».
Еще во время первых поездок Андрею удалось записать интервью с бывшими наркозависимыми, у которых было все меньше шансов продолжать программу заместительной терапии. Они рассказывали, как были вынуждены покинуть работу, как ухудшалось их состояние, как их знакомые решали покончить с жизнью. Эти видео вошли в документальный фильм «Донбасс: жить или умереть».
«Ситуация с теми наркозависимыми, которые не уехали в Украину, и остались там — очень плохая. Кто еще не умер, тот сидит в тюрьме».
Чтобы мы создавали больше важных материалов для вас, поддержите hromadske на платформе Спільнокошт. Любая помощь имеет большое значение.
Они боялись, что я могу умереть
После того, как Андрея с таблетками «бупренорфина» задержали представители «ЛНР» на пункте пропуска в Краснодонском районе, он успел написать об этом письмо в «Альянс общественного здоровья» и позвонить маме.
На следующий день правозащитника допросили в так называемом министерстве государственной безопасности «ЛНР» и перевели в подвал. Там Андрей не имел ни связи с родными и коллегами, ни с адвокатом.
В это же время мама Андрея заявила в полицию о незаконном задержании ее сына. И отдельное заявление впоследствии подали в Объединенный центр помощи освобождение пленных, что в структуре СБУ.
«В подвалах меня допрашивали три раза. Два из них были особенно тяжелыми. Меня приматывали пищевой пленкой к двери, снятой с петель, надевали на уши клеммы и крутили такую коробку похожую на полевой телефон. Это ужасная вещь, она дает до тысячи вольт разряда. Но сила тока очень маленькая. Человека не убивает, но страдания ужасны. Как будто стробоскоп перед глазами на дискотеке. Ты не можешь отключиться. Тебя постоянно бодрит ток. Те, кто допрашивают, кричат прямо в уши: „Кто твой куратор в СБУ? Какая у тебя задача была? Какой твой псевдоним в СБУ?“».
Первый такой допрос продолжался всю ночь. После него Андрею стало плохо. Врач запретил продолжать.
«После допроса мне пытались сделать укол, но не получалось. Я объяснял, что ранее употреблял наркотики, и у меня нет вен. Тогда мне сделали инъекцию. Я слышал, как врач объяснял, что у меня поднялось давление 210 на 160. И они могут просто не успеть. Они боялись, что я могу умереть».
На втором допросе Андрея «качественно избили». И пытались все же узнать, нет ли у него связей с английской разведкой, поскольку «материнская» организация «Альянса общественного здоровья» расположена в Великобритании.
На третьем допросе Андрею «оформили таблетки», что означало обвинение в контрабанде наркотиков. На справку из киевской больницы, где говорилось о том, что это лекарство, никто не обращал внимания: «Я ни разу не отрицал, что это мои таблетки, мои лекарства».
Правда, еще с первого общения со следователем Андрей знал, что его будут готовить на обмен: «Следователь говорил, что, возможно, до Нового года буду дома. Дескать, им тоже нужно забирать людей. Понятно, что им нужен был обменный фонд, люди для торговли».
Тогда «Альянс общественного здоровья» предоставил Андрею адвоката, через которого он смог передавать короткие записки домой.
«Мы понимали, что на неподконтрольной территории защиты не будет. Но наша задача была установить связь с Андреем. Адвокат — это был наш „дорогой почтальон“. Он передавал записки от Андрея и рассказывал о его физическом состоянии. Нам было важно также получать все документы об обвинении, подозрении», — говорит Павел Скала, ассоциированный директор «Альянса общественного здоровья». В начале февраля 2019-го правозащитника перевели в «Луганское СИЗО», где он находился до «суда».
В это же время в Европейском суде по правам человека по заявлению матери Андрея открыли производство в срочном порядке и предоставили делу приоритетное рассмотрение.
Несмотря на разъяснения об общепризнанной эффективности программ заместительной терапии, Андрею дали 10,5 лет лишения свободы за контрабанду наркотиков. После приговора у него была единственная просьба — не говорить о сроке заключения его матери.
Верить и не останавливаться
Отбывать наказание Андрея перевели в исправительную колонию усиленного режима под Свердловском в оккупированной части Луганской области.
Условия там были лучше, чем в предыдущие месяцы, но все жили в бараках по 70-80 человек, топили углем. Туалеты были на улице, между бараками передвигаться было нельзя, водоотведения также не было.
В колонии Андрей работал ночным дневальным в отделении карантина, диагностики и распределения для новоприбывших заключенных: «Это считалось хорошим местом, просто так туда не попадешь. Нужно было понравиться завхозу, постоянно получать передачи. Остальные заключенные работали на промзоне, где им платили деньги, которых даже на пачку сигарет не хватало».
Все время, пока Андрей там находился, в «Альянсе общественного здоровья» прилагали усилия, чтобы его освободить.
«Мы пытались придать этому делу огласку, писали всем нашим международным партнерам. Но одновременно беспокоились, чтобы не навредить», — говорит Павел Скала.
В конце апреля во время Международной конференции по снижению вреда Андрея наградили премией Carol and Travis Jenkins Award как «жертву дерзкого нарушения прав человека, связанного с незаконным лишением свободы за хранение легально полученного медицинского препарата заместительной терапии». Эту награду в Португалии получали его коллеги, они и зачитали короткое обращение, которое Андрей предварительно надиктовал на телефон. «Самое главное — это верить и не останавливаться», — прозвучало тогда со сцены.
За десять дней до Нового года Андрей узнал об обмене: «21 декабря утром ко мне пришли работники „милиции“, сказали готовиться ехать на спецэтап в Луганск. Зачем — никто не ответил, но я догадался, что это может быть».
У Андрея забрали копии приговоров, оставшихся со времен суда и следствия. И на следующий день он уже был в Луганске, а через неделю — в Киеве. В аэропорту его встречали младший брат и мама, именно тогда она узнала о сроке заключения сына.
«Я сейчас много гуляю, смотрю на город, на людей, восстанавливаю все документы. Привыкаю к тому, что я дома. Решил снова вернуться на программу заместительной терапии, так я значительно лучше себя чувствую. Скоро выйду на работу в „Альянс“».
Андрей спускается обратно в метро. Уже при входе в подземку он прячет вейп во внутренний карман, а по дороге к поезду рассказывает, что в колонии оставил свою кошку Марысю: «Она была красивая, трехцветная. Забрать не позволили из-за того, что это был обмен. Но я ее передал в надежные руки».