«Даже после цензуры роман «Бабий Яр» произвел эффект разорвавшейся бомбы»
Алексей Кузнецов, сын Анатолия Кузнецова
Чтобы мир увидел документальный роман «Бабий Яр», Анатолий Кузнецов вывез перефотографованные рукописи из Советского Союза в 1969 году практически на себе, а затем расшифровывал текст — снимок за снимком, собирая слово за словом.Затем, уже в Англии, в эмиграции, он расскажет, чего это ему стоило.
Долгие годы имя писателя Анатолия Кузнецова было фактически вычеркнуто из истории Советского Союза. Исчезли все рассказы, статьи и заметки — все, где было малейшее упоминание о нем. Громадське встретилось с сыном писателя, который приехал в Киев, чтобы узнать от него лично о том, что пришлось пережить Кузнецову, чтобы издать роман, и понять, как эта книга изменила взгляд на события почти 75-летней давности.
Книга «Бабий Яр» — это документальный роман, воспоминания Анатолия Кузнецова, русского писателя, о расстреле евреев осенью 1941 года, о жизни в оккупированном Киеве, а уже потом — об освобождении Украины от нацистов. Это все, что он видел собственными глазами, ведь его дом находился рядом с концентрационным лагерем.В эту же книгу-документ Кузнецова вошли также воспоминания и свидетельства людей, переживших массовые расстрелы в Бабьем Яру. «Искалеченный», как рассказывает сын писателя, роман был издан в журнале «Юность». И только через 5 лет после написания мир увидел книгу именно такой, какой хотел ее видеть автор без правок, со всеми неудобными для советской власти воспоминаниями, объяснениями и фактами.
Как удалось издать роман в советские времена?
Да, действительно, это было очень странно, что роман смог появиться на свет в советские времена, в небольшой период, когда было с одной стороны еще можно, с другой стороны уже нельзя. Вот, короткий буквально период, года три, наверное, 1955.
Я думаю, что не было, наверное никакой цели. Просто он писал роман, написал его, принес в редакцию журнала «Юность», где его сильно искалечили, выбросив огромные куски — примерно треть основного текста романа. После этого в сердцах отец решил забрать рукопись из редакции и отказаться от его публикации. Но в результате оказалось, что уже были сделаны копии (это было постановление редакции). И роман уже издали, не показывая ему.
А когда вышли гранки журнала, ему сказали, что лучше вам не смотреть, чтобы не расстраиваться. Там простая была логика: после цензурной правки роман превратился в действительно огрызки от романа. До правки роман был изначально антитоталитаристским, если можно так сказать. Разница существенная — одно дело — антифашистская проза: жили люди у себя дома спокойно, никого не трогали, пришли фашисты и все стало плохо. А другое дело — если роман антитоталитаристский. То есть жили люди в условиях сложных, пришли фашисты — стало хуже, пришли потом освободители — и стало ничуть не лучше. Даже в том виде, в котором он был издан, конечно, роман произвел очень сильное впечатление. Говорили, это было что впечатление «разорвавшейся бомбы». Было очень много отзывов и роман действительно прозвучал. Его перевели на многие языки. И тогда при переводе некоторые эпизоды, которые были выпущены из цензуры, попали в часть, которая переводилась. Переводчики недоумевали, как же — тут про это говорится, а там этого нету? Почему такие непонятные вещи с текстом? И ему пришлось многие вопросы решать при переизданиях на зарубежные языки.
Что произошло после того, как Анатолий Кузнецов сбежал на Запад?
Не было не только этого романа, не было ничего, что написано Анатолием Кузнецовым, не было его имени, не было и того рассказа «Деревцо», каких-то таких малозначимых текстов, которые были в газетах, интервью. То есть все, что было написано пусть даже самым нормальным таким, в "советском" стиле, все равно было изъято. В 3-4 номере журнала «Юность», 1969 года, вышел его последний роман «Огонь» — такой достаточно прогрессивный, бодрый роман о сталеварах. И журнал выбросили из употребления. И с тех пор в «Юности» перестали писать на обложках состав редколлегии, куда входил отец, потому что сочли, что это опасно: вдруг кто-нибудь еще увидит, и в редколлегии такого известного журнала…
Как Анатолий Кузнецов вывез роман за рубеж?
Он увез роман буквально на себе. Он увез рукопись, перефотографированную на пленку и они расшифровали эти пленки. На стену вешали простыню, проецировали кадры того, что было переснято, проверяли текст, сверяли. Это было несколько недель напряженной работы. И когда он подготовил роман к выходу, он подготовил и отдельные вставки. Отдельные куски, выброшенные цензурой, печатались курсивом. Кусочки, написанные для связки, уже в Англии, печатались в квадратных скобках и потом он написал, что хотел бы, чтобы роман вышел только в таком виде. И с тех пор, когда переиздается «Бабий Яр», всегда я настаиваю, как правообладатель, чтобы он именно в таком виде печатался. Честно говоря, бывали от издателей просьбы убрать курсив, убрать квадратные скобки, чтобы текст выглядел более цельно, но на это пойти никто не может потому, что это, ну как говорится, последняя воля автора.
Как книга повлияла на мировоззрение людей?
Во-первых, надо сказать, что роман был первым серьезным упоминанием о Бабьем Яре, даже в таком искаженном цензурой виде. После этого все равно пришли массы писем. Ведь люди до этого просто не говорили, что они смогли (те, кто смог) выбраться из Бабьего Яра, они боялись. А здесь они вдруг поняли, что говорить можно, набрались храбрости. И, такие как Нина Ивановна Прудичева, которая вылезла из Яра, она потом участвовала как свидетель в ряде антифашистских процессов. Даже был человек, который пришел, поговорил с ней и ушел, не сказав ни своего имени, ни фамилии, а он выбрался также случайно с места расстрелов.
А затем, и особенно, когда вышел полный текст, уже в 1990-х годах было первое издание, очень многие люди читали, очень многие изумлялись, насколько другой вид имеет роман по сравнению (без цензуры) с доцензурным изданием. И, надо сказать, что, когда вышел в Украине роман в первый раз, очень многие читали роман на Украине впервые «на мове», впервые понимали, что они читают произведение, связанное с историей Украины. По-моему, это очень существенно для этого романа, хотя он был, повторяю, переведен на очень многие языки в мире и продолжает сейчас издаваться.
Как сейчас относятся к роману в России?
В России нет интереса ни к теме Бабиного Яра, ни к юбилею, ни к роману вообще. Честно говоря, в последнее время я его не замечаю, но с другой стороны в этом году был подписан мной очередной контракт на переиздание.
Но в России сейчас украинская тема в любом виде сразу вызывает некие сомнения: стоит ли ее обсуждать, стоит ли говорить. И потом ну очень многое уже оговорено на эту тему. Вообще все время, что я этим занимаюсь, в Украине были куда-более яркая, очевидная реакция. Даже если учесть, что мы проводили творческий вечер памяти отца, — это было в Киевском Доме актера. Было 2 творческих вечера: один в Киеве, в Доме актера, а второй в Центральном доме литераторов в Москве. В Киеве прошел с огромным успехом, очень много выступающих, очень много желающих что-то сказать.
В Москве было примерно пол-зала, и не было такого, на мой взгляд, очевидного интереса к этому событию. Я не могу сказать, почему так вышло, но ясно, что фигура отца вызывает до сих пор очень неоднозначную реакцию и у «братьев-писателей», и у читателей, и вообще у людей, сколько-нибудь заинтересованных. Надо сказать, что своим отъездом, довольно демонстративным и агрессивным по отношению к Советскому Союзу, он вызвал массу негативных реакций по отношению к себе. Многие его так и не простили. Хотя казалось бы: за что тут прощать. Но многие головы тогда полетели, многие какие-то чиновники, какие-то писатели, занимающие высокие посты, просто их лишились именно за «связи с народом», хотя связи эти были, условно говоря, не такие важные. Известный российский актер Олег Павлович Табаков (они очень дружили в Москве), и он где-то за рубежом как-то вышел на него. И он позвонил, и они побеседовали, то есть он не побоялся, как говорится, выводов. Ну вот таких людей было очень мало. Многих было таких, которые просто боялись, что что-то им будет хуже — хотя казалось, что хуже уже некуда.
Он, к сожалению, очень рано умер, ему было всего 49 лет. И фактически, уехав в Англию, он перестал писать беллетристику, он писал другие вещи, он выступал на радио "Свобода" со своей авторской программой, он писал письма матери. И из писем, из текстов выступлений, им удалось сделать 2 книги. Фактически это были книги, не написанные им в эмиграции, но фактически дописанные за него. Но тем не менее для писателя, когда нет основного продукта его творчества — беллетристики — это серьезный аргумент. Многие писатели, которые уехали в эмиграцию, они продолжали работать, продолжали жить, и вернулись в Россию, и тоже продолжали работать. Такие как Василий Аксенов, Владимир Иванович. И был повод для разговоров вокруг них. Здесь повода не было. Во-первых, была крайне негативная политическая реакция, со стороны Советского Союза, а во-вторых, была просто нелюбовь, как говорится, «братьев-писателей».
Некоторые из них, такие как Евгений Евтушенко, до сих пор на него сильно обижены, считает, что он писал какие-то доносы на них в адрес КГБ. Отец после своего отъезда, на одной из первых пресс-конференций рассказал, как его вербовали. Он внятно сказал всем, что он действительно был завербован, что он ради того, чтобы поехать, пошел на этот шаг, писал какие-то обличительные бумаги. Конечно, это у очень многих вызвало раздражение. Я это раздражение разделяю. Я хочу сказать, что в это время, фактически никто не ехал за границу в командировку без какого-либо взаимодействия с агентами КГБ, скажем мягко. Но никто из них об этом не рассказывал прямо.