«Самый холодный континент, к которому прикипаешь сердцем». Три истории украинок в Антарктиде
Двадцать четвертая украинская экспедиция в Антарктиду 2019-2020 годов стала уникальной. Впервые после более чем двадцатилетнего перерыва на станцию приехали женщины-исследовательницы — их было двое в команде из 12 участников. До этого украинки работали на станции «Академик Вернадский» в течение года во время второй экспедиции 1997-1998 годов.
Hromadske пообщалось с тремя украинскими учеными, которые в разное время ездили исследовать Антарктиду, поговорило об их достижениях, любви к холодному континенту, работе в команде и гендерном равенстве.
Светлана Краковская
Сейчас Светлана Краковская — известная украинская исследовательница климата, научный сотрудник Украинского гидрометеоинститута, член Межправительственной группы экспертов по изменению климата (Intergovernmental Panel on Climate Change). В 1997-м она была одной из четырех украинских женщин, которые впервые попали на антарктическую станцию «Академик Вернадский». Там научная сотрудница занималась метеорологическими наблюдениями.
«Для тех людей, которые на тот момент были в руководстве, это было нормально, что поехали женщины. Потому что они учитывали международное окружение. Но после отбора нас для экспедиции в "Комсомольской правде" вышла публикация, в которой говорилось о том, что "украинцы решили взять с собой на зимовку женщин — и теперь им зимовка будет казаться короче". Для меня это тогда был шок», — рассказывает Светлана Краковская.
По словам исследовательницы, мужчины относились к женщинам по-разному. С одной стороны — немного свысока, с другой — пытались помочь. Среди аргументов был и такой: женщины слабее физически. «На это я говорила: окей, введем нормативы, ведь есть женщины, которые могут оказаться намного сильнее мужчин».
У членов команды в Антарктиде работа не делится на мужскую или женскую. В то же время каждый участник должен быть в определенной степени заменяемым на случай болезни или несчастного случая. В команде Светланы все учились оказывать первую медицинскую помощь, управлять лодками и разбираться, как работают дизели. На зимовку, то есть летнее пребывание на станции, традиционно приезжает 12 человек. Все это время они живут относительно изолированно, потому что все станции расположены достаточно далеко друг от друга. Ближайшая к «Академику Вернадскому» — американская станция «Палмер», до нее около 70 км морем.
«В течение той зимовки я как метеоролог передавала им телеграммы по радиосвязи. Каждое утро и каждый вечер мы так контактировали и всегда перебрасывались парой слов о погоде и делах. И в конце сезона человек, с которым я целый год так общалась и ни разу не видела вживую, пришел к нам на станцию со своими коллегами, и мы наконец встретились. Также практичеси всю зиму мы общались с российской станцией Беллинсгаузена, где тогда была одна женщина — жена начальника станции. В том году к ним не пришел корабль, который должен был привезти продукты. Они доедали то, что осталось, и соседи, в том числе и мы, что-то им подбрасывали. Когда была возможность, передавали им консервы, масло, какие-то конфеты».
Посетить Антарктиду могут и туристы, которые приходят на яхтах или туристических судах. Ближайший путь к украинской станции на острове Галиндез — от берегов Чили или Аргентины. Попасть на саму станцию можно, предварительно договорившись, чтобы не мешать полярникам. Светлана рассказывает, когда она работала, у команды «Академика Вернадского» был очень позитивный имидж, туристам никогда не отказывали в визитах. Впоследствии в медиа начала появляться информация, что на самом деле главная туристическая аттракция в Антарктиде — это бар «Фарадей» на украинской станции.
«Действительно, бывали такие годы и такие команды, которые серьезно злоупотребляли "вернадовкой". И распространилась слава о том, что на украинской станции "спаивали" туристов. Вероятно, об этом и не стоит говорить. Но обидно читать об этом в отзывах иностранцев», — говорит научная сотрудница.
Сама Светлана стала героиней медийной истории. Речь шла о том, что, вероятно, украинок так долго не пускали в Антарктиду, потому что у второй экспедиции женщина родила ребенка и его пришлось эвакуировать. «Единственной женщиной, которая забеременела в Антарктиде, и которую я знаю, была я. Со своим мужем я познакомилась на станции. Он был в составе первой экспедиции и остался на вторую. Но, во-первых, меня оттуда никто не эвакуировал, а во-вторых, об этом никто не знал, пока я не вернулась в Киев. Я уже молчу о том, что беременной я ходила в горы, выполняла все свои обязанности, ныряла в гидрокостюме».
До того, как попасть в Антарктиду, Светлана уже была опытной альпинисткой, бывала в трехмесячной научной экспедиции в Арктике. Говорит, привыкла к гораздо более суровым условиям, чем были в Антарктиде. «Там я уже сама учила людей, как правильно подниматься по ледникам, отвечала за туристическое оборудование. Вместе с мужем мы ходили в горы, причем я была более квалифицированной. А он меня учил управлять лодками в море и кататься на лыжах».
«Меня всегда смущал этот вопрос —"как вам женщиной быть в Антарктиде?». Честно говоря, мы не были готовы к тому, что нам будут его задавать, когда ехали туда. Мы были просто обычными женщинами, которые захотели поехать в Антарктиду».
«Я слышал разные версии: от "организм женщины не приспособлен к таким условиям", к возмущению самих мужчин-полярников. В первом случае это даже не смешно, ведь на соседней американской станции "Палмер", где такие же условия, как на "Академике Вернадском", половина состава экспедиции ежегодно — женщины. Во втором случае мужчины говорят: "Ну что это такое, я больше не смогу ходить по станции небритым или в одном только нижнем белье". Или еще хуже: "Если жены узнают, что туда еще и женщины ездят, они нас не будут пускать"».Евгений Дикий, директор Национального антарктического научного центра
Светлана отмечает: в Антарктиду они точно не ехали за деньгами. Научная сотрудница в Антарктиде получала столько же, сколько и в Украине. «Но эта поездка — неповторимая часть жизни. Это словно целая жизнь в жизни. Это континент, к которому быстро прикипаешь сердцем».
Светлана говорит, что желание вернуться в Антарктиду у нее есть. «Мой муж туда возвращался: он был в первой, второй, восьмой экспедиции, и еще собирается. Но кто-то должен и за детьми ухаживать». Научная сотрудница замечает, что скорее вернулась бы на материк в другом статусе — или туристки, или научной сотрудницы, но уже дождавшись, когда на станции появится новое оборудование для современных исследований. Например, когда там будет радар и можно будет изучать особенности облаков.
Мария Павловская
Мария — научная сотрудница отдела экологии и биологии Национального антарктического центра. Год назад она отправилась в Антарктиду в сезонную экспедицию. А в октябре этого года Мария стала одной из восьми победительниц конкурса Научного комитета по антарктическим исследованиям (SCAR). Она изучает морской бактериопланктон — бактерий, которые живут в толще воды и взаимодействуют с фитопланктоном — маленькими водорослями.
Антарктида — не единственная местность, где можно проводить такие исследования. Но здесь все процессы, несмотря на призрачную стабильность континента, очень динамичны, особенно во время полярного лета, которое длится около трех месяцев. «Проводить исследования в Антарктиде — это как измерять пульс пациента на запястье, то есть там, где его непосредственно и нужно измерять. А остальные исследования — это словно фиксировать пульс где-то на колене. Теоретически можно что-то увидеть, почувствовать, но это не будет иметь такой прямой связи, как исследования, проводимые в Антарктиде».
Мы работаем каждый день, чтобы вы первыми узнавали о новостях в Украине и мире. Поддержите финансово нашу деятельность на Спильнокоште, hromadske нуждается в вашей поддержке.
По словам Марии, главная особенность антарктического континента — это то, насколько он разный. На «Академике Вернадском» условия мягкие, «курортные», комфортные для длительного пребывания. Бывают солнечные дни, когда температура достигает +5, и для полярников это уже «очень жарко». В самом Южном полюсе, на французско-итальянской станции «Конкордия» — суровые условия. Каждый регион Антарктики подходит для различных исследований, имеет разный ландшафт. Если украинцам удобно изучать море, то ученым на материковой Антарктиде — подлёдные озера.
Мария бы с удовольствием отправилась в Антарктиду на зимовку, если бы не маленькая дочь. «Наверное, самые яркие впечатления в том, что ты приезжаешь туда— и попадаешь в мир нетронутой природы, где еще 200 лет назад человека никогда не было. Видишь животных, которые тебя не боятся, видишь величие ледников, океана, гор. Иногда такое ощущение, будто это какой-то доисторический или постапокалиптический мир. Фантазировать можно очень много на эту тему. Но отсутствие цивилизации — это уникально».
В сезон на станцию приезжает немало ученых, и сложность проявляется в отсутствии приватности. «Мы живем в кубриках — неких купе. У тебя есть полочка-кроватка, и оно занавешенное шторкой. И это все твой личное пространство. Говоришь по телефону с семьей, если есть интернет, а тут кто-то рядом тоже сидит и говорит. И ты, конечно, не можешь сказать всего, что хочешь».
Пока мы говорим, замечаю у Марии на свитере изображение пингвина. Исследовательница говорит, что за три месяца видела их настолько много, что в конце перестала удивляться. Их было несколько тысяч на маленьком острове площадью в один квадратный километр. «Нас, ученых, было 36. То есть силы явно были несоизмеримы», — шутит Мария. А еще пингвины очень активные, шумные, особенно когда световой день долгий:
«Любое реальное животное, не с картинки — кричит, пищит и имеет свой запах. Но именно поэтому оно прикольно. Пингвины действительно очень симпатичные, и когда мы впервые их увидели, было такое впечатление: боже, это же пингвины, ми-ми-ми! А потом уже привыкаешь и думаешь: все, я уже хочу зеленые деревья, не могу видеть пингвинов».
Евгения Прекрасная
Биолог Евгения Прекрасная ездила в Антарктиду в сезонную экспедицию вместе с Марией Павловской. Теперь она проходит отбор, чтобы поехать в этом году на более длительные исследования — на зимовку. «Самое яркое впечатление об Антарктиде — это край, где нет людей. Они там больше в гостях, а настоящими жителями являются животные, птицы и растения. И они все так ведут себя, словно не знают, что человек очень опасен».
«С 2012 года я изучаю антарктические микроорганизмы. Но тогда я даже не мечтала, что когда-то смогу попасть в Антарктиду. Когда там побываешь, лучше понимаешь, что это за это среда, можешь лучше формулировать вопросы, ответы на которые ищешь, и понимать полученные результаты. Меня приятно удивило, когда мы приехали в Антарктиду и отработали там сезон, что очень многое из того, что спланировали, действительно там сделали. Ведь планировать, когда ты там никогда не был, очень трудно. Думаешь: нужно еженедельно выходить в море, отбирать образцы, но с трудом себе представляешь, какая там погода. Может, там штормы ежедневно или все забито льдом. Удастся ли все это сделать?».
Четкого механизма, как исследователю попасть в Антарктиду, нет. В научном сообществе, которое занимается этими исследованиями в Украине, все друг друга знают. Когда приходит время сезона, желающие отправиться в экспедицию формулируют, что именно хотят изучать в Антарктиде. Затем решается, сколько нужно людей, чтобы поехать и выполнить то или иное задание, формируется список группы. Необязательно быть работником Национального антарктического центра, чтобы поехать в Антарктиду, но надо быть активным участником антарктических исследований.
Путь от Киева до «Академика Вернадского» длится около 10 дней. Сначала перелет в Южную Америку с пересадками в Европе — примерно двое суток. Далее нужно добраться до юга материка — чилийского Пунта-Аренас или аргентинского Ушуайя. А оттуда — около пяти дней кораблем.
«Могут быть и большие, сильные штормы. Но у нас все было спокойно. И все же это самая большая качка, которую я переживала в своей жизни. К этому времени у меня был опыт экспедиционной работы на Черном море, где тоже были штормы. Но в проливе Дрейка все гораздо сильнее: ощущение такое, будто тебя засунули в стиральную машину».
Когда за сезон на станцию приезжает много людей, которые около года сосуществуют в своей замкнутой системе — это стресс. Но обычно конфликтов не бывает. У каждого из ученых собственный распорядок дня. Завтракать можно в любое время тем, что сможешь найти в холодильнике. А обед и ужин — по расписанию. «Если не успеваешь, можешь попросить кого-то отложить тебе какой-то еды. Бывало, например, берешь образцы в море и не можешь приехать и пообедать, потому что опускаешь гидрохимический зонд в это время».
«Интернет на станции практически не работает. Я даже специально писала своим друзьям: перестаньте слать мне картинки, пожалуйста. Потому что каждая картинка может всем "завалить" интернет. Я поудалялась из всевозможных чатиков и групп, где много флуда и шуток: они становятся неуместными там».
Возвращение украинских женщин-исследовательниц на станцию Евгения одобряет. Говорит, что о настоящем гендерном балансе речь будет тогда, когда люди перестанут этому удивляться, лишатся любых предубеждений относительно разделения на мужскую и женскую работу.
«Был один эпизод, когда я возвращалась после отбора образцов в море. Была в огромном красном комбинезоне, он не подчеркивал пол, я была с красным замерзшим лицом и двумя бидонами воды. Зашла в помещение станции, а там были иностранные туристы. И вот иностранец смотрит на меня и спрашивает: "Are you a lady?». Я думаю: конечно, я сейчас не очень хорошо выгляжу. Но говорю: ну да, женщина. Он так обрадовался. Говорит, что в четвертый раз на этой станции, но ни разу не видел женщины, и это так здорово, что наконец появились женщины-исследовательницы. Это было приятно услышать».