«Сейчас в Крыму идет та же депортация — просто тихая, без вагонов» — Зодие Салиева

К Международному дню коренных народов, который отмечают 9 августа, рассказываем историю Зодие Салиевой, ветеранки крымскотатарского движения и матери Сейрана Салиева, журналиста, стримера и активиста, приговоренного властями рф к 16 годам колонии строгого режима. О депортации родителей, возвращении в Крым в 1990-х, борьбе за достойную жизнь на полуострове, преследованиях и арестах крымских татар сегодня — в материале hromadske.

«Здесь есть крымские татары?». «Есть!» — ответили дети. «Вы хотите учить крымскотатарский язык?» Ученики ответили утвердительно. Когда на урок с этим вопросом пришли люди из райисполкома, Зодие Салиева училась в 7-м классе в Самарканде в Узбекистане. Девочка встала из-за парты и сказала: «Я хочу учить крымскотатарский язык, но в Крыму».

Наверное, это было первое сознательное проявление гражданской позиции в жизни Зодие Салиевой. Она родилась в Узбекистане, куда в 1944 году была принудительно депортирована ее мама с сестрами и бабушка. Тогда по приказу Сталина за три дня — с 18 по 21 мая — из Крыма принудительно вывезли Всего, согласно официальным данным, в отдаленные регионы Советского Союза – от северного Предуралья до республик Средней Азии – было депортировано 191 044 крымских татар, а по данным самопереписи, проведенной Национальным движением крымских татар, — 423 100.все крымскотатарское население. Их упекли в отдаленные регионы СССР в вагонах для скота, без воды и еды. Во время депортации и в первые годы изгнания погибли до половины всех депортированных. Им не разрешали возвращаться домой, а в Крыму тем временем стирали все, что было связано с крымскотатарским народом, в том числе их топонимы.

Впервые Зодие увидела Крым уже подростком. И была поражена его красотой. С самого рождения она знала, что это ее родина. Возвращение домой для Зодие затянулось на 38 лет. Она участвовала в многочисленных митингах за право крымских татар жить в Крыму. Пробыла три недели на известном митинге на Красной площади в Москве в 1987 году. А вернувшись в Крым, семья Салиевых годами по кирпичику отстраивала новую жизнь, обустраивала свой дом, крепче запускала корни в родную землю, из которой была жестоко вырвана 78 лет назад. Но с 2014-го россия, называющая себя преемницей Советского Союза, снова лишает крымских татар дома.

Дальше — прямая речь Зодие Салиевой.

Благодаря советской власти, я никогда не видела своих бабушек и дедушек

Я родилась в 1954 году в местах депортации нашего народа, в городе Самарканд, Узбекистан. Благодаря советской власти, я никогда не видела своих бабушек и дедушек. Мой дед по маминой линии — Хаяли Кара — жил ​​под Ялтой, его забрали в 1937-м. Дед по линии отца — Мемет Абибулла, был родом из Бахчисарая, из поселка Алма Тамак, его расстреляли 4 апреля 1937 года. Одна моя бабушка — Хатидже Леманова — умерла от голода и малярии, ей было всего 44 года. Другая — Эдавье Кара — умерла в Узбекистане от тифа, ей было где-то столько же. Ее вместе с детьми принудительно депортировали туда. Так моя мама и четверо ее сестер остались без родителей на чужбине. Как-то должны были выживать.

Мама моя — Сурие Караева — родом из поселка Кекенеиз, неподалеку от Ялты. В мамином воображении весь Крым был такой: вот здесь море и золотой пляж, а вот здесь — лес и горы. Этот поселок вместе с несколькими соседними славился ялтинским луком и табаком, которые там выращивали. Мамины счастливые воспоминания обрываются в 1937-м, когда советские власти забрали и расстреляли ее отца. А потом война началась, а с ней голод и холод. Мама вспоминала весну 1944-го: их старшая сестра уже побелила дом, на огороде уже взошла фасоль. Но собрать этот урожай было не суждено — депортация.

Держали в школе и никому не давали есть

Их всех собрали в школе ранним утром и держали там до ночи, школа была оцеплена вооруженными советскими солдатами. Есть никому не давали. Тогда самая старшая сестра однажды смогла незаметно выбраться из школы и побежала в поселок. Прошел лишь день, а их дом производил впечатление давно заброшенного. Было темно, на полу валялись семейные фотографии, все было опрокинуто. Она схватила швейную машинку и вернулась к матери и сестрам. Моя бабушка очень хорошо шила, и швейная машинка была залогом их выживания.

Их посадили в машины-студебекеры и повезли через Ай-Петри и Байдары, по горному серпантину на железнодорожную станцию ​​«Сурен» в Бахчисарайском районе, которую потом россияне назовут «Сирень», а там — крик, шум, плач. Крымских татар посадили в товарные вагоны. Мама еще была маленькой и не очень понимала, куда они уезжают и что происходит. Они ехали 21 день, большую часть дороги — через пустыню, в страшной жаре. Голод, антисанитария. Их доставили в Самарканд в Узбекистане. Там на станции их уже ждали узбеки. Наша бабушка еще была молодой, у нее было четыре девочки, поэтому их сразу забрали на работу в Название деревенского поселения в Средней Азиикишлак — собирать хлопок.

Мужчина специально подбросил в землянку коробок с тифозными вшами

Однажды в землянку, где они жили, пришел мужчина, который проводил перепись депортированных, и подбросил спичечный коробок, полный тифозных вшей. Специально оставил его в доме. И все заболели брюшным тифом. Бабушка и две ее дочери попали в больницу. Девочки выжили, а бабушка нет. Был февраль, старшую девочку вынесли на улицу, где она долго лежала и отморозила ноги, видимо, думали, что она уже умерла или вот-вот умрет. Она выжила, но всю жизнь имела проблемы с ногами. В феврале 1945 года девочки остались без матери, без отца, без дома. Маме тогда было всего 13 лет. Она добавила себе год, чтобы учиться в Самарканде на ткачиху, куда брали с 14-ти. Там ей дали общежитие, одежду, кормили. Вспоминала, что тогда, в 1947-м, впервые попробовала сахар и наконец наелась белого хлеба.

Все граждане Советского Союза проходили фильтрацию — кто враг, кто нет

Папа мой работал строителем, с мамой они познакомились в депортации. В 1943 году его угнали в Германию, но в конце концов он оказался в Австрии, где строил бомбоубежища. После освобождения возвращался домой через Румынию, где все граждане Советского Союза проходили фильтрацию — кто враг, кто нет. Отец думал, что едет в Крым, но всех крымских татар отдельным эшелоном отправили в Узбекистан. Им объяснили, что в Крыму уже нет их семей. Так и сказали: «Там уж ваших нет».

Папа не понимал, что происходит. Он попал в Ташкент, потом узнал, что двух его сестер и брата вывезли куда-то под Самарканд. Но поехать к ним он не мог. В то время без разрешения комендатуры даже в соседний поселок нельзя было пойти, потому что это считалось бегством и каралось тюремным сроком до 20-25 лет. Мама говорила, что каждый месяц в определенный день все крымские татары ходили отмечаться. Если ты в этот день по какой-то причине не пришел, получал срок. Впоследствии уже после смерти Сталина этот запрет на перемещение для крымских татар отменили. Они могли перемещаться по Советскому Союзу, но не могли вернуться в Крым.

Многие крымские татары долго не развязывали свои узлы с вещами

Был один старый человек, который ежедневно выходил на улицу, чтобы идти домой. Многие депортированные крымские татары долгое время даже не развязывали свои узлы с вещами: «Вот мы здесь ненадолго, нас оправдают и мы вернемся в Крым». Многие умерли из-за тоски. Но время шло, и люди стали обживаться. Мы жили в Самарканде до 1978 года.

Мне повезло: я жила в полной семье, в собственном доме, построенном отцом, у нас уже был свет. Родители делали все, чтобы мы не чувствовали нищеты, голода, холода. Мы ходили в школу. Как раз тогда началась политика укоренения крымских татар, чтобы мы и думать забыли о Крыме. Но разве это возможно? Мама все время нам рассказывала, как они жили в Крыму, что пережили во время депортации. Готовила нам крымскотатарские блюда — фасолевый суп, чебуреки, пельмешки, специальную лапшу и суп с ней. Все время говорила: «Бабушка вот так это готовила, вот так это делала, вот так это выпекала». Передавала нам знания. Иногда рассказывала какие-нибудь легенды. А бабушек и дедушек у нас не было, кто бы нам рассказывал сказки?

Но уже ребенком я знала, что возвращение домой, в Крым — неизбежно.

«Крым оказался еще лучше, чем я представляла!»

До 10-го класса я никогда не была в Крыму, но с молоком матери впитала безграничную любовь к нему. В 1970 году мама смогла организовать поездку на полуостров на несколько дней, взяла меня с собой. Мы ехали в родной мамин Кекенеиз под Симеизом. Сначала прилетели в Симферополь, потом на троллейбусе доехали до Ялты, а оттуда на катере — уже в Симеиз. И вся эта красота вокруг, вся эта природа меня поразила. Я об этом только слышала, а тут впервые увидела своими глазами. Крым оказался даже лучше, чем я представляла!

Мама узнала свой родной дом. Там жили четыре семьи. 

Мама узнала свой родной дом. Тогда там жили четыре семьи. Мама попросила жителей пустить ее ненадолго в родной дом, посмотреть. Но получила отказ. Потом женщина со второго этажа нас все же пустила. Ей дали в доме одну комнату и веранду. И вот мама зашла и начала рассказывать, как во время войны с этого балкона они с сестрами наблюдали за боями, за тем, как тонули корабли, как летали самолеты...

После этой поездки у меня появилось просто непреодолимое желание вернуться в Крым навсегда. Но никто, конечно, не собирался нас туда пускать.

«Мы всегда действовали ненасильственными методами»

В 1978 году начались очередные репрессии против крымских татар. Мне было 24 года, я все это хорошо помню. Как раз тогда Муса Мамут, которого несколько раз сажали в тюрьму, совершил самосожжение в Крыму. К нему в очередной раз пришли силовики, но он сказал: «Я вам не дамся!», облил себя бензином и поджег. Для крымских татар снова ужесточили правила: в Крым нас больше не пускали.

С 1978 по 1992 наша семья вынужденно жили на Кубани. Ведь с Кубани до Крыма было все же ближе, чем из Узбекистана. На Кубани как раз вышел приказ, чтобы местные не покупали у крымских татар дома, чтобы мы потом не могли купить себе жилье в Крыму.

Распустили слухи, что татары будут резать русских

Летом 1986-го в городе Абинске, где мы тогда жили, пошли слухи, что татары будут резать русских. Перед этим в местной газете вышла статья, компрометирующая наш народ. Нас это очень насторожило и возмутило, потому что это неправда — мы априори мирный народ. Поэтому мы потребовали от властей опровержения. Помню, что на акцию у местной прокуратуры я пришла с семимесячным Сейраном на руках.

Впрочем, власти и дальше всячески настраивали народ Кубани против нас.Так что крымские татары решили ехать в Москву на Красную площадь. Это было лето 1987 года, мне было 33.

Эта акция на Красной площади стала прецедентом — такого еще не было в СССР. Я пробыла там три недели. Каждый день мы ходили в редакции газет, чтобы они сообщали о нашей акции. Мы требовали встречи с Горбачевым, но нас к нему так и не пустили. Важно: мы всегда действовали ненасильственными методами, мы мирный народ.

Сейран я в Москву уже не брала, потому что не те условия для маленького ребенка. Но на площади были женщины с маленькими детьми. Памперсов же тогда не было, и вот мужчины снимали свои майки, давали вместо пеленок.

Кого-то из митингующих на Красной площади избивали. Начали увольнять с работы, выписывали им выговоры. Статья — «прогул». Меня эти санкции не коснулись, потому что я как раз была в декрете с Сейраном. Но в общем-то все эти наказания никого не пугали, потому что мы знали, за что стоим. У нас была цель — вернуться в Крым, открыть там свои школы, развивать свою культуру, говорить на родном языке. Как это было до депортации.

Бессрочная забастовка, чтобы вернуться домой

А через год, в 1988-м, Андрей Громыко (со 2 июля 1985-го по 1 октября 1988 года — председатель Президиума Верховного Совета СССР) заявил, что возвращать в Крым крымских татар нецелесообразно, потому что полуостров уже перенаселен. Мы написали коллективное заявление, что не согласны с таким решением и объявляем бессрочную забастовку — до решения нашего вопроса. Вот тогда меня и уволили из банка, где я работала, по статье «прогул».

А в 1991-м мне предложили работу в «Крымбанке», только что открывшемся в Крыму. Это была большая удача. Я приехала к управляющему этим банком, он посмотрел мою трудовую, а там увольнение за прогулы. Спрашивает: «Прогуливали?» Я говорю: «Участвовала в национальном движении». Он тогда: «Ясно, работайте». Так я оказалась в Симферополе, моя мама оставалась на Кубани с моими детьми.

Я принялась искать жилье. Но в Крыму дома крымским татарам не продавали или называли нереальные суммы, чтобы никто их не мог купить. Тогда крымские татары решили, что раз нам не возвращают наши дома и не продают вообще никакое жилье на полуострове, тогда нужно добиваться выделения земельных участков. Местные власти нам отказали. И вот тогда начались самозахваты. Но нашей семье наконец-то удалось обменять жилье в Краснодарском крае на жилье в поселке Бахчисарайского района. В 1992 году мы навсегда вернулись на Родину. Сознательное детство наших детей прошло уже в родном Крыму.

И вот когда мы наконец-то вернулись и только-только начали обустраиваться здесь — каких-то 30 лет прошло — как нас снова лишают дома... Или ты должен прогнуться под российские власти, или уехать из Крыма, или — арест и суд на территории россии. Это тоже депортация, просто тихая, без вагонов...

Сорвала их флаг и вслед бросила им

Когда в 2014-мначались все эти события на полуострове,в местах компактного проживания крымских татар была организована оборона — мужчины ночью дежурили на улице, чтобы не было никаких провокаций. Мой сын Сейран тоже брал термос, бутерброды и шел дежурить.

Я уже работала в Меджлисе, когда однажды с его здания так называемая «крымская самооборона» сорвала флаг, чтобы повесить свой. Я им говорю: «Что вы делаете? Я его сейчас сорву! Он здесь висеть не будет!» Они меня не послушались, сорвали, повесили свой. Еще не успели уйти, а я уже поднялась на второй этаж, сорвала этот флаг и вслед им бросила. Я тогда еще даже не представляла, что все сложится именно так, как сложилось...

В мае 2016-го на рассвете силовики ворвались в дома четырех крымских татар. Сейран тогда побежал в мечеть и через рупор известил людей, в каких домах начались обыски. Два месяца силовики разыскивали, кто это сделал, пока кто-то не указал на Сейрана. Он тогда заплатил штраф в 20 тысяч рублей. В 2017-м ему уже дали 12 суток ареста за его журналистскую деятельность.

Три вида войск снова пришли в наш дом и арестовали Сейрана

11 октября 2017 года на рассвете силовики снова пришли в наш дом. Это было что-то! Три вида войск — черные, серые, камуфляжные. Неужели, думаю, в таком количестве с автоматами и собаками они пришли к одному человеку? Полчище! Весь народ, чтобы не собирались у нашего дома, они отогнали через дорогу в поле. И тогда я поняла, что это надолго. Силовики расспрашивали об оружии, взрывчатке, наркотиках. Все здесь перевернули. Я заправляла диван, а на его спинке лежали детские игрушки, я начала разбрасывать их и говорить: «Вот такое у нас оружие, вот оно!» Они сразу положили Сейрана на пол, надели наручники, а затем забрали. Его обвиняли в якобы «терроризме», хотя на самом деле наказывали за его журналистскую деятельность и активизм.

Мы были готовы, что срок Сейран получит большой. Иллюзий не питали. 16 сентября 2020 года Южный окружной военный суд в Ростове-на-Дону объявил приговор фигурантам второй бахчисарайской группы по «делу Хизб ут-Тахрир». Все они получили от 13 до 19 лет тюрьмы. Сейран — 16 лет колонии строгого режима, после апелляции — 15 лет.

Мои родственники были в ГУЛАГе, но империя зла не вечна

Но я уверена, что империя зла не вечна и что справедливость в конце концов победит. При Сталине мои родственники были в ГУЛАГе. Однажды мой дядя еще в студенческие годы сказал: «Вот бы этот усатый умер, то и народ стал нормально жить». И его тут же обвинили в шпионаже и приговорили к лагерям. Это было в 1951 году. В 1955-м его освободили.

Я верю и надеюсь, что наши сыновья и мужья не будут сидеть в колониях весь срок. Верю, что увидим их раньше. Они сильны, они выстоят. Как в свое время выстояли наши отцы и мы.

Автор: Мария Семенченко