«Сейчас все конфессии объединяет то, что против нас один cатана». Интервью с капелланом Сергеем Цёмой
Отец Сергей Цёма стал капелланом в 2005 году, с 2015-го начал ездить на фронт — служил литургию прямо в окопах, исповедовал и причащал бойцов. Когда же в феврале россия развернула полномасштабное наступление, продолжил служение в Киеве.
На этой войне отец лишился брата Ростислава. Его, тоже капеллана, оккупанты расстреляли в начале марта.
Вместе с отцом мы едем на одну из позиций наших военных в Киевской области. Хотя столичный регион уже полностью освобожден, защитники остаются на своих позициях.
О гневе и ненависти от потерь, о месте Бога на войне и нужны ли люди в рясе на фронте — в интервью у блиндажей.
Об опыте капелланства: капеллан – не рок-звезда
Мы с моим товарищем, отцом-капелланом Дмитрием ездили на фронт вдвоем. Сказать, что ты пришел и тебя за рукава хватают со словами: «Я хочу с капелланом поговорить», — это, конечно, не так. Но есть и глубоко верующие. Иногда это удивляет — приходишь в окоп, думаешь, что там атеистов больше половины. А к тебе обращаются с религиозными вопросами.
К тебе не прибегают в отчаянии, не говорят: «Спасите, отче, я петлю держу в руке»
Капеланство включает и психологическую поддержку. Но если кто-то думает, что мы стараемся побороть страх перед войной — это не так. Основное количество обращений, 70%, — семейные проблемы. Меньше подходят с военными или осмыслением убийств.
Иногда кажется, что ты делаешь банальное дело, а потом тебе звонят по телефону и благодарят, что ты, оказывается, жизнь спас. Ведь на самом деле к тебе не прибегают в отчаянии, не говорят: «Спасите, отче, я петлю держу в руке». Но потом оказывается, что ты хорошее дело делаешь.
Однажды мы приехали на позицию, а мне говорят: один мужчина, который был протестантом, хочет поговорить с вами. Мы где-то час говорили. А он стреляет из такой очень мощной пушки. Я спрашиваю: «Друг, а как же ты объединяешь веру в Бога и войну?» А он мне: «Пока в ту сторону у меня только благая весть (показывает на ящики со снарядами), а потом, после войны, буду замаливать все грехи».
Сейчас ребята с востока звонят по телефону и говорят: «Молитесь, потому что там страшные вещи»
Многие есть таких, что потом звонят. Бывает ночью, под хмельком, в отчаянии. Вот сейчас ребята с востока звонят по телефону и говорят: «Молитесь, потому что там страшные вещи». Один сейчас в нашей группировке в Луганской области, а девушка его — в Мариуполе. Ты молишься, а на душе тяжело — как знать, жива ли она, жив ли он еще. Страшно.
Лицемерия не бывает в окопах, когда стоит вопрос ребром. Поэтому и не удается московскому патриархату сюда проникнуть
Что вообще не терпимо в капелланском служении — это любое лицемерие. Ведь мужчины к нему очень чувствительны. Если мы возьмем Евангелие, там фактически нет однозначных персонажей. Таких, чтобы, знаете, полностью отрицательные или полностью положительные. Даже Иуда — и тот потом не роскошествовал и не купил себе поле, а повесился. Апостол Петр, клявшийся Христу в любви, бегал с мечом, хотел в саду защитить Христа, потом сам сбежал. Но единственный негативный персонаж — это лицемерный фарисей, который Христа критиковал. Поэтому таких вещей, как лицемерие, не бывает в окопах, когда стоит вопрос ребром. Поэтому, собственно, и не удается московскому патриархату сюда проникнуть.
Фактор войны дает возможность многое разъяснить на пальцах из того, что раньше нужно было разъяснять часами. Все становится очевидным, наглядным: вот зло, вот добро, вот московский патриархат, туда не надо ходить.
О «религиозном трибунале» и большом «фу» для главы русской церкви Кирилла
Механизма религиозного трибунала нет никакого. Мы выразим официальную обеспокоенность, напишем большое «фу» Кириллу? И что? Ты ему ничего не сделаешь — ни физически, никак. У нас такая структура. В католической церкви есть Папа, ему подчиняются кардиналы. А у нас каждый патриарх в своем государстве.
Поэтому все это лицемерные усилия. Если московский патриархат говорит: «Мы не будем упоминать Кирилла в богослужении», — это ничего не значит. Это то же, что чиновник скажет: «Я сниму портрет президента-изменника со стены, но все равно остаюсь на своем посту».
Надо определиться, вы красивы или умны. А сейчас начинаются всевозможные танцы с бубнами. Потому что они не хотят присоединяться к нам (к ПЦУ, — ред.). Они хотят, как москали сейчас, прийти с какими-то правами. Мое личное мнение: при таких условиях нам сейчас их не нужно. Их станет больше, чем нас. Это принцип бочки с квашеными огурцами: если свежий огурец попадает в бочку, он не сделает квашеные свежими.
О полномасштабном вторжении
Мы должны были ехать на восток в десятых числах февраля, но увидели, что что-то грядет. Я пошел к своему товарищу, тоже капеллану, и говорю: «Братик, наверное, кацапы сюда придут. Не будем дергаться. Женщины, дети остаются здесь, и мы остаемся». И вот ночью 24 февраля я выбегаю во двор, вижу взрывы. Страх был. Я готовился к этому, должен уже привыкнуть — с 2015 года на востоке, но это другой страх. Детей своих я еще перед этим отправил на запад, потому что видел, чем пахнет. Жена была здесь. Потому я и оставался.
Когда я звонил по телефону, они уже были мертвы
В Ясногородке с 4 на 5 марта случился бой. Мой брат Ростислав как раз был на той позиции. Звонит мне и говорит: «Здесь колонна танков довольно близко зашла, передай, куда надо». Потом я звоню, а он вне зоны. Я подумал, ну сейчас война, всякое бывает. На следующий день узнал, что, когда я набирал, они уже были мертвы. На другой день только забрали их тела.
Они стояли на блокпосту. Заехал БТР и две БМП — россияне проводили разведку боем. С блокпоста ребята начали стрелять. россияне начали из пушек, стоящих на БМП, лупить. Началась перестрелка, семеро россиян погибли, наших пятеро. Погиб еще один гражданский и проходившая мимо бабушка.
Потом военные мне рассказали: пока услышали стрельбу, пока приехали, увидели только хвост той БМП. Кацапы кричали: «Засада!» И когда они ушли, прилетели две авиабомбы по деревенским избам, после которых остались огромные воронки. Ориентиром стал храм, у которого стоял блокпост. Остальные села остались целыми. То есть, можно сказать, что они защитили село. Тогда уже начали подтягиваться наши войска, и в Ясногородке кацапов не было.
О гневе и ненависти во время войны
Когда видишь Бучу, то уже по-другому понимаешь все эти проклятия
И пацифизм, и миротворчество могут быть злыми, как мы видим. Когда война идет, а ты играешь в пацифиста или миротворца и говоришь, что выбираешь нейтральную позицию, тогда как твои (россияне, — ред.) убивают, это — обычное лицемерие.
Религиозный человек — не флегматик, лишенный негативных чувств. В Библии есть гневные псалмы, исполненные ненависти. Во время войны они становятся понятными. Когда сидишь в теплом доме и попиваешь кофе с печеньем, то думаешь: о каких проклятиях вы кричите? А когда видишь Бучу, ты уже по-другому понимаешь все эти проклятия. Все эти вещи уже не нужно разъяснять.
Сейчас гнев — не преступление. Подавлять в себе ненависть к садистам будет лицемерием
Гнев — один из защитных организмов человека. Эта эмоция полезна, когда она своевременна. Когда убивают твоих родных и близких, а ты будешь включать какие-то другие рефлексы, здесь жалость и сантименты несвоевременны. Гнев — это своевременная эмоция. И заменителей ему пока не знаю. И как справиться с гневом, когда это произошло с твоими родными и близкими, я не знаю. Разве что единственный вариант — балансировать и разбавлять положительными ощущениями от тех, кто еще жив. Ведь просто подавлять в себе ненависть к садистам будет лицемерием. Сейчас гнев — не преступление.
Трудно дать какую-то универсальную инструкцию на все времена. Но, как говорят кацапы, «дорога ложка к обеду». Для каждого времени — своя эмоция и свой подход.
«Самая большая радость связана с величайшей трагедией. Не только у христиан, а вообще в человеческой истории»
Мы не ходим в розовых очках, что будет хорошо. Мы все знаем, что будет довольно тяжело. Даже с теми жертвами, которые сейчас есть, — это уже очень много погибших. А будет еще больше. Но в конце будет Воскресение. В Евангелии написано: «Христос говорит: “Через два дня будет Пасха и все будет хорошо”». То есть величайшая радость связана с величайшей трагедией. Не только у христиан, но вообще в человеческой истории.
Важно, чтобы люди оставались людьми
Дай Бог, чтобы эта война изменила нас к лучшему. Ведь то, что она не проходит бесследно, — это факт. По сути, многих людей она будет озлоблять. В войне кто-то лишается последнего, кто-то оказывается таким, каков он на самом деле. Еще один из моментов капелланского служения — чтобы люди сохраняли свою человечность. То, что на войне приходится убивать, это ужасно, но война всегда идет в одной связке с насилием, садизмом, пытками. Поэтому так же важно, чтобы люди оставались людьми.
Самое главное — должно быть единство, а разногласия должны покрываться любовью. Сейчас все конфессии объединяет то, что против нас один сатана. И мусульмане, и православные, у нас у всех один сатана. Сейчас нужно разобраться с ним. А со своими религиозными и политическими предпочтениями будем разбираться после войны.
Автор: Надежда Сухая