Смерть 5-летнего мальчика. Какую еще цену нужно заплатить, чтобы полиция перешла под контроль общества?

Я занимаюсь проблемой незаконного насилия в милиции с 1998 года. Я работал со статистикой, уголовными делами, брал интервью в тюрьме в Макошино (Менская исправительная колония № 91 в Черниговской области в поселке Макошино, считается одной из самых закрытых — ред.), сидел в архивах внутренней безопасности и проводил опросы как населения, так и жертв насилия. За эти годы я видел действительно все, что может сделать человек, если он уверен в своей безнаказанности — пойти на кражу, убийство, пытки, торговлю наркотиками, похищение людей. Все это время я постоянно слышал, что «милиция — это часть народа». Это часто повторяли генералы, желая разделить ответственность за то, что делают их подчиненные с обычными гражданами. Ответственность, разделенная на миллионы, фактически исчезает. Есть и другие способы уйти от ответственности и остаться безнаказанным. Например, при помощи коллег уничтожить улики на месте преступления, потерять образцы для экспертиз, или, в конце концов, надавить на пострадавшего и его семью.

Все методы хороши, когда они работают. Особенно если расследование ведут твои коллеги или их знакомые. Ведь сколько бы мы не реформировали полицию, прокуратуру, не создали новые органы расследования — все они будут исключительно государственными, а значит — находящимися во взаимоотношениях и взаимоподчинении с другими правоохранительными органами. А это означает одно — ворон ворону глаз не выклюет.

Если долго смотреть на статистику преступлений, совершенных работниками милиции, а потом полиции, то можно увидеть, что там не бывает взлетов и падений. Все работают на свой показатель — и внутренняя безопасность, и прокуратура, и перемены и лишние вопросы им ни к чему. Так было и остается, исключением является 2014 год, но это лишь подтверждает правило. Удивительно, что в 2014 году запрос на изменения в системе у полицейских был даже выше, чем у обычных граждан. Они реально думали, что это возможно. И я тоже.

Думаю, что степень разочарования у них тоже не меньше, чем у нас. Бессмысленно в очередной раз повторять, как и с чего начиналась эта «реформа». Карнавал в СМИ и социальных сетях был настолько интенсивным, что люди до сих пор спрашивают «это новая полиция или старая?», тэгают в Фейсбуке [Арсена] Авакова (глава МВД — ред.) или [Антона] Геращенко, наивно полагая, что что-то поменялось, и это просто случайность. О том, что все будет как и раньше, лично я понял сразу после расстрела БМВ в Киеве и патрульного, который остался безнаказанным (речь о деле патрульного полицейского, который в феврале 2016 года во время погони за пьяным водителем «БМВ» застрелил человека — ред.). Стало ясно, что реформы не будет — никто не хочет менять старую систему, где безнаказанность является составной частью лояльности и мотивации. «Делай, что сказали, а мы тебя прикроем, когда надо будет» — этот тезис вел на штурм Майдана сотрудников Беркута, а потом с ним их отправили в АТО. С этим девизом полицейских заставляют работать без выходных и отпусков, без оплаты сверхурочных. Безнаказанность — нематериальный актив, который многие получают в награду за выполнение любых, даже самых странных заданий руководства. И именно поэтому настоящая реформа полиции начнется в тот момент, когда безнаказанности положат конец.

Независимая система сбора жалоб на полицию, участие общественности, аудиторов, парламента в расследовании жалоб и преступлений полиции — эти давно действующие в других странах модели пылились на столах не одного министра внутренних дел, включая действующего, а мы тем временем видели Врадиевку (дело о групповом изнасиловании и жестоком избиении девушки сотрудниками Врадиевского райотдела милиции в июне 2013 года — ред.), Кривое озеро (дело об убийстве, в котором были замешаны сотрудники полиции в августе 2016 года — ред.), смерть Кати Гандзюк (после покушения в июле 2018 года в Херсоне общественная активистка Екатерина Гандзюк из-за полученных травм скончалась — ред.) и еще сотни других историй, одна страшнее другой. И сегодня, после смерти ребенка, остается один вопрос — какую еще цену нужно заплатить, чтобы полиция перешла под контроль общества? Кого еще нужно убить, чтобы она перестала расследовать свои преступления сама или вместе с другими государственными органами? Мне просто хочется услышать ответ, сколько еще людей должно пострадать, чтобы стало окончательно ясно — это не «отдельное гнилое яблоко в корзине», это корзина, которая никуда не годится.

Мнение редакции Громадского может не совпадать с мнением автора.