«Смерть пахнет сиренью». История военного, извещающего о гибели

«Это был, наверное, самый трудный момент службы»

Ко мне война пришла в 2014 году. Тогда мой младший брат на свое совершеннолетие пошел добровольцем в батальон «Карпатская Сечь». Затем на фронт отправились друзья, и я постепенно стал обрастать знакомствами среди военных. Люди с другими жизненными ориентирами просто отсеялись: война отфильтровывает окружение.

Повестку я получил сразу после начала полномасштабного вторжения. Уже в военкомате командир сообщил, что я и еще два офицера будем разносить уведомления о гибели военных их родным. Это был, наверное, самый трудный момент моей службы — когда мне сказали, чем буду заниматься.

Была просто паника: пришел домой, сорвался на жену, поругался с друзьями, целый день был злым. Жена Катя сказала: если у меня есть проблема, то всегда могу с ней поговорить. Именно разговор с ней помог мне успокоиться и принять страх перед будущей работой.

Дату, когда заносил первое уведомление, не помню. Тогда в Попасной погиб мужчина примерно 60 лет. Он воевал раньше, после демобилизации не смог адаптироваться к гражданской жизни и найти себя, так что когда началась полномасштабная война, ушел на фронт и чувствовал себя на своем месте.

Суть моей работы такова: я передаю родственникам погибшего военное уведомление, затем вместе с ними еду в морг, где проводим опознание.

В детстве смерть ассоциировалась у меня с чернобрывцами. Когда умерли бабушка и дедушка, гроб облагали этими цветами. Сегодня же для меня смерть пахнет сиренью. Она обильно растет у морга на улице Пекарской во Львове. Ненавижу сирень — этот цветок пахнет горем.

«Наконец-то начал забывать фамилии»

В течение дня может быть три уведомления, а может не быть ни одного неделями. Отлично помню каждое. Например, историю погибшего, находившегося в морге в «дыре». Так называю временно оккупированные территории Донецкой области. Работники военкомата и родственники погибшего долго собирали документы и договаривались об обмене. Вернуть тело удалось только через два месяца: оно было в крайне плохом состоянии, но отец узнал.

«Я помню его улыбку», — сказал он.

Беседы с близкими военных отчетливо запечатлеваются в памяти. Я как психолог — стараюсь помочь людям и сам не сойти с ума. Мне стали сниться черные люди, потому что тела военных часто привозят обгоревшими.

Хуже всего для меня — увидеть в уведомлении знакомую фамилию. Помню, погиб мой знакомый с позывным «Австриец». Его подлинного имени я не знал. У него остались отец, мать и больная девушка.

Ехали мы передавать уведомление и решили, что на обратном пути купим арбуз. Приехали, родителей дома не застали, пошли за арбузом, а он треснул в руках. Говорю — это плохой знак.

И тут в нашем семейном чате увидел сообщение от брата о гибели Австрийца. Спросил его имя и фамилию. Оказалось, что в моих руках на него похоронка. Приехали с родственниками в морг на опознание. У него был вырван кусок шеи, то есть почти мгновенная смерть.

Был случай, когда погибший, казалось, ездил со мной в машине два дня. Как будто что-то его не отпускало. Отдал родственникам пакет с личными вещами молодого человека, выдал свидетельство о смерти и другие документы. Однако все время слышал трупный запах в машине. Проветривал, протирал место, где лежали вещи погибшего.

Потом попал в незначительное ДТП, и пока перекладывал вещи в багажнике, мне позвонили. Оказалось, что ошиблись с номерами тел, перепутали визуально схожие между собой единицу и четверку, привезли не того погибшего.

Нам удалось все быстро устроить и похоронить военного с почестями. После этого запах в машине исчез. Возможно, я что-то выбросил из багажника автомобиля, а может, погибший что-то хотел мне сказать. Не знаю.

Мы на службе делим между собой уведомления. Если мы видим знакомые имена, то меняемся, я стараюсь избегать сообщений для знакомых. Это слишком больно.

Когда погиб мой друг с позывным «Тигр», я его забрал, сделал необходимые документы, проследил, чтобы ребята одели его в парадную форму. Однако на похороны пойти не смог, специально в тот день вступил в наряд.

«С каждым уведомлением оставляю кусок себя»

Мы — своеобразный мост между живыми и мертвыми. Очень часто родственники именно от нас узнают, что их близких уже нет. Нередко в соцсетях смотрю, знают ли уже родственники о смерти. Когда семья знает, это легче, потому что не мы принесем им эту новость.

Беру уведомление, приезжаю по соответствующему адресу. Даже когда есть номер телефона, новость сообщаю лично. Сначала звоню в дверь соседям, чтобы расспросить о родственниках погибшего.

Часто случается, что дома никого нет или не можешь найти нужной квартиры. Как-то ездил четыре дня в дом, заходил в каждую квартиру. Приезжал даже наш майор. В конце концов вышли на родственников погибшего через дальних знакомых: оказалось, что они переехали.

Часто приходится ждать других родственников, чтобы не покидать человека с горькой новостью в одиночестве. Были случаи, когда мы приносили уведомление всем составом, например матери о гибели единственного сына.

Хуже всего, когда дверь открывает маленький ребенок. Мама плачет, а малыш еще ничего не понимает, хочет играть. Я говорил с трехлетним мальчиком (моя дочь того же возраста), отвлекал его и себя. Сердце разрывается от того, что вынуждены переживать наши дети.

Случалось, что родственники погибшего военного со мной ссорились. Известил женщину о смерти сына. Приехала ее сестра со словами: «Почему ты здесь, а он погиб?»

Пытаюсь не анализировать такие ситуации, не хочу их вспоминать. Кто-то напивается, кто-то употребляет антидепрессанты, я просто пытаюсь забыть.

С каждым уведомлением оставляю кусок себя. Появляются седые волосы, новые морщинки. Мы все по очереди берем выходные от сообщений — даже если по дороге, даже если родственники уже знают, берем паузу на день. Иногда командир забирает все уведомления сам, а просит нас выполнить другую работу.

Я не делаю ничего хорошего, потому что несу весть о смерти. Когда люди открывают дверь, видят меня, сразу все понимают. Их глаза просто умоляют не говорить, но я именно для этого и пришел.

Однажды зашел в подъезд вместе с парнем с детской люлькой. Мы поговорили, я рассказал о службе — и оказалось, что он шел в то же помещение, что и я.

Бывает, что и прийти на похороны некому. Так хоронили мариупольца, родители которого погибли раньше в родном городе. Случается, что родители павшего в оккупации. Некому приносить уведомления.

Смерть не выбирает, смерть сжирает все. Ей безразлично.

Бывают родственники, которым тоже безразлично.

«О, так мне за погибшего выплатят деньги», — говорит мать.

«Брат пропал без вести? Садитесь, ребята, будете соточку?» — предлагает незнакомец.

От такой работы невозможно дистанцироваться. Иногда удивляюсь, как люди спокойно ходят по улицам. Боль утраты поделена на каждого в равных пропорциях, она касается всех украинцев. Потому что эти люди, что сейчас на фронте, воюют за нас всех. Непонимание этого вызывает у меня отвращение, и я начинаю отстраняться от таких людей.

Когда на войне много твоих родных и близких, невольно каждого мысленно уже похоронил. Бывает, звонят и говорят, что их родственники или друзья ранены. Я откровенно радуюсь, что кого-то ранили. Человек вышел из ада. Однако на ее место придет кто-нибудь другой. И все начинается сначала.

«Ко всему привыкаешь, просто к плохому немного дольше»

С начала полномасштабной войны я не посмотрел ни одного фильма. Взял в руки книгу — прочитал девять страниц и отложил. Не могу сосредоточиться. У меня на телефоне примитивная игра — просто щелкать и не думать.

Стараюсь искать спасение в настроении, часто отвечаю шутками на серьезные вопросы. Многие коллеги поступают так же. Сарказм — это то, что не дает сойти с ума.

Иногда жалуюсь на работу своим близким. Но стараюсь не приносить ее домой.

Восстанавливаться и сохранять эмоциональную стойкость помогает супруга. Пытается меня отвлечь от мыслей о службе, предлагает вместе приготовить ужин. Быт действительно помогает переключиться. Ну и, конечно, моя дочь.

В первые месяцы службы, когда приходил домой, сразу все вещи бросал в стиралку. Пытался с себя снять не только одежду, но и впечатление. А запах не забудется никогда, он со мной навсегда.

Просто живу в этом всем. Пытаюсь себе объяснять, что кому-то сейчас гораздо хуже — в окопе, болоте, холоде и под обстрелами. Ко всему привыкаешь, просто к плохому немного дольше. По-видимому, я уже смирился со своими обязанностями. Это как место шрама — когда-то было очень больно, а теперь кожа стала толстой.

Как-то ехал с дочерью погибшего военного, которая всю дорогу громко плакала.

«Извините, я слишком эмоциональна. Завидую вам, что умеете сохранять спокойствие», — говорит она мне.

Я ответил, что это я завидую, поскольку она умеет плакать и, соответственно, может из себя выбросить немного боли.

«Смешим Бога»

Смерть тебя либо выбрала, либо нет. Крепкий мужчина, находившийся в каске, бронежилете и другой соответствующей защите, находился в окопе, погиб от маленького обломка, попавшего в шею. Для него не могли найти гроб соответствующего размера, столь велик он был. А попавший под танковый обстрел парень остался жив.

Нас у мамы трое сыновей. Все сейчас на службе в ВСУ. Старший брат — механик, младший — разведчик. Он обычно находится там, где идут самые ожесточенные бои. Многие его собратья уже не вернутся в строй — кто-то погиб, кто-то сильно ранен. Братья делают то, что умеют лучше. Я просто развожу смерть.

Бывает, что попадаю в пробку на дороге. В это время семья погибшего меня ждет у морга. Вокруг люди куда-то спешат, ссорятся, а я просто не понимаю, что происходит. Я не хочу туда ехать, я теперь вообще ненавижу машину, ненавижу быть за рулем. Однако должен ехать, ведь меня ждут.

Часто не хочу пускать родственников к телу погибшего. Говорю, там уже не он, запомните его живым. Осознание службы и того, что сейчас происходит, отложил на потом. Планирую залезть в работу и где-то ближе к старости поставить галочку, что отпустило.

У меня много погибших друзей и знакомых. Хочу помнить их живыми. Часто вижу на улицах родственников погибших и боюсь, что в памяти будут всплывать их изуродованные тела. Их потерю буду принимать и переживать потом, после победы. Шутим на службе, что все пойдем в самовольное оставление воинской части. Смешим Бога — строим планы...

Представьте: едете по дороге, и навстречу вам сотни машин. Помню мокрый асфальт, а не автомобили. Запомнил сирень, черный пакет, дверь, которая открывается со специфическим звуком, и опарышей, которые двигаются на телах.

Я не хочу никого хоронить. Я бы с удовольствием разносил уведомление о рождении ребенка.

Этот разговор записан в ноябре 2022 года. Текст подготовила платформа памяти «Мемориал», рассказывающая истории убитых россией гражданских и погибших украинских военных специально для hromadske. Все истории из цикла «Люди, работающие со смертью» можно прочесть в отдельном спецпроекте «Мемориала».

Чтобы сообщить данные о потерях Украины, заполняйте формы: для погибших военных и гражданских жертв.

Автор: Екатерина Москалюк