«Спорить о феминизме интереснее, чем о Путине», — Жанна Немцова

Мы встретились с журналисткой Жанной Немцовой на 7-м Львовском медиафоруме. Последние несколько лет Жанна живет и работает в Бонне, у нее есть своя программа — она делает интервью на Deutsche Welle и почти не приезжает в Россию, где 27 февраля 2015-го убили ее отца, оппозиционного политика Бориса Немцова. Жанна руководит Фондом Немцова, много работает, путешествует и на политические изменения в России не надеется. Отдельная тема этого интервью — феминизм, в котором, как говорит Жанна, она ничего не понимает. Политика, безопасность, квоты и свобода — в свежем выпуске «Дорогенька моя».

«Дорогенька моя» — проект главного редактора «Громадского» Ангелины Карякиной о равенстве, ролевых моделях, многообразии, политическом и личном. О том, действительно ли сегодня женщины могут, как уверяют в популярной литературе, «иметь все и сразу» — карьеру, личную жизнь, семью? И надо ли всем женщинам обязательно «иметь все»? 

Название проекта «Дорогенька моя», с укр. «Дорогуша моя», отсылает к снисходительному обращению президента Украины Петра Порошенко к журналистке «Детектор медиа» во время пресс-конференции 28 февраля 2018 года. Это вызвало реакцию в виде флешмоба «Я тобі не дорогенька» («Я тебе не дорогуша») и широкую дискуссию о месте женщин в медийной и общественно-политической жизни.

«Санта Барбара» в России и лихие сюжеты в Украине

Вы журналисткой стали не сразу. У вас гуманитарное образование. Как так получилось? Что вы делаете в журналистике?

Мне кажется, что журналистика и капитан воздушного судна — это несколько разные профессии. Если во втором случае у человека должно быть соответствующее образование и подготовка, то в журналистику приходят разные люди. Конечно, есть определенная журналистская ответственность, особенно в некоторых ситуациях, но не обязательно, как мне кажется, здесь иметь профильное образование. Сейчас журналистика становится все более специализированной. Сейчас очень ценятся те люди, которые хорошо разбираются в какой-то отрасли. Например, если ты пишешь о науке и технике, лучше быть в теме, лучше самому быть физиком.

Вам чем это интересно?

У меня экономическое образование и я работала на РБК — это российский телеканал, который (в данный момент — ред.) заблокирован на территории Украины. Он сейчас проводит абсолютно государственную повестку, но тогда это был нишевый канал. Мы говорили о финансах и было очевидно, что журналистское образование там не совсем нужно, а нужны специализированные знания в области финансов и экономики. Почему я занимаюсь журналистикой? Вообще у меня была мечта совместить журналистику и экономику. Моей мечтой была работа на РБК. Я с большим удовольствием этим занималась. А потом так случилось, что работать там дальше я не смогла, и теперь я работаю на «Немецкой волне» и занимаюсь совсем другими вещами. Преимущественно это политика, иногда культура и очень редко экономика. Журналистика для меня это возможность общаться с огромным количеством людей. Есть те, кто любит писать. Я лучше выражаю свои мысли устно, хотя писать тоже могу. Для меня это огромная возможность общаться и расширять свой кругозор. Я много чего знаю, бываю в самых разных местах. В моем случае это действительно здорово, мне это нравится.

Журналистка и основательница Фонда Бориса Немцова Жанна Немцова, Львов, 31 мая 2019 годаГромадское

Как сейчас организована ваша жизнь? Как вы живете и где?

Я живу в Бонне — это бывшая столица западной Германии. Я там снимаю квартиру недалеко от Рейна. Квартира двухкомнатная, 50 метров, с террасой.

У меня там как в больнице — все белое. Езжу на работу на велосипеде, когда нет дождя. Это всего 15 минут, и это прекрасно. Бонн — такой тихий город с отличной экологией, очень консервативный и приятный для жизни, но если там находиться постоянно и никуда не выезжать, то в какой-то момент активным людям становится скучно. В Германии в целом я провожу где-то половину года. Так как я делаю интервью, а в Бонне и близлежащем Кельне мало людей, которые могут быть интересны моей аудитории, я много езжу. Я посчитала, что в прошлом году у меня было 100 рейсов. Вот сейчас к маю — около 25. Так организован мой быт. Готовлю сама, когда нахожусь в Германии. Мне больше нравится самой, чем в рестораны ходить. А у вас, например, вкусная еда, поэтому я с удовольствием хожу в кафе. Очень вкусный кофе. У меня нормально организованная жизнь, но такая жизнь может быть только у человека, который абсолютно свободен и не связан личными обязательствам. То есть человек, у которого нет семьи и детей. Если семья есть, то так жить нельзя. Иначе вы бросите на произвол судьбы мужа и своих детей.

А где на этой карте Россия?

Она не меняла свое местоположение и даже увеличила свои границы.

На карте вашей жизни.

На карте моей жизни это моя родина. Я люблю говорить на русском языке. Несмотря на то, что в работе я использую два языка — русский и английский, английский я знаю неплохо. Я интересуюсь ситуацией в России, мне совершенно не безразлична судьба нашей страны, я надеюсь при жизни увидеть перемены к лучшему, хотя эта надежда тает с каждым днем.

Я интересуюсь ситуацией в России, мне совершенно не безразлична судьба нашей страны, я надеюсь при жизни увидеть перемены к лучшему, хотя эта надежда тает с каждым днем.

Вот у вас хитро закрученный сюжет в Украине. И вот такая хорошая иллюстрация: пока я живу в Германии уже четыре года, у вас Саакашвили получил украинское гражданство, был мэром Одессы, потом его выгнали, потом лишили гражданства, потом он прорвался, потом его выдворили, и потом ему опять дали украинское гражданство.

И он уже вернулся.

Представляете, какой хитро закрученный сюжет? Можно и другие примеры приводить. В России показывали такой сериал в 90-х — «Санта Барбара». Вы можете два года его не смотреть, но ничего не пропустите. Все то же самое.

Никакой интриги.

Какие-то есть, но в целом картина мало меняется. Тут ужесточается, тут как-то ухудшается. Каких-то радикальных изменений вы не увидите — «Санта-Барбара». Я не знаю, сколько она будет продолжаться. Сколько шел сериал? Годы?

Вы по этой причине уехали?

Нет, не по этой. Я уехала, потому что мне нужна гарантированная безопасность и возможность для самореализации, а в журналистской профессии это возможно только в условиях свободы. Мне повезло, что я нашла работу в Германии. Я не беспокоюсь по поводу своей безопасности и одновременно могу делать то, что считаю правильным. Поэтому я уехала. Получать угрозы периодически — это не очень приятная вещь. И мне совершенно не хочется жить в таких условиях. Это некомфортно, я не понимаю, зачем.

Вы сейчас себя чувствуете в безопасности?

С вами вот сижу — в абсолютной безопасности.

Журналистка и основательница Фонда Бориса Немцова Жанна Немцова, Львов, 31 мая 2019 годаГромадское

Вы занимаетесь Фондом Бориса Немцова, первое время после убийства отца много публично выступали, какие-то его дела доводили и сейчас доводите до ума. В каком состоянии вы пребываете, делая эту вторую работу, работу дочери Бориса Немцова?

Я выполняю работу руководителя Фонда Бориса Немцова, если говорить о работе. И этим очень горжусь. Если бы мой отец был какой-нибудь Путин или Песков, мне было бы стыдно, но я была бы тем же человеком, которым я являюсь. А я горжусь. Многие думают, что если у тебя известная фамилия, то тебе автоматически все дается проще и если тебе что-то удается в жизни, то это во многом благодаря фамилии. Это не совсем так. Если сам человек не прикладывает никаких усилий для достижения каких-то целей, то у него ничего не получится. Одна фамилия не решает вопрос вашей профессиональной карьеры, ваших достижений, восприятия вас обществом. Что касается Фонда: дело в том, что когда я начала этим заниматься, то вообще не понимала, что делать, потому что никогда не занималась общественной работой. Мы регистрировали его в Германии, я не знала ни одного слова по-немецки, а все таки это было необходимо на каком-то уровне.

Сейчас вы говорите по-немецки?

На В1 говорю, но все понимаю хотя бы. Я не могу работать на немецком, не могу брать интервью. Но читать и понимать могу, что-то говорить и решать бытовые вопросы могу. Это вызов и очень большой риск. Я взялась за это, потому что верила, что это надо делать. Я до сих пор не сомневаюсь в этом. Если я вам буду рассказывать про фонд, это займет полчаса. Поэтому расскажу о нашем проекте в Украине, который поддерживает МИД Германии. Он называется “Образ будущего глазами молодежи из России, Украины и Белоруси”. В этом году мы еще добавили Армению. В прошлом году мы просто провели такой большой опрос и узнали об ожиданиях, о горизонте планирования у молодежи, то есть у людей до 35 лет. В этом году мы будем делать глубинные интервью на тему мобильности — куда и почему хотят переезжать люди, по каким причинам и так далее. А потом проводим публичные дискуссии. В прошлом году проводили во Львове, тут есть Human Rights Centre, пришло очень много людей. А в этом году будем проводить в Одессе.

У нас есть летняя трехнедельная школа журналистики в Праге, куда могут подаваться журналисты из Украины, России, Белоруси. Главное условие — они должны говорить по-русски и реализовать свой медиа проект. У нас было 600 заявок, и по-моему в этом году будет от 5-6 человек из Украины. У нас есть несколько проектов, которые в том числе направлены на вашу страну.

Дочь своего отца

Вы похожи на отца?

А вы как думаете?

Я его, к сожалению, не знала.

Говорят, что во многом похожа, но есть нюансы.

Вам приходилось где-то внутренне доказывать, что вот здесь заканчивается Борис Немцов, а вот здесь начинается Жанна Немцова и это два разных человека, и вы не всегда в этой роли, не говорите за него?

Я безусловно за него не могу говорить, и мне даже интересно было бы услышать его мнение по некоторым вопросам. Я все равно говорю за себя. Думаю, что у нас в целом очень схожие ценности. Я его уже не могу спросить об этом, но ценности схожие. А оценка конкретных событий наверное была бы разной. Меня вообще не волнует этот вопрос — где эта грань. Я не знаю, где она. Я живу своей жизнью, мне нравится то, что я делаю, я думаю о том, что еще нужно сделать, чтобы совершенствоваться, чтобы развивать проекты фонда, чтобы работать над собой как журналист. Вот этим я занята.

Я горжусь, что мой отец — Борис Немцов. Это очень важно. Если ты этим не гордишься, если ты хочешь как-то избавиться от этого наследия, тогда конечно это становится проблемой.

Что касается мнения людей, то вы не можете переломить определенные стереотипы. Это очень долгий процесс. У нас с вами был диалог на сцене, что если это я прихожу брать интервью у оппозиционного российского политика, то люди автоматически думают (сейчас наверное уже нет, но раньше), что я буду очень дружелюбна к нему настроена. Соответственно, если я приду к российскому чиновнику, он сразу посчитает, что я излишне предвзята. У меня уже есть определенные политические окрасы, связанные с моей биографией. Бороться с этим бесполезно. Доказывать, что я все сделала сама — ну, за последние 5 лет вряд ли кто-то скажет, что я не все сделала сама. А как, если не сама? Время идет. Я горжусь, что мой отец — Борис Немцов. Это очень важно. Если ты этим не гордишься, если ты хочешь как-то избавиться от этого наследия, тогда конечно это становится проблемой.

Журналистка и основательница Фонда Бориса Немцова Жанна Немцова, Львов, 31 мая 2019 годаГромадское

Вы сказали, что вы живете свободной жизнью, можете свободно перемещаться, планировать свою профессиональную, личную жизнь, что вы не связаны какими-то другими личными семейными обстоятельствами. Если бы вы жили в другой стране, в России, это общественное ожидание того, что к 35 года у женщины должно быть вот это, вот то..

Перечислите конкретно.

Двое детей, дом, работа, дача, собака. Дети должны быть накормлены, умыты, холодильник полный, муж довольный, дом чистый. Ну и она тоже красотка, и еще желательно какая-то бизнес-вумен.

У меня многое из этого есть, больше 50%. Дом у меня есть, еда у меня дома есть почти всегда. Я стараюсь за собой следить по мере возможностей. Серьезно к этому отношусь, считаю, что это основа здоровья. Вы намекаете на то, что у меня нет мужа. Муж у меня был.

Я не намекаю. Я спрашиваю, чувствуете ли вы какие-то ожидания от вас как от женщины?

От меня уже никто ничего не ждет в этом плане, по-моему. Есть разные точки зрения. Вот мне кажется, что в Германии абсолютно другое общество и никто ко мне не пристает с этими вопросами. Но в силу того, что я настолько мало общаюсь с немцами, было бы странно, если бы немцы, с которыми я так мало общаюсь...

Заходили бы с вопросом: а где муж?

Возможно, это должны были быть люди, которые на улице меня встречают. Ну такое иногда бывает. Какие-то люди действительно спрашивают: вы живете одна или не одна? Это какой-то такой общий разговор. У меня полное ощущение, что нет никакого давления. В России, просто из-за того, что плотность общения больше, есть мнение о том, что это важно. Я не отрицаю, что это важно. Просто у одних людей складывается, у других не складывается. Насильно я не знаю как это реализовать. Конечно, можно выйти замуж не по любви, родить пару детей. Но зачем? Мне не надо.

Журналистка и основательница Фонда Бориса Немцова Жанна Немцова, Львов, 31 мая 2019 годаГромадское

Вопрос в том, что на одних женщин это давит и им с этим тяжело, на других — нет. У них получается строить эту жизнь независимо от ожиданий — в Германии эти ожидания или в России.

От меня нет никаких ожиданий. Мне очень понравилась мысль о том, что сейчас ситуация такая, что если раньше жить одному было просто тяжело по многим причинам, то сейчас легче жить одному, чем жить вдвоем. Раньше это имело какой-то смысл, может, 50 лет назад, а сейчас такого практического смысла в этом нет.

А есть ли разница между тем, женщина вы или мужчина?

Да нет никакой разницы. Чем дольше ты живешь один, тем меньше у тебя желания с кем-то жить, потому что это ограничивает твою свободу. Я же не говорю сейчас о свободе встречаться с другими мужчинами. Просто свобода. Ты должен координировать свои планы, должен учитывать интересы другого человека. Он хочет смотреть телевизор до ночи, он хочет смотреть футбол. И ты должен постоянно подстраиваться. Когда ты начинаешь жить один, долго живешь один, проблема заключается даже не в поиске мужа, а в том, что ты уже и не хочешь ни с кем жить. Одному жить очень удобно и комфортно. Может кто-то со мной не согласится, кто привык жить с кем-то. Я жила со своим 5,5 лет, мне тоже было нормально, но теперь мне так удобнее. Если вы мне позвоните вечером в Бонне и скажете: пойдемте выпьем бокал вина, и если я свободна, я скажу: да, пойдем. Это же классно. Думаешь: я решу завтра, поеду я на велосипеде или нет. А вот с другим человеком все равно какое-то планирование начинается. И вдруг ты в последние 20 минут думаешь: не поеду, лучше лягу спать, а потом поеду на велосипеде. Огромная гибкость. Но я не рекламирую жизнь в одиночестве.

Надо быть счастливым. Почему надо все время думать, чего у тебя нет? Надо думать о том, что у тебя есть и на этом сосредотачиваться.

Я думаю, что когда-нибудь на моем пути встретится человек, который заставит меня мыслить по-другому. И вообще надо быть счастливым. Почему надо все время думать, чего у тебя нет? Надо думать о том, что у тебя есть и на этом сосредотачиваться. Кто-то — высокий и худой, а кто-то — маленький и не очень худой, и что теперь делать? Так бывает.

А если выйти на какой-то широкий политический уровень — вообще от женщин стали ожидать больше или меньше?

Мне кажется, тут все зависит от конкретной женщины. Если это умная, успешная женщина, то здесь будут высокие ожидания. Если у нее нет амбиций, то ожидания другие. Нет никакой разницы — женщина, мужчина. Зависит от того, какую роль себе выбирает человек. Таковы и ожидания. Меня вообще давно никто не спрашивал, почему я не замужем. Единственное, где меня спрашивают об этом — в инстаграме.

Ваши фолловеры?

Да, они очень интересуются — замужем я или нет.

Может они что-то предложить хотят?

Может быть. Но я не замужем и предложения меня не интересуют.

Журналистка и основательница Фонда Бориса Немцова Жанна Немцова, Львов, 31 мая 2019 годаГромадское

Женщина = мужчина?

Многие женщины, с которыми мы общаемся на постсоветском пространстве, если можно условно как-то политически эту территорию очертить, с этой очередной волной феминизма, которую мы сейчас проживаем, есть ощущение у многих, что пришли и новые ожидания в отношении женщин. Теперь со всеми открывшимися возможностями есть ожидание, что во все эти возможности женщина должна попасть. То есть она должна быть на равных с мужчиной. Хочешь быть равной — пожалуйста, будь равной во всем, но только с тебя не снимается ожидание, что ты при этом еще будешь фултайм-матерью, эмоционально открытой, гарантировать комфортное эмоциональное настроение всем окружающим.

Это какие-то супер ожидания. Мне кажется, если в реальности говорить о мужчинах, то у них не такие большие запросы. Может, в Украине выше. Но не в Германии. Я хочу придраться к вашему одному слову. Вы сказали “равные”, то есть от слова “равенство”. Мне кажется, речь идет все-таки о равноправии. Дальше уже выбор человека — пользоваться этими правами или нет.

Главное, чтобы они были. Вы считаете, что они сейчас есть?

У меня все права есть. Но я человек достаточно известный в узких кругах и состоявшийся журналист. Поэтому я не сталкиваюсь ни с какой дискриминацией. Но это не значит, что все остальные с этим не сталкиваются.

Это какая-то абсолютно советская практика — придумывать квоты. Квоты для женщин, для представителей других рас. Выигрывать должен тот, кто способнее.

Я считаю,что это движение неплохое — за равноправие. Другой вопрос, что это какая-то абсолютно советская практика — придумывать квоты. Квоты для женщин, для представителей других рас. Это автоматически ведет не к самой большой эффективности. Выигрывать должен тот, кто способнее.

Да, но не у всех есть равные доступ и возможности.

Почему? На выборах в Бундестаг у вас равный доступ и возможности. А на выборах в России Навального не регистрируют. Вот и вся история. Но говорить: мы делаем так — у нас теперь должно быть 50% женщин и 50% мужчин. И так должно быть везде: в вашей программе,в Бундестаге. Обязательно должна быть квота для женщин. Мы что, инвалиды что ли? Квоты для женщин на руководящих постах. Вдруг мы начинаем говорить о каких-то квотах. Мы тем самым признаем, что мы не можем на равных конкурировать и нам нужны какие-то квоты?

Конечно.

А я не считаю так.

Квота — это определенное признание того, что не у всех людей есть доступ к этим возможностям. Не все люди имели до этого доступ к избирательному праву, доступ к образованию.

Это ж 100 лет назад было.

Ну это какое-то поступательное движение.

Мне кажется, что сейчас ситуация резко изменилась, и доступ в целом есть.

Так а благодаря чему он изменился?

Квота приводит к тому, что не самые лучшие люди занимают высокие позиции. Если у вас два претендента на какую-то должность, и мужчина очевидно способнее и умнее чем женщина, надо брать мужчину. Я руковожу Фондом. Я работаю только с женщинами. Не потому что считаю, что только женщины могут выполнять эту работу. Так случилось.

Журналистка и основательница Фонда Бориса Немцова Жанна Немцова, Львов, 31 мая 2019 годаГромадское

Ну вот с такими конкретными женщинами вам было удобно как работодателю работать, это понятно.

Потому что это способные люди, с которыми у нас общие цели. Вот у вас съемочная группа — женщины. Это специально или просто эти люди способны хорошо выполнять свою работу?

Конечно способны выполнять свою работу. Но есть определенные тенденции — в сфере, где больше денег и выше зарплаты, как правило, работаю мужчины. В сфере, где ниже доход и меньше зарплаты, работают женщины.

Я за то, чтобы была одинаковая оплата труда за одинаково выполненную работу.

Да, но доступ женщинам к таким профессиям традиционно закрыт. Например, силовые органы или армия.

Ангела Меркель — канцлер Германии с 2005 года. Министр обороны Германии — тоже женщина. Какие проблемы?

Это прекрасно, что мы говорим о Германии, где эта ситуация постоянно позиционировалась как проблема, для которой были квоты.

Давайте Украину обсудим. Тимошенко у вас один из сильнейших политиков.

Тимошенко не есть примером феминизма.

А мне кажется, это яркий пример.

Конечно нет. Тимошенко никогда не говорила о том, что ей пришлось делать как политику и как женщине, чтобы оказаться там, где она есть, какими методами ей пришлось бороться, что ей пришлось вообще делать. Никогда она об этом не говорила. И Тимошенко — это один пример.

Лично для меня проблема дискриминации не существует. Меня никто не дискриминирует. Так как я не активист фем-движения и глубоко эти проблемы не знаю, я не могу с вами компетентно спорить. А против квот я буду выступать. Мне как руководителю организации это не очень нравится. Я за то, чтобы люди в честной, конкурентной борьбе побеждали. Те, кто сильнее, умнее, быстрее. Все.

Журналистка и основательница Фонда Бориса Немцова Жанна Немцова, Львов, 31 мая 2019 годаГромадское

«Спящие институты» России

Вы занимаетесь журналистикой. Вам, наверное, как любому профессионалу, хотелось бы видеть какой-то результат. Что вы считаете результатом и может ли что-то от этой работы изменится?

Я не склонна преувеличивать свое влияние на окружающий мир. Мне кажется, это хорошо. Я реалист. Я вам свою формула изложила — понравится ли она главному редактору Deutsche Welle, я не знаю. У нас в России есть такой политолог — Екатерина Шульман. Она адепт того, что в России не авторитарный режим, а гибридный. Если говорить грубо, то это смесь авторитаризма и каких-то демократических институтов. У нее есть концепция в рамках этой общей теории о спящих институтах. Для нее спящие институты — это суды, Госдума и Совет Федерации. Ей кажется, что если в России наступят какие-то изменения, то все эти спящие институты возродятся из пепла и начнут быть очень эффективными.

Это не демократические институты, они не выполняют свои функции. На самом деле, у нас качественная журналистика — это спящий институт. Если и когда у нас будут какие-то позитивные изменения, но именно то, что часть российских журналистов продолжает заниматься действительно качественной журналистикой, может, они сейчас не могут полностью реализовать свои возможности. Я говорила, почему. Потому что нет доступа к телевидению, существует огромное количество ограничений. Это уже не честная конкуренция, это уже искажение полное, связанное с прямым вмешательством государства, наличием черных списков, все закрывают все двери. И вот есть некоторые люди, хочу привести в качестве примера Лизу Осетинскую, она была главным редактором РБК и сейчас у нее свой проект, она была моим боссом. Они пытаются сохранить какую-то бизнес среду, качественную журналистику. Это — спящий институт. Если в России сохранится вот такая журналистика, которая сейчас не имеет возможности выхода на большую аудиторию, это будет очень важно для последующих изменений.

По поводу влияния — так сложно оценить. О чем сейчас можно говорить? Вот вы взяли интервью, или я у кого-то взяла интервью. Если хоть одно высказывание из этого интервью становится новостью и его все цитируют, значит, вам все удалось. Всего лишь одно высказывание, надо задать все лишь один правильный вопрос. Не много, а всего один. Это и есть в текущей ситуации влияние.

Второе — это когда какое-то высказывание не является новостным, но при этом начинается дискуссия. Вот вы сейчас со мной дискутировали по поводу феминизма, в котором я ничего не понимаю, как выяснилось, а вот например в России дискутировали по поводу советского наследия после высказывания Вахтанга Кикабидзе о том, что он ненавидит герб Советского Союза. Это тоже влияние.

Что нужно, чтобы изменения в России состоялись? Что должно произойти, чтобы Путина не стало?

Критическая масса недовольства граждан, как было в Советском Союзе, благодаря чему он распался. Огромное количество людей вышли на улицы. Все зависит от нас, от общества и от того, где находится предел терпения.

Мой отец сказал, что в России надо жить долго. Я думаю, что если я очень долго буду жить, то вполне возможно мы с вами встретимся в Москве.

Мне кажется, что все это будет очень долго продолжаться. Я во всех смыслах оптимист, но в этом я склоняюсь к лагерю пессимистов. Это очень плохо. Проблема нереализованности многих людей, независимо от того, женщина ты или мужчина, — это очень серьезная проблема. Когда страна не дает своим гражданам возможности просто реализоваться по причине того, что эти люди не разделяют политику партии, правительства и президента, это очень сильно отбрасывает нас назад. И вообще это демотивирует. Мой отец сказал, что в России надо жить долго. Я думаю, что если я очень долго буду жить, то вполне возможно мы с вами встретимся в Москве. В относительно свободной стране.