Стоит ли украинцам радоваться неожиданной прямоте Макрона?
По итогам встречи европейских лидеров в Париже, состоявшейся 27 февраля 2024 года, президент Франции Эмманюэль Макрон объявил о новых шагах в поддержке Украины. Среди прочего Макрон упомянул возможность отправки в Украину сухопутных войск и добавил, что хотя консенсуса по этому вопросу нет, «исключать ничего нельзя», ведь союзники «сделают все возможное, чтобы россия не смогла победить в войне».
Первая часть заявления Макрона — Очевидная до банальности истинатрюизм военного времени, а вторая часть — очередное повторение максимы европейской военной стратегии, которая не свидетельствует об однозначной приверженности победе Украины, а скорее сосредоточена на том, чтобы препятствовать россии. Собственно, в словах Макрона нет ничего нового, а потому особенно примечательна та непропорциональная обеспокоенность, которую они спровоцировали среди европейских руководящих кругов и украинской читательской публики.
За два года Великой войны в европейской политике установилась специфическая схема взаимосвязи слов и действий. Дипломаты и члены правительства привыкли описывать свою рутинную деятельность в Связанных с идеями гибели человечества и/или конца светаэсхатологических терминах «противостояния злу». Они постоянно что-то заявляют и что-то делают, однако связь между высказываниями и действиями неочевидна. Решительные речи о «решающей битве» соответствуют неспособности вовремя поставлять боеприпасы, а нежелание «втягиваться в войну» явно противоречит объемам поставленной техники и глубине сотрудничества военных разведок. Не говоря уже о том, что постоянные призывы к «деэскалации» трудно связать с намерением «проучить россию», ведь разве не намерения «отомстить» и «исправить ситуацию» являются основными политическими источниками эскалации в военных конфликтах?
Именно в этом мире неочевидных связей близки к банальности слова французского президента о том, что в войне «исключать ничего нельзя», способны вызвать бурную реакцию. Западные политики с ужасом открещиваются от сказанного, ведь их основной работой еще с зимы 2022 года было последовательное отклонение тех или иных вариантов участия — от введения санкций и изъятия российских активов до поставок Украине ракет и тяжелой бронетехники. Украинская медийная и дипломатическая машина, в свою очередь, цепляется за слова Макрона, потому что силится поддерживать в союзниках малейшую готовность к наращиванию помощи.
Направленная на западную аудиторию украинская информационная кампания основывается на вере в Политическая система, для которой важными признаками является соблюдение избирательной системы, легальности и легитимности решений властипроцедурную демократию. Считается, что европейские политики действуют вроде автоматов, которые подчиняются велению всеобщей воли, а потому предсказуемо реагируют на стимулы одобрения или неодобрения со стороны избирателей.
Иными словами, если избиратели относятся к чему-то положительно, то политики, руководимые стремлением удержаться у власти в условиях электоральной конкуренции, пытаются соответствовать их настроениям. Такое представление, к сожалению, ошибочно: в вопросах международной политики, особенно когда речь идет о войне, у избирателя нет права голоса — он не допущен к ключевым решениям и даже не имеет возможности прямо или косвенно обжаловать эти решения.
Обычному гражданину остается лишь утвердительно кивать головой в ответ на вопросы: поддерживаете ли вы решение, хотя на его принятие вы никак не влияете?; одобряете ли заявление, вырванное из дискуссионного контекста?; считаете ли уместным соблюдение курса, который никто даже не пытается объяснить?
Украинская медиастратегия обращается именно к такому избирателю, к его индивидуальному опыту. Она заигрывает с его личными переживаниями, пытается убедить в близости войны и призывать к эмпатии по отношению к людям в Украине. Чего стоит одна лишь массовая рекламная кампания на YouTube летом-осенью 2022 года, которая не имела другой цели, кроме как создать эффект соприсутствия: прежде чем посмотреть очередной музыкальный клип, случайный европеец должен был погрузиться в зрелище военных разрушений.
Украина не строила политический разговор с западными гражданами и сразу перешла к риторике эмпатии, если не жалости, — и тут, кажется, ошиблась. Когда читатель газет рассматривает передовицу со снимками из Бучи, затем — из Бахмута, а еще со временем — из Авдеевки, он не интересуется предысторией или политической первопричиной этих изображений, а стремится лишь избавиться от неприятных ощущений, которые вызывает просмотр. Подпись под фотографиями напоминает, что на них изображена война, поэтому линейная логика подталкивает читателя к мнению, что войну следует прекратить как можно скорее.
Требование «деэскалации», которое остается пока единственным, о чем выразительно заявили европейские граждане, питается из двух источников: исключения из политического обсуждения военных вопросов, а также особой Способ восприятия травматического опыта или знанияаффективной конституции, не выдерживающей долговременных раздражителей.
Жителей «старого мира» можно считать старыми, но не потому, что им принадлежит более долгая, по их мнению, история письменных свидетельств, а потому, что они живут старческими привычками. Они обустраивают центры населенных пунктов удобными лавками, чтобы это больше напоминало гостиную; они относятся к планете как к «подсобке с консервацией», из которой в нужный момент можно получить запасы; они предпочитают, чтобы политическое руководство носило привычные лица, пусть даже потрепанные временем.
Впрочем, старению присуще не только уважительное отношение к телесному комфорту, но и постепенная утрата способности к восприятию нового. Старость руководствуется не столько желанием вернуться к привычному или прошлому, сколько убеждением, что «все уже видел». Чтобы хоть ненадолго завладеть вниманием человека, которого трудно поразить, нужны впечатления все сильнее: сериалы, в которых главные герои умирают внезапной, но предполагаемой смертью; а еще пронзительные репортажи из руин очередного города, в которых картинок будет больше, чем текста.
И картинки эти должны быть трогательные — не документальные фотографии, а сентименталистское искусство: подойдет, например, изображение руки мертвой женщины со свежим маникюром, которое предлагает точно выверенную смесь жуткости с опознанной бытовой жизнью. Проблема в том, что жители «старого мира» способны реагировать даже на сильнейшие возбудители ровно до тех пор, пока продолжается непосредственное взаимодействие с вызывающим их эмоции объектом. В конце концов этот «объект» быстро отправляют на полку под названием «уже видел».
Рядовой европейский гражданин исключен из политического обсуждения войны, а в частной жизни переключается между скукой и раздражением от некомфортного изображения. То есть он не только глух к призывам украинской власти, но и не способен на них отреагировать, даже если бы смог услышать.
Военным делом в Европе — и Франция здесь не исключение — занимаются карьерные Чиновники, которые должны быть профессионалами в отрасли, но не обязательно иметь поддержку граждантехнократы и коммерческие дельцы, у которых очень прохладные отношения с украинским руководством. Эксперты по геополитике смотрят на восток и видят большую шахматную доску, на которой игроки разменивают суверенитет одной из пешек. Торговцы смотрят туда же, но видят плодородный чернозем и не менее плодородные руины — источник прибыли для крупных корпораций типа Auchan, Limagrain, Leroy Merlin, которые не прекращали работать ни в Украине, ни в россии.
Наконец оружейники видят в Украине гигантский испытательный полигон. Хотя военное дело — не экспериментальная наука, она все же нуждается в испытаниях, поэтому промышленность готова «взаимовыгодно» обменивать гаубицы и танки на знания об особенностях их эксплуатации в боевых условиях.
Однако, если сравнить с хищническим прагматизмом промышленников и экспертов, французские политики, кажется, руководствуются исключительно гуманистическими соображениями. Согласно их заявлениям, в долгосрочной перспективе у них нет другой цели, кроме как поддерживать процветание демократии в Украине. В начале 2014-го, во время кровопролитных столкновений на Майдане и незадолго до того, как владимира путина, не смотря ни на что, пригласили на празднование годовщины высадки союзников в Нормандии, тогдашний президент Франции Франсуа Олланд заявил, что его приоритетом является обеспечение в Украине «политического перехода к новым выборам», которые должны быть «свободными и прозрачными».
Через три месяца после «присоединения Крыма» путин посетил Олланда на празднованиях в Французский город в Нормандии, где в мае 2014 года проходили торжества к 70-летию высадки союзников по антигитлеровской коалицииДовиле. Почему демократия в Украине волновала французские власти больше, чем демократия в россии? Возможно, по тем же причинам, почему заявление Макрона вызывает сегодня столько обсуждений: единственной долгосрочной стратегией «старого мира» является поддержание его неизменности. Эта стратегия успешна, если в Украине власть меняется в результате выборов, а сама она не превращается во вторую Беларусь, а тем временем россией управляет, пусть и автократ, но сравнительно уступчивый в торговых делах. Эта стратегия успешна, даже если придется пожертвовать Крымом при условии, что на том изменения закончатся.
В 2014 году Олланд сожалел о необходимости вводить ограничения против россии, сетуя, что «эта ситуация обременяет Европу, которая из-за санкций страдает экономически, то есть от неопределенности». С 2014 по 2019 годы французское правительство настойчиво призывало Украину и россию «продолжать переговоры и консультации» и соблюдать Серия договоренностей 2014-2015 годов, которые подписывали представители Украины, ОБСЕ и россии в столице Беларуси с участием представителей самопровозглашенных марионеточных режимов «Л/ДНР»Минские соглашения, несмотря на «нежелание» сторон.
С 2019 по 2022 год Франция приветствовала «соблюдение режима прекращения огня» и выражала приверженность прогрессу, достигнутому в рамках Серия переговоров между представителями Украины, россии, Германии и Франции, продолжавшихся с 2014 по 2020 годНормандского формата. 24 февраля 2022 года война неожиданно застала тех, кто следил за ней 8 лет.
Слова Олланда следует воспринимать серьезно: Европа страдает от неопределенности больше, чем от войны или краха мирового порядка — именно от этого понимания следует отталкиваться, интерпретируя недавнее заявление Макрона. Оно указывает на привычную для нынешней войны калибровку необходимости что-то делать и страх по крайней мере что-то изменить. Это еще одна попытка согласовать взаимные военные и политические цели.
Президент Франции может позволить себе больше других европейских лидеров: его конституция, написанная для «республиканского монарха», дает президенту практически неограниченные полномочия в чрезвычайных ситуациях — настолько неограниченные, что он даже может позволить себе говорить очевидное, например «исключать ничего нельзя».
Однако слова Макрона, вопреки надеждам украинской публики, не отражают изменений в «общественном мнении» и не являются разновидностью «словесной эскалации», демонстрирующей якобы окрепшую решимость западных лидеров. Хотя Макрон остается демократически избранным президентом, в вопросах внешнеполитической стратегии он может не считаться ни с чем, кроме собственных соображений. То, какое содержание этих рассуждений — вопрос открытый.
Это авторская колонка. Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов.
Татьяна Землякова из Полтавы и Гийом Лансеро из Парижа — преподаватели Invisible University for Ukraine, программы от Центрально-Европейского университета в Вене для украинских студентов и ученых, исследующих темы, непосредственно связанные с Украиной.