«Мы вынуждены попрощаться с теми депортированными детьми, которых уже усыновили россияне». Интервью с правозащитницей
Еще до начала полномасштабной войны россия начала депортировать украинских детей из самопровозглашенных «Л/ДНР» на свою территорию. С 24 февраля масштабы выросли: оккупанты вывозили целые интернатные заведения.
25 октября юристы Регионального центра прав человека подали сообщение в Международный уголовный суд о преступлении, которое содержит все элементы геноцида.
Удастся ли установить, кого именно вывезли россияне, сколько детей уже незаконно усыновили и почему российский детский омбудсмен Мария Львова-Белова такая же преступница, как и путин? Об этом hromadske поговорило с правозащитницей, юристом центра Екатериной Рашевской.
Сколько детей могла депортировать россия на свою территорию?
Я не выступаю за то, чтобы говорить, что россия депортировала около 700 тысяч детей. Официально министерство обороны россии дает информацию о более чем 300 тысячах депортированных. Эту же цифру называла представительница Соединенного королевства в Совбезе ООН. Позже ее повторили в Госдепе США, где говорили о 260 тысячах.
Преступление не становится менее позорным и ужасающим от того, что россия, вероятно, депортировала не 700, а 300 тысяч наших детей. Критерий массовости все равно соблюдается.
Действительно ли мы можем называть детей, которых родители отправили на отдых в летние лагеря, депортированными? Когда мы работали в деоккупированных городах и селах Харьковской области, там представители местных властей говорили, что это было добровольное решение родителей их общества и что не стоит говорить о депортации.
С юридической точки зрения у нас будет много вопросов, поскольку родители подписывали специальные документы и дали детям с собой в россию оригиналы их свидетельств о рождении.
В то же время нужно учитывать, при каких обстоятельствах они это сделали. россия создала такие условия, при которых родители не могли вести себя иначе. Когда город или село без остановки обстреливают, дети постоянно сидят в подвалах, согласно практике и трибуналов, и Международного уголовного суда, можно считать, что это все происходило по принуждению. Хотя да, никто не приходил условно с ножом и не вырывал детей у родителей.
Я общалась с мамой мальчика, которого вывезли на отдых в россию. Она рассказывала, что поехала с тремя женщинами забирать своих детей. Одна из них осталась в россии, потому что им угрожали. Что, мол, будет еще большее месиво, чем раньше, открытый конфликт. Если вы не хотите оставаться здесь, в россии, с ребенком, то оставляйте его.
Эта женщина боялась давать контакты матери, которая ездила с ней в россию. Также отказывалась по моей просьбе говорить с журналистами. Рассказывала, что опасается, что ее будет преследовать «Правый сектор». Это все результат пропаганды.
Эта мать очень осторожно отвечала на мои вопросы о том, что делали дети в лагере. Лишь по некоторым ее словам можно было сделать выводы, что у них забирали телефоны, что они были под охраной министерства обороны. Утром дети слушали гимн россии, имели также занятия по музыке, где его учили. Они ездили на экскурсию в Кремль.
У нас есть свидетельство девочки, которая рассказывала, что их убеждали в том, что украинские военные придут и всех будут убивать. Или что они насилуют детей.
Также мы знаем, что многие дети во время пребывания в лагере общались с представителями русской православной церкви.
Как Украина идентифицирует депортированных детей?
В Украине до полномасштабной войны не было единого реестра детей-сирот. В россии такой есть, а у нас — 125 локальных реестров. С мая их пытаются свести в один. Но ведь вы понимаете, что эти реестры могли быть написаны на бумаге, и сохранены в виде файла только на одном компьютере. А если этот населенный пункт был под оккупацией?
По международному праву, это обязанность россии — предоставить сведения о депортированных детях Международному комитету Красного Креста. А тот соответственно должен передать нам. россия этого не выполняет. И даже если представить, что в Украине есть национальный реестр детей-сирот, все равно пока россия не подтвердит, кого именно она депортировала, мы не можем утверждать о точном количестве детей. Ведь мы знаем истории, как работники интернатных заведений брали детей в свои семьи, чтобы россияне их не вывезли.
Поэтому пока украинским властям удалось идентифицировать только 13 тысяч детей, эта цифра есть на сайте «Дети войны».
За все время Украине удалось вернуть 125 детей (на 23 декабря, — ред.). Это те, кого искали родственники, поднявшие большой медиаскандал.
Где могут находиться украинские дети и имеет ли кто-нибудь из международных организаций доступ к ним, чтобы проверить условия, где их содержат?
Из открытых источников мы знаем, что украинских детей вывезли по меньшей мере в 57 регионов россии. В том числе и в отдаленные, на Сахалин. Также есть фрагмент интервью с девочкой, которая находится в Дагестане.
В случаях, когда детей депортируют вместе с их родителями, россияне пытаются избегать скопления украинцев на одной территории. Поэтому их повсюду рассеивают, чтобы интегрировать в общество.
россия никого не допускает к этим детям. Нарушает все нормы дополнительного протокола I к Женевской конвенции. Не дает никаких сведений о детях и где их содержат ни Международному комитету Красного Креста, ни ЮНИСЕФ.
Что вам известно об усыновлении украинских детей российскими семьями? Сколько их уже могли усыновить?
Мы можем сказать, что россияне взяли к себе в семьи 400 детей, среди них и Филипп, оказавшийся в семье Львово-Беловой. Но даже если бы они хотя бы одного ребенка передали на усыновление, это все равно преступление.
Недавно представители мониторинговой миссии ООН спросили, есть ли у меня судебные решения об усыновлении украинских детей россиянами. Из-за тайны усыновления в открытом доступе таких документов не найти, в Украине тоже.
Однако есть практика верховного суда рф, которая касается статьи о передаче на усыновление. Там четко написано: в большинстве случаев родители меняли не только имя ребенка, но и другую персональную информацию. Так что идентифицировать украинских детей после того, как их передали в российские семьи, будет нереально. И когда мы говорим об этих 400 украинских детях, которые уже в семьях, то мы вынуждены попрощаться с ними. Да, возможно, нам удастся вернуть их после окончания войны.
Когда я общаюсь с представителями посольств об опубликованных видео (российских, — ред.) с нашими детьми, их новыми родителями или опекунами, они говорят, что это все постановка и неправда. В то же время я нашла мать, усыновившую украинских детей. У нее на странице в «Одноклассниках» есть фото с ними. Женщину зовут Лилиана, она всю жизнь проработала в МВД, заслуженная пенсионерка. Есть множество наград, потому что через ее руки прошли 50 детей. Это как бизнес. Да, эти видео — с пропагандистским смыслом, но случай реальный: дети сейчас в семье. Для нас главное то, что произошла насильственная передача.
Нам известно, что в Московской области находятся два мальчика, у которых в Украине есть бабушка. Если они привыкнут быть с российскими родителями, как бы это не звучало ужасно, но те станут для них родней. Я не знаю, будет ли изъятие этих детей и возвращение их обратно в Украину соответствовать их интересам.
Своими действиями россияне совершают геноцид. Независимо от того, усыновляют ли они, берут ли под опеку, или под временную опеку.
Что Украине и международному сообществу нужно делать уже для скорейшего возвращения детей?
Избегать какой-либо подковерной демократии. Чтобы все договоренности по возможности делались открыто. Чтобы украинский политик выходил на арену и говорил: «Я отправил запрос Львовой-Беловой, а она сказала: “Детей не вернем”». Чтобы это слышало все международное сообщество.
Также подробнее объяснять, на каком этапе находится процесс идентификации детей, чтобы те, кто могут помочь, включались в разработку механизма их возвращения.
Также должна быть четкая идентификация круга виновных, их иерархии, чтобы их уже включили в санкционные списки. Должен быть механизм проверки действенности санкций. Например, в отношении Львовой-Беловой санкции не действуют. Было бы действенным возбуждать дела против Львовой-Беловой на национальном и международном уровнях. Наш МИД в октябре попросил прокуратуру открыть производство в отношении ее. Пока новостей об возбуждении дела нет и подтверждения в открытом доступе тоже. Следовательно, она не преступница. Мы говорим о геноциде, бьем себя в грудь, а на национальном уровне нет даже уголовного дела против нее.
И когда Международный уголовный суд молчит, не делает никаких заявлений по поводу депортации украинских детей, Львова-Белова воспринимает это как толерантность к происходящему.
Пока мне сложно представить какой-то юридический механизм, при котором Украина и россия подпишут общий договор, что россия предоставит список детей, мы всех проверим и вернем. Нет, они не будут так поступать. Их цель — использовать детей как оружие, как позицию в переговорах. Украина никогда не сможет сказать, что нам эти дети не нужны, цивилизованное государство не может так сделать.