Суданские теплые края. Надежды, кнуты и гостеприимство в самой горячей стране Африки
Самый южный город Египта Асуан — это очередные ворота в Африку. Когда я впервые здесь была, то в небе над Нилом видела аистов, которые летели ключом с севера. Тогда я почувствовала странное: я поняла, что какие-то призрачные «теплые края», в которые перелетные птицы летят из наших краев, не такие уж далекие и неизвестные. Они вот здесь: где зимой не выпадает снег, а только пересыпаются пустынные барханы; где солнце отогревает тех, кто замерз, и сладкие фрукты в нубийских усадьбах.
На этот раз здесь я снова увидела стаю птиц. Они летели быстро и уверенно. Вместе и по отдельности. В одном направлении — на юг. И на этот раз я встретила их, как родных.
А тем временем мы стаей из пяти человек покинули Египет и через водохранилище Насер добрались до Судана.
Что вы знаете о безопасности и гостеприимстве в самой горячей стране Африки? Все говорили: «Ооо, Судан? Да вы с ума сошли. Там же опасно и война». Но я ответственно заявляю: это чушь!
Одна из самых заметных привычек суданцев — здороваться. Это называется «Greetings-blessings» — приветствие-благословение. Сразу к «салам» («привет») они добавляют «кейф?», что означает «как поживаете?» И не без ежедневной формальности сразу и отвечают: «Тамаам?»:
— Добрый день! Как поживаете? Хорошо?
Ответ всегда один — тамаам, хорошо. Но это так много говорит о людях Судана. Здесь преследует ощущение, что тебя всегда рады видеть. Не из-за твоего кармана или голых плечей. А просто потому, что ты из других земель. Чужак, но, тем не менее, —уважаемый гость. Здесь каждый встречный — будто бы твоя бабушка, которая хочет тебя накормить, обогреть и не принимает отказа. Ничего не брать от гостя, только давать — такое безусловное правило суданцев.
За две недели в этой стране мы не встретили, кажется, ни одного недружелюбно настроенного человека. Кроме разве что тех, которые нас арестовали в первый вечер.
В приграничном городе Вади Халфа мы застопили машину с молодыми нубийцами-бизнесменами, которые развозили лук по рынкам. Мы с радостью все впятером уселись на тот самый лук в кузове вместе с ними. И, проехав больше половины пути, остановились возле придорожных кафе, а наши водители скрылись в темных переулках вечернего маркета.
Выпив молочного чая с пончиками, мы последовали за ними на рынок — чтобы купить воды и держаться поближе к нашему луковому транспорту. Ходим, не слишком удивляемся хаосу после египетских базаров. Как тут нас со всех сторон начали выталкивать в сторону дороги и возмутительно кричать что-то по-арабски. Наша машина быстро подъехала к дороге, и мы спрятались между мешками лука — такой знак подал водитель, а сам присоединился к кричащей толпе.
Кто-то приходил, кто-то покидал место неизвестного нам «преступления», как тут кузов открыли и водитель, опустив голову, сказал выходить. С вещами. Куда? Вот в эту будку из металлической вагонки. Внутри только тусклый фонарик на длинной веревке и несколько раскладушек под стенами. Вслед заходит босс. Это большой араб в белой далабии (мусульманское мужское платье) и громко говорит: «Сит даун! Йо баспорт». Когда я встала, чтобы подать ему свой паспорт, он еще раз подчеркнул: «Сит даун». Чтобы я окончательно поняла, кто здесь главный.
Нас пятеро: трое украинцев, немка и русская. Все в этот день прибыли в Судан на пароме из Египта, всем пограничники на корабле сделали одинаковую ошибку: поставили на штампе въезда не 9 декабря, а 9 ноября. К счастью, это заметили до того, как пассажиры разъехались по Судану, перечеркнули ручкой и поставили рядом еще один штамп. Эти каляки пограничников, конечно, заинтересовали босса на придорожном рынке, и он вместе со «свитой», которая подтянулась в вагончик, долго рассматривал эти штампы.
Все это время никто не считал необходимым что-либо объяснить. Хотя водитель и попутчики по луковому автостопу давали знаки, что мы не должны были находиться в это время на рынке. Слишком много одиноких девушек? Ночью? Иностранцы? Камера? В чем именно нарушение? Да какая уже разница. Мы сидим в едва освещенном металлическом вагончике посреди пустыни, наши паспорта забрал какой-то самопровозглашенный начальник, девушки кипишуют, я сижу и наблюдаю, а Вова (ему единственному разрешалось вставать — по гендерному признаку) пытается что-то выпытать или объяснить.
Письмо поддержки! В последнюю минуту вспоминаем о маленькой книжечке, которую подготовили из дома. В ней описано, кто мы, куда едем и с какими целями. Украинский переведен на разные языки, на которых общаются на нашем пути: английский, арабский, амхарский, суахили, португальский и французский. Успеваем открыть на арабской странице и следом за нашими паспортами отдать начальникам этого беспорядка.
«Мы, нижеподписавшиеся, поддерживаем художественную экспедицию украинцев „От Каира до Кейптауна“. Цель этого проекта — наладить культурный диалог, а в дальнейшем и сотрудничество между наследниками древних культур.
Просим всех, кого это может касаться, предоставлять предъявителям этого письма всякого рода поддержку в организации путешествия, публичных творческих встреч, передвижении по указанным странам, в организации ночлега и снятии документального фильма».
Пока босс звонит кому-то и рассматривает подвох в наших паспортах, его помощники вчитываются в этот текст, видят штампы посольств и организаций, которые уже подписали нам этот «повсеместный билет», и начинают уже веселее обсуждать нас и страны, которые ждут нас впереди. Фууух, кажется, подействовало.
Возвращается начальник, с ним идет наш водитель (ура, он нас не бросил!). Нам отдают паспорта с книжечкой и приглашают вернуться со всеми шмотками на мешки лука. И все вместе, во главе с бигбоссом, начинают улыбаться и махать нам вслед.
Что произошло? Нам было неясно, пока мы не доехали до нубийского села Абри на Ниле. Там нас привезли прямо в гестхауз, где, наконец, нубиец Мегзуб на понятном английском объяснил: «Вы просто пошли гулять на территории нелегальных золотых рудников, вот они и задержали вас — думали, что вы что-то хотите разнюхать или сфотографировать. Но вы, наверное, устали, заходите, велкам!»
В том селе нас ждали нубийцы. Со своим языком, едой и музыкой, но с той же суданской гостеприимностью. Уже на второй день все село знало нас и начало зазывать на разные праздники и оказии. Мы решили остаться и пойти на свадьбу.
Чье-то бракосочетание — это, кажется, чуть ли не единственный повод гулять всем селом, поэтому женятся здесь часто и громко. Нас решили провести через все этапы подготовки и празднования: повели сначала в местный салон красоты, где девушкам молодые нубийки разрисовали ладони и ступни неповторимыми узорами из черной хны. На следующее утро во дворе невесты нашлась работа для всех: нарезать, жарить, раскладывать десятки тарелочек на подносы, чтобы всем вместе собраться на свадебный обед. Ну как вместе, скорее — одновременно, потому что мужчины и женщины ели в разных местах.
Молодожены появились позже и ненадолго. Собрали поздравления, раздали селфи и исчезли до вечера. А вечером была живая музыка в клубе. Центральными фигурами праздника были не молодожены, а мы — белые гости, которые танцевали по лучшим украинским обычаям — в кругу и в пыли по колено. В отличие от суданцев, которые в основном ютились и пританцовывали в кустах: слева — мужчины, справа — женщины, а посередине, не отлипая от нас — все нубийские дети.
И эти безумные танцы закончились внезапно в самый разгар праздника. В толпе обнаружили нескольких пьяных гостей, которым, согласно правилам, полагается получить 40 публичных плетей. Признаюсь, находиться на свадьбе, где все трезвые, довольно странно, но не менее весело. А в итоге алкоголь праздник всем только поломал. Жених разобрался с нарушителями, лабухи смотали синтезатор и колонки, гости смиренно разошлись по домам.
На следующий день чрезвычайно удачный автостоп на 700 км довез нас от нубийцев в Хартум, где мы расселились в разные районы, семьи и компании.
Сразу же нам повезло глубоко погрузиться и интегрироваться в то, что беспокоит сердца молодых суданцев — мы попали на годовщину революции, которая была в Хартуме прошлой зимой. «Мир, свобода, справедливость». Единство духа и ценностей. Достоинство и рвение в борьбе этих молодых людей против несправедливости и за свои права вызывает еще больше уважения к суданскому сообществу.
Чтобы мы создавали больше важных материалов для вас, поддержите hromadske на Спильнокоште. Любая помощь имеет большое значение.
Тем не менее, среди молодежи еще встречается разочарование и комплекс неполноценности. Все говорят про побег на заработки, эмиграцию и нелюбовь к стране и всему традиционному. Все суданское — искусство, улицы, еду — не любят. Просим включить музыку местных артистов — не-не, мы такое не слушаем.
В арабские страны ехать не хотят. Это закономерно. Уровень жизни здесь свели до нищеты и абсолютного бесперспективняка для молодежи. Соответственно, это отравляет все, что связано с местным контекстом и продуктом. Также влияет железный занавес, который за 30 лет диктатуры Аль-Башира стал таким высоким, что люди мечтают о поездке хотя бы в Турцию, а тем более в Европу, но могут добраться разве что на заработки в Саудовскую Аравию и максимум в Китай.
Но большие надежды возлагают на ветер перемен, который принесет революция и новое поколение неравнодушных суданцев. Они выбрали лидера, который, по их мнению, приведет страну к улучшению. Слепо верить и создавать кумира — не лучший итог революции, и я не раз разговаривала со студентами или молодежью об уйме работы, которую нужно сделать, чтобы не пустить все результаты революции на нет, о том, как власть меняет людей, и о волне разочарования, которая может накрыть романтические уставшие души. О том, что страна — это они, что революцию и борьбу вели они, что изменения могут сделать тоже они сами. Удивительно чувствовать братство именно в таком опыте, но, пройдя этот путь дома, могу только желать долгих лет терпения и силы нести бремя ответственности.
Есть в обществе и след суровых религиозных традиций. О 40 плетях за алкоголь и самостоятельных гуляниях девушек по вечерам я уже упоминала. В один вечер мой друг Наджи пришел слишком расстроенный во дворик к друзьям, где каждый вечер можно застать хартумских пацанов с косяком или даже финиковым самогоном, смешанным с фантой. Пришел мой друг расстроенный, потому что его девушка выходит замуж. Так зачем тебе такая девушка? Пусть себе выходит и не возвращается, если не любит. Но нет — любит, но родители решили иначе и пригласили сватов с кузеном.
Такая судьба может поджидать любую девушку в традиционной суданской семье. И часто сказать «нет» ты практически не можешь, как и тогда, когда тебе предлагают пищу или помощь. От любви, но не ради. Один такой случай даже закончился убийством немилого жениха, который изнасиловал свою молодую жену на глазах у своей родни. Отца девушки за принудительное замужество никто не наказал. А вот ее за кровавую месть и защиту собственного достоинства приговорили к тюрьме, не оправдав фактом насилия.
В Судане немало внутренних проблем и недостатков в социальных и политических отношениях, но с причинами и последствиями они точно смогут разобраться сами.
Потому что для этого надо быть вместе. А забота о других здесь повсюду: вдоль улиц — кровати, где любой может лечь и поспать, если негде (ну бывает); здесь и кувшины с водой у ворот домов, чтобы освежиться и напиться. Так комфортно и спокойно среди чужих, как среди своих, я не чувствовала себя нигде.
Я давно не думаю о том, где мой дом, и не требую от себя официальных заявлений и координат. Это не значит, что я не знаю ответа. Это скорее потому, что во многих местах могу чувствовать себя дома. В плацкарте или в палатке, в лесу, в своем или не своем доме и в гостях — я везде могу создать себе чувство дома.
И вот в Судане, передвигаясь между домами незнакомых мне людей, я чувствовала себя дома. И только до сих пор удивляюсь, каким открытым для меня оказался дом всех этих людей. Это легкомыслие или доверие — вот так впускать в свой дом других людей, знакомых и нет. Все эти случайные встречные вдруг становятся тебе друзьями и семьей, и тут у меня рождается уверенность в том, что после этих странствий и в моем доме будут всегда открыты двери для тех, кто открыл мне свои, и тех, кто постучит в них, путешествуя мимо. И я обязательно вспомню Судан, как образец гостеприимства к путешественнику, которому следует подражать, принимая гостей.
Ведь мы же точно как те аисты, которые ежегодно летят в теплые края, чтобы вернуться. Домой.