«Тяжело проводить судебные процессы в стране, где совершены преступления», — ирландский юрист международного правосудия
Фидельма Донлон — ирландский юрист со значительным опытом работы на Балканах. Сейчас она работает секретарем Специализированных палат Косово. Этот суд расследует преступления на территории Косово в 1998—2000 годах. На конференции по международному уголовному праву в Киеве Громадское пообщалось с юристом о том, какой опыт международных трибуналов может быть полезным для Украины.
На конференции вы презентовали пособие о механизмах привлечения к ответственности за преступления геноцида, преступления против человечности и военные преступления. Как Украина может использовать эти наработки? Информация из руководства касается механизмов из 29 стран. Поэтому в вопросе ответственности за значительные нарушения международного гуманитарного права очень важно, чтобы заинтересованные люди могли взглянуть на различные механизмы, которые использовали в разных странах, и принимать решение, опираясь на то, что может быть эффективным.
Поэтому я считаю, что для Украины, юристов, представителей гражданского общества и других лиц, принявших участие в конференции, это очень хороший справочник. В нем можно изучить другие системы и другие механизмы в отношении людей, виновных в грубом нарушении международного гуманитарного права.
Если основываться на том, что говорят другие эксперты, какие для Украины самые большие вызовы и препятствия по привлечению преступников к ответственности?
Судя по комментариям практиков из Украины, могу сказать, что прежде всего они говорили о правовой базе и определенном недостатке ясности в Уголовном кодексе по международным приступам. Поэтому мы слышали, что прокуроры говорят о возможности обвинять лица в международных преступлениях, если эти преступления не перечисленные в имеющемся Уголовном кодексе.
Также мы слышали о проекте закона, видимо, утвержденном вашим парламентом, который в определенном смысле может дать большую правовую ясность.
Мы, безусловно, слышали от украинских участников конференции и других членов гражданского общества и экспертов, главное — это будущее обучение судей, прокуроров и следователей полиции. Чтобы они могли познакомиться с тем, как проводят расследование, преследование и в конечном итоге судебные процессы по таким нарушениям закона.
Не могли бы вы выделить механизмы, которые Украина могла бы использовать для привлечения к ответственности людей, которых она хочет осудить?
Во-первых, решать Украине. Комментарий — только мое мнение о полезных моделях, над созданием и применением которых я работала. Это, в частности, боснийская Палата военных преступлений, которую основали через 10 лет после прекращения военных действий. (Как часть Суда Боснии и Герцеговины Палата с 2005 года расследует тяжкие преступления, совершенные в 1992-1995 годах. Ее считают полезным примером сотрудничества отечественных и иностранных судей в пределах одного суда — там этот механизм использовали впервые. — ред.)
Мы слышали от некоторых украинских экспертов, они разделяют мнение, что нужна модель, которая демонстрирует, как международное финансирование, иностранные судьи, прокуроры и другие управленцы могут помочь развить национальную систему, чтобы она могла привлечь к суду преступников, совершивших преступления против человечности и военные преступления.
Опыт привлечения к ответственности военных преступников на Балканах можно назвать успешным?
Если взглянуть на результаты работы боснийской Палаты военных преступлений и отзывы об этой работе от Human Rights Watch и ОБСЕ, с 2005 года и до сих пор обвиняют примерно 500 человек, перед судом предстали более 7 тыс. свидетелей, объявили 200 финальных приговоров.
До 2005 года такого не было: не было преследования за военные преступления и преступления против человечности. А если и были суды, они были сомнительные в смысле соблюдения прав человека обвиняемого.
Поэтому я аплодирую Государственному суду Боснии и Герцеговины и всем боснийским практикам за их работу. Также скажу, что очень важно, чтобы судебные процессы проводились в стране, где совершены преступления. Поскольку это дает жертвам и общественности возможность посещать заседания. В этом смысле я одобряю работу наших боснийских коллег. Также думаю, что они достигли замечательных результатов.
Вы видите проблему восприятия населением стран региона результатов, в частности, Международного трибунала для бывшей Югославии?
Есть много академических комментариев о Международном трибунале для бывшей Югославии. И что, возможно, даже важнее — от гражданского общества во всем регионе — о влиянии трибунала и его взаимодействии с населением мест, где были совершены преступления. Ведь суд располагался вне стран, где преступления произошли.
Сам суд признал, что за первые годы работы мог сделать больше для взаимодействия с населением. Поэтому потом расширил работу с охвата — связей с общественностью на низовом уровне. Это значит: нужно не просто сообщать через веб-страницы, а иметь офисы в странах совершения преступлений и постоянно сообщать их населению о заседаниях, которые проходят где-то за рубежом, а также давать возможность представителям гражданского общества, организациям жертв и правительствам высказывать собственное беспокойство о работе учреждения и говорить, как ее можно улучшить.
Какие примеры международных и военных трибуналов наиболее полезны для Украины?
Я разделяю мнение некоторых украинских участников этой конференции, что в стране есть множество квалифицированных практиков, которым нужно сделать большую работу.
Я считаю, что модель предоставления национальным деятелям международной помощи очень уместна для Украины. Возможно, в отличие от специальных трибуналов вроде югославского и руандийского, созданных в соответствии со статьей 7 Устава ООН. Поэтому на этом этапе я пропагандирую концепцию местного института с международной поддержкой — в обучении, финансировании, обеспечении работниками и других аспектах.
Вы работали в Специальном суде для Сьерра-Леоне, когда он рассматривал дело экс-президента Либерии Чарльза Тейлора и в 2012 году осудил его на 50 лет. Тогда впервые со времени Нюрнбергского процесса международный трибунал приговорил главу государства (на то время он уже не занимал должность, — ред.). Думаете, теперь такой приговор возможен какому-то главе государства?
В вопросе глобальной системы международного правосудия и случаев высшего руководства, обвинения лидеров я бы хотела сослаться на Международный уголовный суд (МУС), который предъявил обвинение действующему президенту [диктатору Судану Омар аль-Баширу], но тот до сих пор находится вне юрисдикции суда (Суд несколько раз в 2009 -2010 годах издавал ордера на его арест за геноцид в Дарфуре. Тогда Судан не признавал решение МУС, а сейчас сам судит аль-Башира — ред.). Пожалуй, за последние пять лет этот вопрос касается прежде всего МКС. В смысле юриспруденции, но также выученных уроков и препятствий.