«У меня была цель выжить и рассказать другим то, что пережил». Пастор Анатолий Волошин 295 дней был в российском плену

«Никогда не думал, что в старости попаду в тюрьму, узнаю жизнь фильтрационного лагеря. В Свердловске (город оккупирован с 2014 года, в 2016-м переименован в Довжанск, — ред.) на допросе россиянин спросил, кем работаю. Я ответил: “Всю жизнь на бульдозере”. Он посмотрел: “Я думал, вы профессор”. А российские инспекторы в Еленовке называли меня фашистом-интеллигентом. Потому что в очках. Смешно. Потому что они сами фашисты. А мы защищаем свой дом и свой огород», — рассказывает Анатолий Волошин.

7 марта он вернулся из плена. Был в двух колониях - в Еленовской в Донецкой области и Довжанской в Луганской. Родные и близкие думали, что мужчина погиб во время российского удара по Еленовке 29 июля прошлого года. Впрочем, его имени не было ни в одних списках.

Пастор с 27-летним стажем записался в терроборону

Анатолий Волошин записался в Силы территориальноой оборони Мариуполя 25 февраля 2022 года. Был командиром отделения контрдиверсионной борьбы. Так было написано в документах.

«По штату я был командиром. Но требовались экскаваторщики, бульдозеристы, трактористы, электрики. А я на бульдозере с 20 лет. Когда 24 февраля начались обстрелы, решил идти защищать страну. Для меня как пастора это решение было непростым. Правильно сделал или нет — я с Богом буду решать наедине. Смерти не боялся, но жить хотелось», — рассказывает мужчина.

14 марта Анатолия Волошина ранили.

«Над капотом машины разорвалась мина. Водителя стукнуло по виску. А мне осколок залетел под ребра вместе с частью броника. Ребра были поломаны. Разорвало мышцы на руке, повредило нервы», — вспоминает пастор.

С трубками в животе спускался в подвал

Анатолия увезли в госпиталь около бассейна «Нептун», прооперировали. Город россияне продолжали бомбить.

«Под окном моей палаты взорвался снаряд. Стекло вылетело. Врачи и санитары сказали перебираться в подвал. Пришлось со всеми трубками в животе спускаться туда. Просидели в подвале ночь, может, чуть больше. 16 марта врачей и раненых перевезли на комбинат.“Азовсталь”. А этот госпиталь потом разбомбили», — говорит Анатолий.

На пятерых делили две банки скумбрии

С 16 марта по 17 мая Анатолий Федорович вместе с сотнями раненых военнослужащих был на территории «Азовстали».

«В бункерный госпиталь люди прибывали каждый день. Нас было примерно 300 — лежачих, прооперированных и тех, кого готовили к операции.

Работал генератор. В печах готовили еду — супы, борщи, каши. Но всего понемногу, запасы уменьшались. Однажды в столовую прилетела бомба. Осколками засыпало сумки с продуктами. Что смогли — откопали: рыбные банки, тушенку. Начали экономить. Две баночки скумбрии делили на пятерых. А потом, рассказывали, давали по половине пластикового стаканчика еды и по 200 граммов воды.

1мая меня перевели в другой бункер. Ходить мог, но рука не работала, грудная клетка и ребра были поломаны. Там было около сотни людей, дважды в день кормили кашей. Нам раненым подбрасывали на ложку больше. На троих была бутылка воды.

Я постоянно думал о еде. Некоторые потеряли до 40 килограммов веса. Я за два месяца похудел на 22 кг. Перед выходом с “Азовстали” весил 56 килограммов при 178 сантиметрах роста», — рассказывает пастор.

Мечтал залезть в ванную

Чтобы не спать на голом бетоне, искали какие-то доски, двери, стелили одежду.

«Это был административно-бытовой комплекс. Я нашел фуфайки, спецовки. Можно было двое-трое штанов надеть, чтобы потеплее. Но никто не болел. Раны заживали. То ли мы были внутренне мобилизованы, то ли взрывы выпалили все вирусы.

Жили в постоянном напряжении. Самолеты сбрасывали бомбы и днем, и ночью. С моря катера обстреливали ракетами. Когда прилетало, все молились. Я воспринимал это как нечто, что нужно пережить.

Не хватало воды. Техническую брали в трубах “Азовстали”. Но мыться одной рукой я не мог. Очень хотелось полежать в ванне. Погреться, помыться и съесть что-нибудь вкусное — манной каши с изюмом и цукатами или апельсиновой цедрой», — искренне расказывает Анатолий.

Из-за пыли, которая стояла повсюду, людям не хватало воздуха. В короткие моменты затишья они выходили из бункеров.

«Мы жаждали света. Так приятно было видеть зелень. Я смотрел на траву и думал, что нужно жить и мечтать о лучшем».

Когда самолет бросал глубинные бомбы, бункер ходил ходуном

После 16 апреля на «Азовстали» пропала связь.

«Полная неизвестность. Только штаб полка "Азов" имел контакт с "большой землей", как мы ее называли. Им приходила информация о происходящем на фронте.

От обстрелов из пушек и танков было слышно, как сыпятся камни. А когда самолет бросал глубинные бомбы, весь бункер ходил ходуном. В госпиталь прилетела бомба, пробила верхний слой бетона. Несколько человек пострадали, их покалечило еще больше, один погиб», — вспоминает пастор.

Люди по-разному переживали это время.

«Одни горевали, другие ругались. Кто-то сетовал. Я поддерживал их: “Ребята, быть пессимистами — вредно”. Я — пастор с 1995 года. Это моя работа — поддерживать людей. Кто хотел — слушал.

17 мая был приказ президента сложить оружие, чтобы сохранить жизни людей. Мы сдались в плен. Когда выходил, думал: “Если Господь дал мне время, я должен выжить и рассказать до других о том, что испытал”».

В Еленовке умылся под дождем

Анатолий Волошин не вспоминает, когда именно они прибыли в Еленовку — 17 или 18 мая. Машины с пленными останавливались в дороге, долго стояли.

«Запомнилось, что на следующий день шел дождь. С крыши лилась вода. Я впервые за два месяца помыл голову, лицо. Стало легче. Люблю дождливую погоду — она вдохновляет размышлять о жизни».

Пастор попал в казарму, где находились до 450 пленных. Донимал голод.

«Порция пищи — это черпак каши или ухи, я называл ее водой с капустой. И кусочек хлеба. На завтрак и ужин давали чай. Нас там было около трех тысяч человек», — рассказывает Анатолий.

В Еленовке был фильтрационный лагерь. Оттудапленных увозили в россию, в другие колонии Луганской и Донецкой областей.

«Это близко к фронту. Мы постоянно слышали канонаду. россияне коварно стреляли из-под стен лагеря. Могло прилететь в ответ».

В ночь на 29 июля в колонии произошел взрыв. Было уничтожено здание, где содержались украинские военнопленные.

Но Волошина вместе с другими еще 10 июня перевезли в Довжанск Луганской области. Дети пастора об этом не знали.

Дети оплакивали отца после взрыва в Еленовке

У Анатолия Федоровича трое сыновей и дочь. Жена умерла в позапрошлом году, болела. Шесть лет они были опекунами еще троих мальчиков.

Родные больше девяти месяцев не знали, где Анатолий. Когда с «Азовстали» вышли последние защитники Мариуполя, искали отца по фотографиям в интернете. Узнали, что он в плену в Еленовке.

После массового убийства в том месте украинских пленных дети решили, что отец погиб.

«Я на эмоциях выставил пост в инстаграме, — вспоминает 35-летний Евгений Волошин. — Оплакивал отца. Люди писали соболезнования. Через два дня орки опубликовали списки находившихся в Еленовке в день взрыва. Нашей фамилии там не было. Но не было уверенности, что эти списки правдивые. Я удалил все посты в соцсетях. Отец мог быть жив.

Обращались в разные организации, в Красный Крест. Через два месяца они позвонили по телефону: “У вас есть какая-то информация об отце?” — “Простите, у кого должна быть информация — у меня или у вас?"»

Удивили белые наволочки и простыни

Свердловскую исправительную колонию на временно оккупированной территории Луганской области Анатолий Волошин называет лагерем.

«Это были фильтрационные лагеря. Нас допрашивали: где мы были, что делали, стреляли ли. Брали отпечатки пальцев. Фотографировали. Унижали — десять раз раздевали догола. Проверяли одежду».

Условия, говорит пастор, были немного лучше.

«Там были кровати. Мы удивились — нам выдали белые наволочки и простыни. Сами их потом стирали, когда нам давали немного порошка. Мылись каждую субботу. В баню заводили 50 человек одновременно. Из десяти леек текла маленькая струйка воды. Было 5-7 минут», — вспоминает мужчина.

Пленных поселили на втором этаже колонии, в казарме на 200 коек.

«Под нами жили зеки. Они разные были. Один, например, сидел за то, что снял российский флаг и растоптал. Ему дали 8 лет. Говорили, что аннулируют наказание тем, кто пойдет на фронт. Это был конец лета или начало осени. Согласились 50 осужденных. Через неделю вернулись двое — один без ноги, другой израненный осколками. Остальные погибли.

Нельзя было разговаривать между собой. Да и зачем раздражать? Ляпнешь что-то, не только у самого будут проблемы, но и у тех, кто рядом с тобой. Я общался с теми, кому, как считал, можно доверять», — рассказывает Анатолий.

Смотрели Скабееву

Колония в Свердловске отмечала 65-летие. Анатолий Волошин вспоминает, как проходили культурно-массовые мероприятия.

«Завезли советскую литературу. Но были и классики: Гюго, Жорж Санд. На украинском языке — детская Библия. Я выбрал фантастику и классическую литературу.

Разрешили играть в шахматы, домино, нарды. Поставили телевизор. Мы смотрели программы Скабеевой, анализировали их. Когда она говорила: “Ну что у нас хорошего, где у нас есть победа?”, — мы понимали, что у них ничего не получается. Поняли, что нам поступает помощь из-за границы. А если мы не одни, то победим. Я этим жил».

Волошин говорит, что в Луганской области уже не испытывал такого голода.

«Кормили кашами: перловой, пшеничной, ячменной. На обед обязательно был вермишелевый суп или борщ. Давали хлеб и сладкий чай. Я там набрал 15 кг веса».

Делали для россиян тысячи гробов

В Свердловской колонии осужденные работали. К ним присоединялись пленные, выполнявшие работу, чтобы получить сигареты.

«Могли прибрать что-нибудь. Смастерили для нас хорошие кровати с металлическими пластинами, которые не прогибались. Для россиян делали гробы из ящиков из-под снарядов. Была задача — тысяча штук в месяц. Я ничего не делал, потому что был ранен. И уже 29 лет не курю.

Надзирателями и врачами работали местные. Говорили: “Ведите себя спокойно, и будет все хорошо”. Оказывали минимальную врачебную помощь.

Осенью выдавали тюремные робы. Черные, со светоотражателями. Чтобы было видно, где идешь или стоишь. В них было теплее».

Анатолий Волошин говорит, что было непросто. Но он пробовал находить светлые моменты.

«Когда это было уместно, шутил. Какая-то глупость придет в голову — и все хохочут. Такие фразы говорили друг другу: "Мастер с понтом, трижды орденопросец, золотой недали”.

Люблю игры со словами. Друзей как-то спросил: “Если человек заснул на богослужении, то каким сном?” Никто не ответил. Говорю: “литургическим”».

Некоторые из пленных были в отчаянии, появлялись мысли о суициде.

«Один парень рассказал, что не хочет жить. Не мог смириться с пленом. Я постоянно говорил с ним о том, что его ждут братья и мать, что Господь еще не хочет его забирать. И все равно видел его печаль и тревогу. Наконец мы вместе вышли из плена. Он благодарил», — рассказывает пастор.

Поверх шапок глаза замотали скотчем.

В феврале 2023 года колонию посетила некая комиссия. Пленников сфотографировали.

«Нас как раз вели в штаб, — говорит Анатолий Федорович. — Сказали остановиться. Женщины сделали фото. Их потом опубликовали в интернете, снимок увидели дети.

В штабе старший россиянин сказал: “Вы пойдете на обмен”. В душе все перевернулось. Испытал и радость, и тоску за остающихся ребят.

Несколько раз меня спрашивали, хочу ли я остаться. Это такое давление. Говорили, что мое место там. Я говорил: “Нет, у меня сыновья, я еду в Украину”. А они порпавляли: “На Украину”.

Обмен произошел 6 марта. Из нашей колонии вышли 72 человека», — говорит Анатолий.

До границы пленные ехали немного подавленными.

«Мы сели в КамАЗы. Радость распирала. Но была мысль: а что, если этого не произойдет, и нас отвезут куда-то еще? Завязали руки, сказали на глаза натянуть шапки. Везли, должно быть, в Таганрог. А оттуда — самолетом. Поверх шапок глаза замотали скотчем. Перед границей сняли. Ехали, наклонив головы. Нельзя было смотреть и разговаривать. На границе мы были 7 марта».

Плакал без слез

Пленные вышли на границе в Сумской области.

«Переполняли эмоции. Меня что-то спрашивали, а я не мог говорить, слезы душили. Хотя собственно слез не было. Нам дали телефоны и теплые костюмы. Прежде всего хотел узнать, что в Украине происходит. Ночью нас доставили в реабилитационный центр в Новых Санжарах Полтавской области», — вспоминает мужчина.

Сейчас пастор Анатолий Волошин вместе с сыновьями живет в Киеве. Дочь остается в Мариуполе. Их дом уцелел — там живут люди, потерявшие жилье.

«В 40 лет у меня было два желания — научиться ездить на роликах и побывать в открытом океане во время шторма. На роликах научился. Хочу воплотить в жизнь вторую мечту, которой уже 24 года».

Автор: Наталья Лазука