«Военный понимает: он может оказаться в этом кузове, в мешке. И я привезу его домой к маме»
Герои погибают. Их изуродованные тела лежат в черных пакетах. Четырнадцать воинов, павших за Украину, отправляются в последнее путешествие домой в кузове машины с маркировкой «Груз 200». Сладковатый запах смерти врезается в сознание, но никакого отвращения не чувствую. Водитель закрывает кузов. Мы садимся в салон, над Днепром восходит солнце. Со словами «Герои уже никуда не спешат, но родные спешат их похоронить. И я должен им помочь» Олег нажимает на газ.
Выезжаем мы из Днепра — именно сюда привозят тела погибших из прифронтовой зоны. Отсюда их развозят по всей Украине. В городе два морг — морг больницы Мечникова и Новокодацкое отделение Днепровского областного бюро судебно-медицинской экспертизы. «Бывает, что за ночь поступает больше тел, чем мы физически можем вывезти», — говорит Олег.
Раньше развозил на машине с холодильником зелень в рестораны, теперь — тела павших в бою
Олегу 54 года, больше 30 лет водительского стажа. Он жил за границей, у него был свой бизнес, а когда началась полномасштабная война — напросился напарником к более опытному транспортеру погибших Александру с позывным «Бульдозер».
Александр возил тела погибших с 2016 года. А потом подписал контракт с ВСУ и начал официальную службу на эвакуации «двухсотых». В 2020-м уволился из армии, устроился на гражданскую работу. После 24 февраля он попросил у владельца фирмы холодильную машину, на которой развозил зелень в рестораны, и с 27 февраля снова начал возить погибших. Сначала ездили вдвоем, но сейчас вот уже несколько месяцев Олег курсирует один в рамках проекта ВСУ «Эвакуация 200».
«Маршрут бывает такой, что одно тело катается в кузове несколько суток, прежде чем я отдам родным всех остальных по маршруту»
Процесс получения тел довольно длительный. Около морга очереди водителей из «Эвакуации 200», которые должны забрать тела, чтобы отвезти их родственникам. Каждый водитель дает санитарам список номеров — именно ими обозначают погибших.
На этот раз Олег оформил 19 тел. Четырнадцать Героев везем мы, пятерых — другой экипаж, отправившийся в западном направлении. Время на выписку документов и их регистрацию в журналах — около 20-30 минут на каждого бойца. Отдельно нужно сделать опись личных вещей.
«Свидетельство о смерти и справку о причине смерти нужно написать без ошибок, чтобы совпадали номера и диагноз, потому что на основании этого загс выдает гербовое свидетельство о смерти, с которым родственники получают компенсацию. Чтобы никому потом не доставить хлопот, надо следить!» — объясняет Олег. Чтобы получить 19 пакетов с документами, ему понадобилось более пяти часов.
«Иногда нужно в регистратуре выяснять порядковый номер, если он не указан. Бывает, документов нет — солдат без ничего, тогда я звоню военным комиссарам, чтобы они прислали копии документов, когда был призыв или мобилизация. Место смерти, дату смерти, место, куда везут для похорон. Иногда я приезжаю в морг в восемь утра, а выезжаю в одиннадцать вечера. Тогда вариантов два: или отдохнуть перед дорогой несколько часов, или ехать сразу, если у кого-то запланированы похороны, и уже днем где-то покемарить. Если похороны не запланированы, то ставлю машину с телами прямо во дворе, здесь есть видеонаблюдение. К сожалению, несколько часов должен тратить на сон, поэтому не всегда могу ускорить встречу с родными. Все хотят похоронить как можно скорее, но маршрут бывает такой, что одно тело катается в кузове несколько суток, прежде чем я отдам родным всех остальных по маршруту», — рассказывает мужчина.
«Я перевожу самое дорогое для близких — немного времени побыть рядом со своим погибшим»
Все тела в мешках, в основном в черных, некоторые — в белых. Водитель объясняет: страна не была готова к таким колоссальным потерям, мешков не хватало и некоторое количество предоставил Красный Крест. Их мешки более качественные и у них есть ручки.
«Когда из рефрижератора достаешь скользкий мешок — его просто не за что тянуть, потому что работаешь в резиновых перчатках, целлофан без ручки скользит, порой рвется, и тогда нужен еще один пакет, потому что тело просто выпадает. Многие из них серьезно разложились — ведь тело, пролежавшее во время активных боевых действий хотя бы день на солнце, начинает активно разлагаться», — рассказывает Олег.
Если у Олега есть напарник — они грузят тела в кузов в соответствии с маршрутом выдачи, так чтобы верхние можно было отдать первыми и не перекладывать остальные. Но так бывает не всегда. «Если в одном морге взяли тела, быстро разложили, а они нам добавили еще, то уже кладем в случайном порядке, просто чтобы быстрее разъехаться уже по маршрутам», — говорит он. Вздыхает и добавляет: «Я перевожу самое дорогое для близких — немного времени, чтобы побыть со своими погибшими».
Однажды Олег вышел в рейс из морга в Лозовой. Вдова погибшего попросила, чтобы ей разрешили посидеть рядом с телом любимого в кузове. «Самое малое, что я мог сделать, как-то помочь — это дать ей это время. Потому что каждое тело — чья-то вселенная», – говорит мужчина.
«Дай Бог, чтобы там была рука», — тихонько шепчет санитар морга, раскрывая пакет
Приезжаем в харьковский морг: здесь должны отдать тело одного погибшего. «Вот весь двор, — говорит Олег, — был выстлан трупами, лежали друг на друге. Здесь был ад».
Во дворе мужчина обнимает за плечи женщину в черном платке. Их ад еще впереди — нужно опознать родственника. Поиск черного пакета с соответствующим номером занимает некоторое время. Санитар предупреждает родных, что погибшего не сразу забрали с поля боя и уточняет, какую особую примету нужно искать на теле. «Ноготки на левой руке, два приплюснутых, он как-то сильно ударил молотком — так и остались плоские», — говорит мужчина. Заметно, что ему плохо от запахов, но он держится. «Дай Бог, чтобы там была рука», — тихонько шепчет санитар морга, раскрывая пакет. Через несколько секунд просит подойти поближе для опознания: он достает руку, мужчина отвечает: да, это те самые, родные пальцы. Опознанного Героя грузят на каталку, несколько тел, которые нужно было достать, чтобы добраться до него, Олег загружает обратно в кузов. Мужчина, получивший тело, сидит на корточках, закрыв лицо руками.
«Ты делаешь работу спокойно. Когда люди взбудоражены, когда у них эмоции — не нужно углублять их состояние своим похожим состоянием. Просто спокойно. Утешительные слова тоже могут раздражать, иногда сочувственного взгляда достаточно, чтобы не возбудить больше эмоций у тех, кто должен смириться с потерей», — говорит мне Олег, когда мы покидаем двор морга.
Когда военные помогают с телами, у них может быть сильный стресс
В нескольких следующих моргах родственников не было — тела принимали санитары и представители воинских частей. «Хотелось бы, чтобы родные не видели грязную машину с телом, чтобы родители видели, что к их ребенку относятся с достоинством и уважением. Они об этом не думают, но где-то в подсознании им приятнее, когда белая чистая машина, а не грязная и плохо пахнущая. Не все мойки позволяют нам мыть машину. Кузов внутри вообще не разрешают, мы моем сами. Да и доставать тело, когда оно там не одно — тот еще вызов, родные ужасаются масштабам горя, которое принесла нам россия, — рассказывает Олег. — А вот когда военные помогают выгружать тела, у многих происходит сильный стресс. Где-то в подсознании боец понимает: в любой момент он тоже может оказаться в этом кузове в мешке, и я его так же привезу домой к маме.
Однажды мне мешки с трупами приснились, но это был не ужас, не кошмарный сон. Я просто увидел продолжение работы только потому, что целый день это все перед глазами».
Сын надевает резиновые перчатки и помогает Олегу грузить тело отца
Телефон Олега не умолкает всю дорогу: звонят из воинских частей, звонят родственники погибших. Мы едем в Золотоношу Черкасской области. Родственники одного из погибших бойцов не выдерживают и сообщают, что выезжают навстречу. Олег соглашается. Тело передаем немного вдали от заправки — чтобы не шокировать автомобилистов и случайных путешественников. В обычной легковой машине сняты сиденья, багажник застелен покрывалом. Такое же было у моей бабушки в деревне, это слишком эмоциональный момент. Все трое мужчин — военные: это братья погибшего и его сын. Сыну на вид не больше двадцати лет. Юноша надевает резиновые перчатки и помогает Олегу грузить тело отца. Уже в своей машине он еще раз раскрывает пакет и некоторое время просто смотрит на бездыханное тело: кажется, что только свидетели мешают ему броситься на родительскую грудь.«Этого бойца сегодня проводят в последний путь, а тем, кто в нашем кузове, еще нужно немного прокатиться», — говорит Олег и заводит машину.
Иногда спать приходится на обочине в машине с телами
На пути к следующему моргу мы повредили колесо, поэтому едем на шиномонтаж. «Человек выдерживает, а вот машина выходит из строя чаще. В среднем автомобиль пробегает 20 тысяч в месяц. Это много, очень много. Два раза в месяц меняют масло, это примерно 5 тысяч стоит, а машин три. Тысяч 30 в месяц нужно», — говорит Олег.
За более ста дней три автомобиля, которые организовал Александр с позывным «Бульдозер», перевезли 400 погибших. Сожгли в общей сложности 15 тонн бензина — его приходится искать и оплачивать через личные связи. От родных погибших водители «Груза 200» категорически ничего не берут. «Они уже очень дорого заплатили», - говорит Олег.
Самый длинный рейс Олега — 1 300 км за сутки. Самый долгий — 11 суток. Если до ближайшего города далеко, спать приходится прямо на обочине в машине с телами. Под пассажирским сиденьем кофе и газовая горелка. Олег почти никогда не покупает кофе на заправке, об обеде в кафе не может быть и речи.
После шиномонтажа я настаиваю, что нам стоит перекусить, Олег смеется, достает бутылку минералки, говорит, что этого достаточно.
«Но у вас же должно быть время на еду», — настаиваю я.
«А у них, — скептически кивает он на кузов. У них был нормированный обед? Ели по расписанию?»
«Перед тем, как уйти на фронт, Максим купил мотоцикл. Даже запах солярки не понюхал»
Мы преодолеваем сотни километров с распахнутыми окнами. Этот запах, что сопровождает нас всю дорогу, Олег называет сладким запахом смерти.
Привыкаю к нему настолько, что он даже не мешает есть бутерброды: Олег соглашается перекусить, но руль не выпускает.
Телефон тем временем разрывается. Спрашивают о погибшем, которого везем в Бучу. Это полковник Генштаба, похороны запланированы на следующий день, Олег заметно нервничает: в кузове тело еще одного защитника, которого должны хоронить завтра утром. Отдаем тело в Буче, и Олег решает поспать три с половиной часа. А дальше двинемся из Киева в Ромны, что в Сумской области.
В Ромны мы приезжаем в девять утра. Навстречу выезжает отец, чтобы проводить в морг. «А трезубец на шее был? А кот-самурай на ноге?» — спрашивает мужчина сквозь слезы. Военный комиссар отходит как можно дальше: запах невыносимый — и закуривает. Олег пытается извлечь из машины тело, отец бросается помогать. Его погибшему Герою было 19 лет.
«Перед тем, как уйти на фронт, Максим купил мотоцикл. Даже запах солярки не понюхал», — говорит он. Из пакетика с вещами мужчина достает документы и часы. Долго всматривается в циферблат: «Даже три дня подарок не поносил».
«Бывает, что в морге вручают кулек — какая-то часть руки и ноги, что успели собрать после взрыва в блиндаже»
В кузове остаются четыре тела. Едем в морги Нежина, Чернигова и Киева. «Мэрилин Мэнсон на всю громкость не дает уснуть, когда еду и хочется спать. Утром я могу поставить классическую музыку», — делится секретами выносливости Олег и продолжает свою работу.
«Хуже всего для родных — закрытый гроб. Когда матери встречают закрытый гроб, первая реакция — там не он. А открывать нельзя. Иногда представитель части заходит, делает фото татуировки и приносит матери. Самая страшная картина — черные запекшиеся раны от фосфорных бомб. Вот как их показать матери? Бывает, что в морге вручают кулек — какая-то часть руки или ноги, что успели собрать после взрыва в блиндаже. Мы кладем в большой санитарный пакет и в гроб. Иначе это выдержать родным невозможно».
«А как вы выдерживаете?» — интересуюсь я.
«У моего напарника должно быть три основных характеристики: стойкая психика, умение хорошо водить машину и умение жить как нищеброд, потому что эта деятельность не оплачивается. Я езжу один, значит, таких людей мало, но кто-то это должен делать. Так почему не я?» — говорит Олег.
«Эксгумировать не будем, пока нет гербового свидетельства о смерти»
Мы прощаемся в столичном морге. Двое суток, 1 800 километров, и один долгий разговор о нелегкой работе волонтера «Эвакуации 200». Договариваемся о следующей встрече, но в тот же день получаю от Олега смс: «Вы еще один аспект нашей работы не видели: иногда приходится эксгумировать тела и перевозить для дальнейшего перезахоронения. Завтра на Краснопольском кладбище». Это кладбище в Днепре. Я покупаю билет на ночной поезд, и уже на следующее утро мы снова встречаемся с Олегом и представителем бригады, в которой служил погибший. Едем на кладбище.
Мужчина, которого должны эксгумировать, месяц лежала в морге неопознанным. Его похоронили на аллее Краснопольского кладбища вместе с десятками неидентифицированных бойцов, но совпали ДНК — появилась возможность похоронить Героя дома. Однако работники коммунального предприятия неожиданно отказались проводить эксгумацию: объяснили, что для этого необходимо свидетельство о смерти.
«Наша бригада эксгумировала уже семь тел, гербового свидетельства о смерти не было, но все уже втянулись, привыкли к войне. Это их работа, доход, но вместе с тем горе для родных, для женщины, которая все ждет и никак не может похоронить мужа», — говорит представитель бригады. Вдове по телефону приходится говорить, что из-за бумажной бюрократии процесс затягивается.
С кладбища едем сразу в морг. Там я знакомлюсь с Александром, тем самым знаменитым «Бульдозером». Он как раз пригнал из Тернополя еще одну машину для эвакуации и сейчас отправляется в рейс: на этот раз он забирает десять тел погибших защитников, а Олег — тринадцать.
Автор: Мирослава Ильтьо