«Потерянный остров. Книга репортажей из оккупированного Крыма» — отрывок из новой книги Натальи Гуменюк

В течение последних шести лет журналистка Наталья Гуменюк ездила в аннексированный Крым. Ездила, чтобы рассказывать непростые истории — о том, как кардинально изменилась жизнь крымчан после 2014 года, о том, как кто-то из них теперь живет в оккупации, а кто-то — просто в другой стране. В ее книге — истории крымских татар, общественных активистов, правозащитников, студентов, пенсионеров, военных и вообще людей с разными политическими взглядами.

«Потерянный остров. Книга репортажей из оккупированного Крыма» вышла на днях в «Издательстве Старого Льва» и ее уже можно купить. Сборник репортажей также доступен на русском языке в электронном виде. А 3 марта по случаю 6-й годовщины аннексии Крымского полуострова Mystetskyi Arsenal организует встречу с Натальей Гуменюк и героями ее книги.

Hromadske публикует отрывок о событиях марта 2014 года.

1. ШОК

Март 2014: Бахчисарай–Балаклава–Севастополь–Ялта–Симферополь

Вперед в прошлое

Так называемые «казаки» проверяют документы у пассажиров, направляющихся в Крым. Джанкой — первая остановка на полуострове. Я на верхней полке в купе. Делаю вид, что очень сонная. Протягиваю паспорт, еле-еле отрывая голову от подушки. Мой телефон — «чистый». Ни единого фото с Майдана.

 В купе заглядывает мужчина. Документы они особо не рассматривали. Протягивает паспорт обратно. Въехать в Крым получилось. 16 марта 2014 года. В этот день должен состояться так называемый «референдум» об автономии Крыма. Конечная станция поезда — Севастополь. Я схожу в Бахчисарае. В главном крымскотатарском городе куда меньше приверженцев «русской весны» и куда больше явных оппонентов. А значит — безопаснее. Поезд опаздывает на 20–25 минут. Оказалось, казаки, встречающие потенциальных «гостей из Украины», пришли на станцию по расписанию, но ушли, так и не дождавшись поезда.

На самом деле Крым уже захвачен, уже оккупирован. Худшее уже произошло. Людей, которые пытались противостоять захвату, стримили, обличая «зеленых человечков» — российских военных, — били и задерживали. Армия РФ уже контролирует территорию полуострова. И хотя над несколькими военными частями еще реет украинский флаг — слом произошел.

Но за день до так называемого «голосования за независимость Крыма» мы все еще отказываемся это принять и осознать, надеясь, что ситуация не необратима.

Над самым известным крымскотарским кафе «Мусафир» — голубой крымскотатарский флаг с золотистой тамгой. Кафе расположено чуть выше дороги. Я снимаю сверху на телефон, как проезжает военное авто. Российское. Хочу верить, что снятый кадр будет доказательством присутствия иностранных войск. В «Мусафире» с ноутбуками работают несколько иностранных журналистов. У меня есть прикрытие. Делаю вид, что я то ли местная переводчица, то ли девушка эстонского журналиста. Мой приятель — в прошлом самый молодой депутат эстонского парламента. Он был единственным политиком ЕС, который жил в палаточном городке на Майдане во время Оранжевой революции 2004 года. Сегодня — просто журналист-фрилансер. Я буду делать истории для независимого украинского телеканала hromadske, который мы основали почти за год до этого и который стал одним из самых известных медиа Украины во время Евромайдана. У меня — контакты героев, он вместе со мной ходит на все интервью и встречи, и, пока мы работаем вместе, готовит материалы для эстонских медиа.

Майдан только завершился, а hromadske на слуху. Фото одного из моих коллег показывали на митингах сепаратистов в качестве мишени. В эти дни Крыму не до стримов — лучше не привлекать к себе внимания и не показывать, где именно находится украинский журналист. Моя задача — не столько обратить внимание, сколько разобраться, что происходит на самом деле. Мой приятель приехал на пару дней раньше меня и успел поснимать вместе с эстонским телевидением, которое уже покинуло Крым. В Перевальном он зафиксировал на видео российских военных без нашивок и отдал нам эти материалы. Вооруженные мужчины, скрывающие лица, просто молчали, а местные мужчины с георгиевскими ленточками все же предпочитали не связываться с гражданами ЕС. Увидел последний большой проукраинский митинг у памятника Тарасу Шевченко в Симферополе накануне так называемого «референдума»: вся площадь была в желто-голубых флагах.

Перед тем, как пойти на «избирательный участок», узнаю, что поддержать аннексию Крыма прибыл одиозный пророссийский активист из Финляндии Йохан Бекман — человек, который системно отрицает независимость Эстонии, который объявлен там персоной нон-грата, которому давно запрещено преподавать в финских вузах. В то время мы только начинали разбираться в амбассадорах «русского мира».

«Полдень, уже 461 человек проголосовали. Все очень активны! Много молодежи. Я член избирательной комиссии уже не первый раз. Обычно думают, что молодежь аполитична, но было пятеро молодых, проголосовавших впервые», — словно отчитывается женщина, член так называемой избирательной комиссии на месте голосования в центре Бахчисарая. Это ветхое одноэтажное здание обычно закрыто. Его привели в порядок специально для этого события.

Участница комиссии не столько жалуется, сколько оправдывается, что времени на подготовку голосования было мало, поэтому списки несовершенны. Именно поэтому всем, кого нет в списках, просто дают возможность «проголосовать». Наблюдаем за процедурой.

 — Вот пришло заявление от Ионовой Надежды Владимировны о внесении в списки. Голосуем? Проголосовали?

 — Теперь вот проходите, берите бюллетень. Голосуйте, — говорят пришедшей на участок.

Через несколько часов здесь же встречаем знакомую журналистку. У нее российский паспорт, с которым она только что проголосовала на другом участке в Бахчисарае.

— Вы считаете, что для вас пример Россия, а не Европа? — спрашивает эстонский коллега у молодой семьи, пришедшей голосовать

— Конечно, в России все хорошо, стабильно. Евросоюз — ну точно не пример! А уж тем более не Латвия.

— Мы из Эстонии.

— Эстония? Тоже пример не очень. Что там хорошего? Люди там хуже живут. Мы вот в Сербии были, так люди в шоке оттуда бегут.

— В Сербии? Но ведь Сербия не в Евросоюзе.

— Не ЕС, но они же подписали евроинтеграцию, и с каждым годом страна все больше приходит в упадок. Да мои друзья в Риге тоже не в восторге: повышают коммунальные, повышают пенсионный возраст, зарплата падает. Загоняют народ в ужас!

Участница комиссии уверяет, что голосовать приходят и крымские татары. На самом деле Меджлис — представительский орган крымских татар — принял решение о бойкоте «референдума». Это подтверждает и Ахтем Чийгоз — заместитель главы Меджлиса крымскотатарского народа и на то время депутат Бахчисарайского районного совета. Малюсенький офис всего в ста метрах от так называемого «участка» открывается только после обеда, когда российские медиа отчитываются об успехах голосования. Чийгоз говорит уверенно и убедительно: «Это провокации и фарс, в которых мы не собирались участвовать. Тут, в Бахчисарайском районе и нескольких местах компактного проживания крымских татар, мы не принимали участия в формировании избирательных комиссий. Мы много лет участвуем в проведении выборов в Крыму. О заявленных цифрах нечего и говорить — явка низкая. Согласно данным, которые мы получили из нашего региона, из более чем 25 000 проживающих здесь крымских татар пришли единицы. Мы едины в своей позиции — Родине угрожает опасность. Это чувство в сердце каждого. И у тех, кто пережил депортацию, и у детей, которые ложатся спать. Завтра мы проснемся и продолжим бороться за свои права. А характер борьбы будет зависеть от проблем. Но мы, крымские татары, — граждане Украины».

Крым — это Украина. Мы не прекратим заниматься проблематикой оккупированных территорий, но нам нужна ваша помощь. Поддержите hromadske на Спильнокоште.

Один из крупнейших участков расположен в селе Тургеневка неподалеку. Мужчина среднего возраста в фуражке и кожаной куртке, улыбаясь, представляется «дядей Толей». Он «конечно же, голосовал».

— А за что голосовали?

— Да не знаю, как там оно все прошло.

— Так а за что? Присоединение к России?

— А куда это видео пойдет?

— На Киев.

— Ой, нет! Тогда не надо! Вы такое точно не пропустите.

— Почему же нет? Пропустим.

— Я ничего не скажу. Я вот проголосовал, но сейчас не знаю, иду себе и думаю, что же там к чему, — пожимает плечами.

— А что завтра будет?

— Завтра тяжелый день будет, но люди узнают, что все в Крыму хотят в Россию.

 Дядя Толя не сомневается, что крымские татары на референдум не ходили:

— Их Чубаров не хочет. [ Примечание: Заместитель председателя Верховного Совета Автономной Республики Крым в 1995–1998 годах. С ноября 2013-го — председатель Меджлиса крымскотатарского народа.] Запретил. Вот они и сидят по домам, их нигде не видно в Бахчисарае. Это факт. Посмотрите, вы видели хоть одного татарина — нет! Не хотят в Россию. Татары, если вы, конечно, знать хотите, может, и правильно боятся. Россия их, ясное дело, прижмет. Украину они не боятся, в Украине — хаос, а они сидят на базаре торгуют. На себя работают. Государству ничего не платят, а пенсию получают. А пенсия — из Донецка, где заводы. Россия же скажет — надо работать, а не на базаре сидеть, — поясняет он. И словно сам себе продолжает пояснять, что его не устраивало в Украине:

— Мы хотим жить нормально. А у нас из Крыма столько забирают… Деньги от приезжих — обратно на Киев, а нам ничего не достается. Если у вас, в Киеве, минималка 2500 гривен, то у нас — 1000 гривен [ В марте 2014 года 1000 гривен равны 120 долларам США] . И никуда же не устроишься на такие деньги. Мы телевиденье смотрим и видим, что там. В Киеве зарплаты бывают по 8000 гривен, по 10 000 гривен. Конечно, они там за Украину! А попробовали бы пожить у нас. Вот выбрали Януковича. Голосовали за этого засранца. Ну да. Голоса ему отдали, но так ведь и не было за кого больше. Но разве мы знали, что он такой? Нахватался только все себе и себе.

— А что, в России, думаете, нет коррупции?

— Не знаю, но Путин каждую неделю в разных областях снимает этих коррумпированных губернаторов-мошенников. У нас, когда Юля Тимошенко была, так свет давали по два часа в сутки, газа не было, автобусы не ходили. А теперь она героиня? А вы видели, какие там трехэтажные коттеджи построили? Мы же здесь, на краешке, как в дерьме жили, так и будем дальше в дерьме жить.

В Киеве кажется, что Крым поддерживал Януковича. Это ведь бастион Партии регионов, которая заигрывала с НАТО и спекулировала на вопросах русского языка. Нам кажется, что жители Крыма не до конца знают, насколько коррумпированным был экс-президент, которого победил именно Майдан. Но, кажется, мы на несколько лет опоздали: российский месседж в Крыму: «Все украинские политики как Янукович. А вот Путин — другой». Это подтверждает и местный активист: «Понимаешь, люди считают, что коррумпированные донецкие захватили Крым, в России такого не будет».

Я продолжаю расспрашивать дядю Толю о том, надеется ли он, что Москва просто так будет давать деньги. Он же ностальгирует по СССР, когда в деревне было три тракторных бригады. Дядя Толя верит, что войны не будет и все будут жить мирно:

— Мы — Украина и Крым — одна семья. Но мы лучше отдельно. Хуже не будет.

«Чего боимся? Появилось выражение «этнические чистки», то есть вытеснение из Крыма коренного населения, создание таких условий, чтобы мы сами покидали родные места», — совершенно иное настроение царит в этом крымскотатарском доме. Тут собралась группа школьных учителей — и молодых, и пенсионеров. Все глаза прикованы к экранам: на них — трансляция крымскотатарского телеканала ATR. Шевкет уточняет, что даже понимая, как работает пропаганда, сложно не запутаться: «Бывает, и сам начинаешь сомневаться в том, что прав. Вот, например, знаешь, что беркутовцы били людей на Майдане. Смотришь телевизор — и кажется, что это уже сделали крымские татары. Это муссируется и муссируется… Накануне Второй мировой народ был влюблен в Гитлера, поддерживал его на волне национализма, доведенного до шовинизма. И это привело к мировой войне. Зомбирование российского народа через СМИ — тоже угроза для всего мира».

Женщины в этот день собрались на совместную молитву: «Аллах дал нам Родину, чтобы мы жили в дружбе и согласии с другими народами. Нам приятно, что за нас переживают в Западной Украине, мы поддерживаем Майдан. И сами успокаиваемся, когда слышим слова заботы и солидарности. У Аллаха мы просили, чтобы он позволил нам и дальше жить на родине вместе с Украиной. А еще — чтобы он дал Путину немного справедливости и ума, чтобы он вывел отсюда свои войска, а солдаты, приехавшие сюда из России, живыми и здоровыми вернулись к своим семьям, матерям, женам, а у нас снова воцарился мир, как до их прихода».

Ленур Османов — администратор кафе «Мусафир» — более категоричен. Он хотел бы, чтобы власть в Киеве отключила электроэнергию и водоснабжение и чтобы крымчане поняли, насколько зависимы от материка: «Я знаю, что в Киеве дилемма: использовать ли инструменты давления, ведь не хочется причинять вред людям. Но мы, крымские татары, пережили депортацию. У нас были условия похуже — без газа и воды. Все наши семьи потеряли близких. Так разве можно говорить, что мы не можем перетерпеть? Пусть Украина не переживает, что загонит своих же людей в такие условия. Крым интегрирован в украинскую экономику, общество. Мы выживем».

***

«Наталья, скажите, разве это возможно? По радио говорят, что 80% крымских татар проголосовали на референдуме. Не верю. Возможно, вдвое меньше, но не восемьдесят?» — при встрече переспрашивает Светлана, учительница украинского языка и литературы из Севастополя. Задумываюсь, как работает пропаганда. Человек способен поверить в то, что число преувеличено, подтасовано, но даже не может представить, что можно просто нагло врать.

 Светлану я встретила буквально в прямом эфире — стримила на улице Институтской в Киеве, когда люди возлагали цветы погибшей Небесной сотне в первые дни после трагедии. Именно там 20 января расстреляли активистов Майдана. Светлана общается на украинском. У нее непривычное, почти театральное произношение. Со слезами на глазах она говорит о том, что в Крыму никто не знает правды о Майдане и что туда надо ехать и рассказывать. Пока не поздно. Ведь, предупреждает она, жителей полуострова настраивают против Украины. Муж Светланы руководит хором украинской армии. Среди ее знакомых немало жен военных. Несколько недель держали связь, выпускали в эфир рассказы о блокировании частей и необходимости помощи. Но после «референдума» жены военных одна за другой отказываются говорить с журналистами: в понедельник — давать интервью на камеру, во вторник — встречаться, в среду — даже общаться по телефону. Все потеряло смысл. То, как испаряется свобода в Крыму, в эти дни можно прочувствовать час за часом.

На окраине Севастополя, где живет Светлана, почти нет кафе, да и чувствуется — люди ее поколения, с учительскими зарплатами, не привыкли ходить «на кофе». Она просит о встрече где-то в городе, возле рынка. Мне кажется не очень безопасным привлекать внимание и записывать интервью посреди улицы. Наконец находим уголок в пиццерии в торговом центре. Светлана приходит с дочерью-школьницей. Девочка устала. Нам трудно настроиться на разговор, который я еще и записываю на диктофон. Как только мы начинаем, за большой зарезервированный стол рядом усаживается группа крепких бородатых мужчин, говорящих на каком-то славянском языке. Мне сложно понять, что именно они делают в Крыму: стоят на блокпостах, приехали стать свидетелями, то есть «соратниками» аннексии? Решаюсь спросить, откуда они, предлагая сделать селфи. Те отвечают — Новый Сад. В потоке новостей из Крыма пусть и редко, но встречаются упоминания о четниках — сербских националистах, поддерживающих Россию. Нам точно стоит поискать другое место для разговора. Я же из-за этого опаздываю на следующее интервью.

— Юра, помогите. Мы не успеваем к вам вовремя приехать, но у меня есть просьба. Нам нужно поговорить с одной женщиной — ее ребенок устал, а мы так и не смогли найти место для разговора. Можно мы приедем к вам вместе? — обращаюсь к практически незнакомому парню, на которого вышла через приятеля. Юра занимается ІТ-бизнесом и должен рассказать, как к событиям в Крыму относится неполитизированная молодежь и предприниматели. Я стараюсь встретиться с людьми, имеющими различные взгляды, чтобы как-то понять, что реально беспокоит тех, кто живет в Крыму.

Еще час в пути, наконец мы в современном офисе. Торопимся. Надо как-то объединить два совершенно разных разговора. В тот момент кажется, что невозможно представить двух столь разных людей — эмоциональная преподавательница украинского языка и литературы, которая может часами рассказывать о том, как гордится своими учениками, их наградами и премиями на Шевченковских олимпиадах, и спокойный русскоязычный айтишник, старающийся держаться в стороне от политики.

— Больше всего меня беспокоит поляризация мнений. Мы с друзьями спорим до хрипоты. Пока нам хватает выдержки не переносить несогласие на личные отношения, но это все труднее, — поясняет Юра. — Одни мои друзья возили передачи на блокпосты самообороны. Оправдываются: мол, нас же защищают, там нужны сигареты и теплые вещи. А я переспрашиваю: «А от кого они нас защищают? Я не вижу никакой опасности. Слышу только пропаганду, что на подъездах к Крыму — «бендеровцы». (Обращаю внимание, что в Крыму, как, собственно, и на российском телевидении, слово «бандеровцы» часто произносят через «е». Дело ведь давно не Бандере, это — особый пропагандистский лексикон). Это смешно. Но эти «блокпосты» — игра в «войнушку». Кажется, кое-кому нужно больше напряжения, чтобы взять в руки оружие. Есть и другие друзья, они ездили в украинские военные части и через забор передавали передачи.

— Вот если я буду говорить на русском языке и признаю своей родиной Россию-матушку, я буду всем угодной, буду своей полностью, — переходит на русский Светлана. Ее русское произношение такое же сценическое. — А если так же старательно или даже более профессионально буду исполнять свои обязанности, но буду разговаривать на украинском, подвергну себя и родных опасности. Как можно из-за языка начать войну между братскими народами? Эта война уже началась в семьях, семьи распадаются. Вот сегодня в транспорте говорят: «С праздником!» А я решилась спросить: «С каким таким праздником?» — «Ну как, у нас же сегодня независимость!». — Я говорю: «А какая независимость?» — «Ну, мы сегодня присоединились к России». Но, согласно толковому словарю, «независимость» и «присоединение» понятия противоположные. Однако здесь ты не имеешь права не принять этот «праздник». Будем отстаивать право на то, чтобы Севастополь оставался украинским — так нас просто поубивают. Зарежут сразу! — кажется, Светлана пытается выговориться.

— Вы такое слово использовали — «зарежут»...

— Так ведь сказали прямо: «Вас всех бендеровцев надо зарезать! Вы фашисты!» Что происходит в сознании людей? Слышишь одну информацию, другую — душа разрывается. Мы здесь как заложники живем. Не знаем, что делать: говорить или молчать. Многие уже перекрасились, кто-то сбежал, кто-то спрятался, а кто-то замолчал. Севастопольское телевидение, крымское телевидение — везде информация искажена. Люди боятся выезжать. Говорят: «В Украине убивают, там к власти пришел фашизм, лучше остаться в Крыму!» Но я там была и фашизма не заметила.

Я понимаю запал Светланы. Общаясь с коллегами и друзьями семьи, она пытается переубедить несогласных. Переживает, что не может ни на что повлиять. Юра же говорит максимально сдержанно, поэтому спрашиваю, не боится ли он. «А чего бояться? Я говорю то, что сейчас говорят все. Мы столкнулись с тем, что банковские счета уже заблокированы. Уже накануне «референдума» нельзя было снять деньги. Боюсь, что тем, кто пришел к власти в Крыму, просто дадут разграбить Крым. Станут местными князьками, продолжат все то, что делал Янукович, заберут его дачи и вдобавок построят себе новые».

Книга «Потерянный остров» на русском языке уже доступна в электронном виде на сайте «Издательства Старого Льва». Книга была переведена на русский при поддержке Медиасети.

Все фотографии сделаны Натальей Гуменюк и Сильвером Мейкаром.