Три месяца жила в электричках, поездах и машинах. Невидимая работа по уходу за ранеными

«Мне иногда кажется, что эта беготня никогда не закончится... Я очень хочу, чтобы все было так, как до войны, хочу почувствовать заботу, хочу почувствовать себя женщиной, а не лошадью».

«Муж нервный, все и всё его бесит… С детьми, особенно с меньшей, не хочет оставаться (она у нас очень активная, все ее интересует). И на работу никак не могу выйти, он ведь не будет с детьми. Убегаю на огород… Уже там нечего делать, но иду каждый день».

«Увидите, будут сидеть в переходах с протянутыми руками, без рук и без ног, и мы будем давать им по 10 копеек. Потому что у них может не быть меня, может не быть мамы, может не быть сестры. Я здоровая женщина, но я устала, это продолжается более 7 месяцев».

Это отрывки из исследования правозащитного центра для военнослужащих «Принцип» о близких ветеранов, которые ухаживают за ними после ранения.

Родные первыми подставляют свое плечо. Но и они устают, потому что кроме основной роли берут на себя дополнительные: санитара, реабилитолога, юриста, психолога, няни и т.д. Их труд невидимый и неоплачиваемый.

hromadske поговорило с женой, мамой и сестрой раненых военных. А глава «Принципа» Любовь Галан рассказала, как таким семьям ветеранов может помочь государство.

67-летняя Татьяна Скакун со своим 42-летним сыномпредоставлено hromadske

Зубы выпали, некогда вставить: ухаживаю за сыном круглосуточно

67-летняя Татьяна Скакун больше года не была дома, в селе Поминник Черкасской области. Все время она со своим 42-летним сыном Игорем в госпиталях и реабилитационных центрах.

«Он воевал с 2014-го, и ангел-хранитель был добрым к нему. Все обошлось благополучно, а потом… не уберег его», — плачет женщина в телефон.

Игоря ранили в голову под Авдеевкой в конце 2022-го. Мать нашла сына в госпитале Днепра через три дня после того, как он перестал выходить на связь. Прооперированного бойца вертолетом доставили в Киев: был в таком тяжелом состоянии, что местные врачи не брались оперировать.

«Пол черепа у него нет, зубы выбиты, нос перебит, ключица сломана, ребра, изувечена вся правая сторона. Минно-взрывная травма. Я от испуга не знала, что мне делать, куда бросаться, поверьте мне», — просит женщина.

Мужа она потеряла давно, старшая дочь за границей. Есть внучка в Украине, но у нее маленький ребенок. Так что ухаживать за сыном Татьяне пришлось самой. Как и решать все вопросы его ранения.

«После операции, где сыну поставили пластину и шунт, нас запихали в обычную районную больницу, где не было нейрохирурга. Нами никто не занимался» . Как и многие женщины, рассказывая историю, Татьяна говорит «мы», отождествляя себя с родным раненым человеком.

В нескольких госпиталях женщине предлагали отдать сына в паллиативное отделение.

«Такого никогда не будет! Я буду бороться за своего ребенка! Никто не верил, что он выживет, кроме меня! За операцию, когда ставили пластину в голову, платило не государство, а мы из своего кармана. Люди собрали со всего мира. Обошлось в 150 тысяч гривен».

Игорь теперь имеет инвалидность первой группы, он не встает и не разговаривает, поэтому нуждается в постоянном уходе.

«Нам нужна реабилитация, реабилитация, реабилитация. Врачи ничего не прогнозируют при таких травмах. А такого, как Игорь, нигде не хотят брать. Им интересны без рук, без ног, чтобы научить пользоваться протезом, чтобы был прогресс. Я объездила всю центральную Украину, обзвонила все ребцентры, все военные госпитали, больницы — все что можно и нельзя. Везде отказывают» , — печалится Татьяна.

Ей удалось попасть с сыном в ребцентр «Модрычи» во Львовской области, где лечат черепно-мозговые травмы. Сутки в центре обходились в 6300 гривен. Сама женщина жила в квартире, предоставленной волонтерами.

«Три месяца мы там были, пока не закончились все деньги, которые ему заплатили за службу. В это время с ним занимались, сын начал шевелить ногами, расправлять их, стал немножко губами шептать несколько слов».

Сейчас мать с сыном находятся в госпитале ветеранов в Винниках Львовской области.

«Здесь с сыном занимаются всего час в день. Я хочу, чтобы Игоря взяли за границу. Больница подала заявку, такие вопросы решаются через Минздрав. Ждем.

Другая мама, у которой сын с такими же травмами, уехала с ним в Хорватию. Он стоять начал, ест сам понемногу. Я не смирюсь с тем, что мой ребенок лежит. Хочу выжать из медицины все, что можно. Может, он и не будет ходить, но улучшить его состояние можно. Я это чувствую».

Татьяна провела неотрывно возле сына 1 год и 4 месяца. Оставила родной дом на соседку, которая кормит собаку и кота. От хозяйства пришлось избавиться.

Во время разговора женщина как раз приехала домой. В первый раз. Говорит, отпросились на неделю из больницы. Чтобы довезти сына из Львова в Черкасскую область, нанимала «скорую» за 28 тысяч гривен.

Из-за того, что не может оставить сына хотя бы на час, Татьяна не оформила выплаты по уходу за ним, льготы, по которым платила бы меньше за коммунальные услуги. Везде требуют его личного присутствия.

«Я должна каждые два часа кормить его, каждые три — переворачивать, делать перевязки. Просила, чтобы разрешили заняться оформлением моей двоюродной сестре, а нельзя. Бюрократия замучила. Вот из района таким, как он, выделят памперсы. Я говорю, какие надо, — не слушают. Привезли маленькие. И что мне, новые покупать? Я и так покупаю много препаратов, которые государство должно ему выдавать бесплатно».

Женщина потеряла от нервов все зубы. Но заняться своим здоровьем ей некогда.

«На себя нет времени, ребенок важнее. Он зависит от меня, как младенец от матери. Только там знаешь, что он вырастет, а тут впереди только неизвестность. Но ничего, я буду добиваться для сына всего самого лучшего.

Он заслужил нормальное отношение и реабилитацию после ада. Он же все понимает, радуется, когда кто-то приходит, узнает. Только сказать ничего не может. Разве слеза покатится».

Либо работа, либо муж

51-летняя Оксана Павлова едет за индюшатами из села в Харьковской области в райцентр. Хочет завести хозяйство: «У нас четверо детей, и все ребята, их пустым супом не накормишь».

Ее Серий был сварщиком. Вторжение россиян застало его в Горенке под Киевом. После увиденного пошел добровольцем. А в конце 2022-го во время танкового обстрела его тяжело ранили в бедро.

Сейчас, через полтора года, 49-летний мужчина уже ходит. По двору. С палочкой, склонившись на одну сторону, потому что после операций одна нога короче на 3,5 см. Сварщиком он больше быть не может: не присядет, не нагнется. Имеет вторую группу инвалидности в результате войны.

«Чего мы только не натерпелись за это время после ранения , — рассказывает женщина. — Я три месяца жила в электричках, поездах и машинах. 3-4 дня в неделю ездила в райцентр или Харьков по делам мужа. Если бы и имела работу, должна была бросить, как иначе? Во всех инстанциях: "привезите справку о справке", "придите завтра", "пишите запрос еще раз"».

Женщина знает не один случай, когда раненые «забивали» на оформление льгот, пенсий и социальных статусов для себя, потому что не выдерживали бюрократических преград. До финиша доходят те, у кого пробивные родственники, тратящие свое время, деньги, ресурсы, чтобы помочь родному человеку.

Лишь несколько недель назад Сергею оформили пенсию, но он ее еще не получил, поэтому не знают размера. Из всех юридических препятствий осталось одно. Никак не могут оформить удостоверение инвалида войны, ждут несколько месяцев очередную справку.

Это удостоверение будет давать право на изготовление ортопедической обуви. Сейчас мужчина ходит в обычной и уже имеет искривление позвоночника, стирается здоровый сустав.

На днях Оксане позвонили по телефону неизвестные «юристы», которые пообещали «решить» все вопросы с выплатами за вознаграждение — 10% от суммы.

«Они не знали, что мы уже все решили. Это, по-видимому, такой вид бизнеса появился. Но если бы год назад я знала, через что мне придется пройти, согласилась бы».

Было бы хорошо, считает женщина, если бы была какая-то инструкция от государства, какие-то подсказки, алгоритмы, как должен действовать раненый, куда обращаться, что за чем делать. Сейчас нет наработанных механизмов, говорит она.

Другая проблема, с которой столкнулась женщина, ухаживая за мужчиной, — его агрессия.

«Есть женщины, у которых нет медицинских знаний и навыков, им нужно учиться делать перевязки, уколы. Никаких курсов нет, учатся из ютуба. Мне это несложно, я ухаживала за лежачей бабушкой. А вот к тому, что мужчина вернется с изменившейся психикой, я была не готова. Он крикнет, сразу же извинится, но уже что-то обидное вырвалось».

Чтобы поддержать своего мужа, Оксана согласилась… выйти за него замуж. Когда-то они были женатыми, но развелись и некоторое время жили отдельно, а потом снова сошлись. И вот во время войны мужчина стал настаивать: «Давай распишемся! А если меня убьют, ты ведь не получишь ничего!».

«Нет, я не буду вступать в брак из-за выплат. Не из-за них я с тобой живу», —ответила женщина.

А после ранения сама предложила ему пожениться. Так доказала, что хочет быть с ним и не бросит.

Сейчас она едет за индюшатами. Сергей согласен помогать их выращивать.

Отец не смог смотреть на сына в инвалидной коляске, ушел на войну и погиб

Екатерина Мельник ухаживает за своим братом, 25-летним Мирославом. Пуля ранила его в голову в 2022-м под Бахмутом. Парень упал, рядом разорвался снаряд. Мирослава парализовало. 15 дней он был в коме, врачи не давали никаких шансов.

Но юный организм победил. Мужчина вышел из комы, семья добилась, чтобы его забрали на операцию в Ирландию. Пока ждали изготовления керамической пластины, с раненым занимались реабилитологи. Начал шевелить рукой и даже сидеть.

Через пол года вернулся домой в Звягельский район. Отец, который ходил с Мирославом в военкомат с первых дней вторжения, и которого не взяли по состоянию здоровья, отправился туда снова. Не смог смотреть на сына в инвалидной коляске. Он погиб на войне в 2023 году, через неделю после своего 49-летия.

За Мирославом полтора года ухаживали мама и сестра Екатерина. Ее муж тоже воюет и они с крохотной дочерью Вероникой перебрались жить в родительский дом. Именно она возила брата по больницам и реабилитационным центрам Украины.

На днях Екатерина впервые оставила его в Житомире на две недели.

«Брат уже ходит. Забывает слова, не всегда может произнести предложение до конца. Я учу его вместе с дочкой по картинкам, где какое животное, какая буква, какая цифра. У него очень пострадал мозг, туда вошло много обломков. Не все можно вытащить и придется с ними жить. Врачи говорят заниматься, и у нас выходит!» — рассказывает молодая женщина.

Несколько дней назад она переехала домой в Ирпень и вышла из декрета на работу. Но продолжает заниматься с братом по видеосвязи. К примеру, оба приседают. Сестра нашла ему психолога, чьи услуги оплачивает сама.

«Очень больно было видеть, что он потерял смысл жизни. “Не работает рука? Ну и пусть! Реабилитация? Не хочу. Мне и так норм”. После сеансов со специалистом я вижу результат: он не так пассивен. Психолог говорит ему: "Покорми хомячков, закрой кур, собери мусор во дворе". Мирослав соглашается».

Военный на 80% нетрудоспособен. Он имеет инвалидность первой группы Б. Это значит, что он зависим от других в быту и не всегда может позаботиться о себе.

Катя настроена на результат и понимает: самочувствие и выздоровление брата зависят от него самого и окружения, которое должно поддерживать.

«Самое сложное, с чем я сталкивалась, это бюрократия. Хотелось бы более простой системы получения справок в воинских частях. Нам пришлось ездить в часть Мирослава более 10 раз. Не могли взять справку, что он получил ранение на боевом задании. Сказали брать через суд или адвокат. Тот запросил 3500 гривен! За запрос на справку, которую могут и не дать!».

В конце концов через личные связи удалось добиться, что военная часть по запросу ТЦК через полгода выдала эту справку.

Никто не знает, сколько их

Любовь Галан, глава «Принципа», прокомментировала исследование своего центра:

«Это исследование для нас было важно, чтобы понять реальные потребности и варианты для поддержки семей ветеранов. Мы хотим, чтобы эта когорта ухаживающих за ветеранами стала видимой для государства. Ибо до сих пор никто не знает, сколько их, где они? Соответственно, нет поддержки, нет финансирования.

Мы хотим, чтобы Министерство ветеранов увидело их как своих клиентов. Чтобы их политика касалась не только ветеранов, но и их семей, чтобы государство знало и учитывало их потребности при планировании каких-либо бюджетов, чтобы были ориентированы на них долговременные программы поддержки. Впереди у нас работа с Минветеранов, Минсоцполитики и Минздравом, чтобы объединить усилия и комплексно к этой истории подходить.

“Принцип” хочет обеспечить эти семьи информационными материалами. Уже в мае выйдет инструкция, что делать сразу после ранения, в первые дни и недели, куда обращаться. Там будет информация о том, где искать психологическую помощь, где обучение, где юридические вопросы. С остальными запросами от этой аудитории должно работать государство».