«Опускайтесь на низы!» Комбат «Азова» Лемко о взаимодействии с генералами и проблемах на фронте

60-70% дронов в батальоне — от волонтеров

Ситуация на фронте сейчас очень сложная. россияне продвигаются чуть ли не на всей линии разграничения: от Курской области до Запорожья. Почему? Почему у россиян 2024 год удался?

Сейчас по всему участку фронта действительно напряженная ситуация, противник привлекает по максимуму свои резервы и живую силу. Но нужно также отметить, что у него резервы заканчиваются, потому что не от легкой судьбы они просят корейские войска помочь. У противника есть один нюанс: он своих людей не жалеет и даже не пытается забрать В военном жаргоне термин, обозначающий солдата, раненого в бою«трехсотых» и В военном жаргоне термин, обозначающий солдата, погибшего в бою«двухсотых». Для них элементарно — отправить 100 человек на убой в одну сторону.

Мы же каждого человека стараемся беречь. И самое главное — эвакуация раненых ребят. Сейчас проблематично даже тело забрать, но мы стараемся. Будем откровенными, даже забирая тела наших парней, несем потери. У россиян такого нет. Они относятся к своему личному составу как к скоту, а затем им привозят новых.

Да, у них есть дроны, артиллерия, но у нас тоже идет развитие этого. Не в таких больших масштабах, как мы хотим, это правда, но главная проблема — это люди, личный состав, мы их ценим, а они своих — нет. И они на этом выигрывают, это реалии войны.

Что мы можем противопоставить этой бесконечной российской пехоте?

Разум, креативность и технологии. Это единственное, что мы можем. Мы стараемся, чтобы пехота противника даже не доходила до наших позиций, чтобы их дроны не долетали до наших ребят и чтобы мы могли провести эвакуацию, ротацию и прочее.

На мой взгляд, технологический бум — это когда мы FPV-дронами их крылья сбиваем. Но противник также адаптируется, дистанционное минирование, разные FPV-дроны на оптоволокне, которые уже большую массу несут. Сейчас очень много [решают] FPV-дроны.

Какая часть дронов в вашем батальоне от волонтеров?

Где-то 60-70%. Нам государство дает дроны, но не в таком количестве, как мы хотим.

«Это война: будут победы, будут поражения»

«Азов» сейчас держит участок фронта между Нью-Йорком и Торецком. Какая там ситуация?

Трудная, но парни держатся. Противник проводит ежедневные штурмы и минимум раз в неделю пытается прорваться на технике. За 2,5 месяца мы нанесли врагу уже более тысячи потерь личного состава и почти десятки — техники.

Напротив нас стоят наши давние «друзья» — Девятый полк «ДНР», сейчас уже мотострелковая бригада, которая была напротив нас в Широкино. Они стояли с Широкино по Чермалык, а из Чермалыка в сторону Нью-Йорка стояла Первая Славянская. И сейчас мы против них тоже воюем. Они первые наступали в 2022 году, очень сильно получили, но прежде мы с ними воевали несколько лет. С их артбригадой «Кальмиус», тоже нашей давней знакомой, у нас было очень много артдуэлей, и сейчас против них снова воюем. Они там считают, что нам кровную месть нужно отдать, но что-то тяжело им дается.

Наши военные говорят, что мы научили их воевать. Особенно в первые месяцы вторжения многие из этих подразделений были более готовы, чем российская регулярная армия.

Да, конечно, они практиками были, я этого не скрываю. Мы внесли очень большую лепту в их обучение. Противник учится, и очень сильно учится. Сейчас новая тактика: они города не берут, они их обходят.

Да, мы недавно видели это в Селидово.

В Торецке они зашли сверху. И почему они идут на многоэтажки? Потому что это по рельефу самая высокая точка — если они будут их контролировать, они оттуда будут держать всю логистику в Торецке.

Я просто после ситуации на Покровском направлении и этих стремительных продвижений боюсь смотреть на DeepState.

Я со многими об этом говорю. Действительно, кое-где депрессняк поймали, много разочарованных, потому что не знают, что дальше. Я всем говорю: это война, будут победы, будут поражения. Но нам нужно делать правильные выводы и больше этого не допускать.

Но делаем ли мы их?

В основном делаем. Я не говорю о глобальных, а на тактическом уровне делаем. Сейчас очень много здоровых бригад, с которыми очень приятно работать, то есть мы понимаем друг друга с полуслова, и самое главное — помогаем друг другу.

Сейчас приезжаешь в большинство бригад, а они тебе и с БК помогут, и новые технологии дадут, новые идеи. Это взаимодействие, помощь друг другу — это как раз то, что еще держит нас, такой стержень.

Сколько военные могут держать свой стержень? Воевать так долго в такой войне очень тяжело, еще и с отсутствием нормальных ротаций, полноценных отпусков.

Я оптимист: у меня стакан наполовину полон. Когда мы шли в 2014 году, я не думал, что так затянется на 10 лет. Мы шли на год-два. Когда в 2022 году это все началось, все мы тоже думали, что через год-два все закончится.

Мы уже три года воюем. Как? Не знаю. Это волшебство. Чудо — это наши ребята, это наша пехота, это наши волонтеры, это наш тыл, как ни крути, это нужно также признать.

Я люблю историю. Даже если читать нашу историю Украины, сколько у нас было моментов потерять свою нацию? Очень много, даже за последние 100 лет. Как мы выживали? Чудом. И я надеюсь, что это чудо снова на нашей стороне.

«Мне как комбату не стыдно поехать к ротному из ТрО и попросить помощи»

Хотела вернуться к началу нашего разговора — о том, что россияне преобладают в личном составе. Может, проблема в том, что закон о мобилизации был принят слишком поздно?

Это как один из факторов, потому что проблем было очень много. Я не хочу никого критиковать, но мне досадно, что когда мы в «Азове» открывали рекрутинговые центры еще в 2016-2017 годах, начали делать рекламу, все нам говорили, что мы медийное подразделение, что мы там себе понакручивали.

Ребята, мы ведь ничего нового не придумали — мы взяли то, что работает за границей, изучили, переделали под наше общество, под наши законы и начали внедрять это у нас. Так возьмите уже готовое, нечего стесняться, попросите помощи.

Мне как комбату не стыдно поехать к ротному какой-нибудь ТрО и попросить помощи или какой-то здоровой идеи, потому что у них действительно есть правильные, хорошие замечания. Даже для «Азова» прийти в другую бригаду попросить помощи или совета — это нормально.

Мы готовы всем помогать, готовы показать, как все это работает, ничего здесь нет секретного. Если бы все эти наши идеи масштабировать на уровне страны, представляете? А если бы это вовремя сделали, не было бы сейчас такой беды, понимаете? Людей еще можно вернуть, можно вернуть СОЧников.

Вы будете брать к себе обратно СОЧников?

Мы над этим работаем, только есть нюанс: мы часть МВД, а большинство СОЧ — из ВСУ.

То есть вы готовы были бы принять к себе человека, ушедшего в СОЧ?

Да.

«Азовца»?

«Азовца» — нет.

Объясните, это интересно.

У нас есть свои ценности.

«У нас очень много проблем из-за того, что мы не общаемся с личным составом»

Сегодня мы видим огромную проблему с мотивацией рекрутов. «Азов», конечно, в этом контексте исключение. Вы, пожалуй, единственная бригада, в которой все военные — только добровольцы. Я думаю, вам позавидовали бы очень много подразделений. Как на этом этапе войны все это еще возможно?

У нас рекрутинг — это отдельный философский вопрос. Год назад в интервью я говорил, что мы придем к тому, что скоро будем бегать с бубнами и людей поощрять. Но с другой стороны, вспомните билборды, которые были два года назад и сейчас. Каждый создает новое, креативное, иное, и есть очень большая конкуренция. Это очень хорошо, потому что там, где конкуренция, там качество. Не везде и не на всех направлениях, но мы также понимаем, что являемся одними из тех, кто задает темп.

Наше общество сейчас очень мало кому доверяет, разочаровано почти во всех, даже в некоторых военных. Мы проводим свою аналитику, статистику и замечаем, что очень много людей выбирают наше подразделение из-за общения, то есть не из-за рекламы в фейсбуке, инстаграмме или на билбордах, а когда вживую общаешься со своим командиром или с ребятами, с которыми ты будешь воевать. Тогда уменьшается барьер недоверия.

Рекомендую сейчас делать рекрутинг всем вживую. Учения, собеседования, ивенты, общение. Например, в книжную лавку-кофейню приглашаем командира роты, который общается с бойцами, рассказывает о реалиях войны. Как ни крути, у нас очень много проблем из-за того, что мы не общаемся с личным составом. Это не только в армии, но и в обществе.

Ребята, опускаемся, общаемся. Я не говорю это делать 24/7, но время от времени нужно опускаться с неба на землю и общаться с ними. Вы правильно отметили, что общество очень разочаровано.

А не потому, что мы многое не рассказывали о том, что действительно происходит в армии, на войне? На самом же деле уже давно были ситуации, когда человек шел в аэроразведчики, а попадал в пехоту. Это долго умалчивали, и только в последнее время стали об этом говорить. Я не говорю, что это было в «Азове», я обобщаю те практики, о которых мы часто говорим и пишем.

Смотрите, есть разведчики, есть тыловики, есть парни из экипажей бронемашин, есть снайперы, но бывают критические моменты, когда я как командир просто прихожу и говорю: «Ребята, помогите, потому что пехоте тяжело. Я вас не отправляю на штурм, вот вам тыловая позиция, здесь нет такой активности, но помогите, пожалуйста». И у нас в «Азове» достаточно много парней, которые находятся на тыловых позициях, но понимают, что нужно помочь, потому что есть побратимство, есть взаимоуважение.

У нас были случаи, когда наш тыл противник брал в плен, потому что когда прорываются две вражеские колонны, эта позиция становится уже передним краем. Это реалии, и ребятам это объясняется, они понимают. Но это все через разговор, доверие, потому что через анкеты и все остальное они не будут доверять. Здоровый командир вам это расскажет при встрече. Бывают случаи, когда БпЛАшники идут пехотой, где-то их действительно принудительно бросают, а где-то просят: «Ребята, надо».

Когда были в Мариуполе, в окружении «Азовстали», бухгалтеры брали автомат. Торецк в любой момент может также оказаться в окружении. Ты не дашь гарантии, но объяснишь человеку, что может быть такая ситуация, что он должен быть готов. Дать ему соответствующую подготовку, соответствующее обеспечение.

«Страшно давать плохую информацию наверх, потому что получишь»

Командиры говорят, что поступающие в армию новые рекруты очень часто сдаются в плен, хотя могут преобладать противника по силам, и покидают позиции. Как работать сейчас с людьми, что делать с мотивацией?

Общение. Но также нужно уметь выдерживать золотую серединку, чтобы не перешло в сюсюканье. Важна поддержка личного состава. То есть если противник заходит на наши позиции или наступает, личный состав должен быть уверен, что они не сами — их поддержат артиллерией, дронами. Пехотинец должен понимать, что его заберут. Если есть доверие, то будет мотивация.

Мотивация у каждого разная: у кого-то — беречь Родину, у кого-то — защитить семью, кто-то просто московитов не любит, кто-то — фанатик войны.

Кстати, а деньги должны быть мотивацией?

Да, ничего такого в этом нет. Материальное обеспечение — это один из основных факторов.

Как бы вы сейчас сформулировали три главные проблемы в украинской армии?

Первое — взаимодействие, второе — нерациональное использование обеспечения подразделений, третье — это мотивация. Знаете, почему именно в таком порядке? Если ты сделаешь первое и второе, то с третьим все будет хорошо.

О третьем мы уже немного поговорили. А что касается первого: у вас были такие случаи, когда смежники не сообщали о потере позиций?

Конечно.

Почему это происходит и как часто?

Страх, некомпетентность некоторых людей. Страшно давать плохую информацию наверх, потому что получишь. Это единичные случаи, но они есть на всем участке фронта. Если есть взаимопонимание с высшим командованием, то все хорошо.

Вам повезло по разным причинам, но что делать, если не повезло с высшим командованием?

Переводиться в «Азов» (смеется, — ред.).

«Азову» повезло, потому что у вас есть легендарный комбриг Рэдис, который, я уверена, может постоять за бригаду. У вас публичный начальник штаба бригады Тавр. Будем откровенны, публичность в этой стране все-таки многое решает. Что делать комбригам, которые не так публичны, возможно, не имеют такого веса перед Оперативно-тактическая группировка войскОТГ, и им ОТГ штампуют приказы отбить позиции, когда там невыгодный ландшафт, когда нет смысла держать эти позиции?

У нас легендарный личный состав, у нас все стараются. Мы все равняемся на командора (Рэдиса — ред.), мы все равняемся на бригаду, у нас есть эталоны. У нас плюшки не потому, что у нас друг Рэдис и Тавр. Мы пашем.

Нас недавно спрашивали, почему, когда «Азов» собирает миллион гривен, то закрывает сбор за неделю. Мы 10 лет работаем над этим. Над репутацией, над всеобщей идеей, с которой мы все пришли. У нас сотни людей потеряли жизнь, уже тысячи потеряли здоровье. Но все желают видеть конечный результат.

Ребята, а что вам мешало в 2014 году работать так? Что вам мешало держать Херсон? А таких мест очень много. Приказ отступать? Или у вас пехота была плохая?

Все же, как сделать эффективным это взаимодействие между бригадой и высшими уровнями ОТГ и Оперативно-стратегическая группировка войскОСГВ?

Есть у меня хорошая идея — это общение. У нас сейчас основная боевая единица, по моему мнению, — это комбат. Комбат может стать ротным, комбат может покомандовать большими силами, это реально, потому что комбаты сейчас владеют реальной обстановкой.

Вот одна из идей — общаться с комбатами побольше на уровне ОТГ, можно и выше. Сейчас очень много онлайн-платформ, где можно спокойно делать встречи. И если ты говоришь о проблеме, ты должен предложить решение.

Соответственно, я говорю: «Господин генерал, вот у меня такая проблема, на позиции в посадке находиться нельзя, нереально, потому что там негде прятаться, но у меня есть в 300 м посадка, где реально это все сделать и держать линию обороны. Если противник прорвет мою линию обороны, готов понести наказание». Это один из вариантов.

Или нам не хватает мин дистанционного минирования, тогда другой комбат говорит: «Друг, у меня они есть, приезжай ко мне на кофе, я тебе 50 штук отсыплю». Реально ли это сделать? То, о чем мы уже говорили с вами, — взаимодействие, и не надо бояться низов.

Опускайтесь на низы! Не надо ехать на фронт, из Киева можно позвонить по онлайн-трансляции. По моему мнению, тогда действительно будет результат, потому что очень много таких операционных моментов, которые решаются просто одним звонком генерала.

Украинские генералы готовы слышать правду, особенно неприятную?

В Украине очень много хороших генералов со здоровым современным критическим мышлением, и самое главное — взаимопониманием с младшим офицерским составом. Я знаю нескольких, и с ними очень приятно работать.

Напоследок хочу поговорить о нашем будущем. В конце 2023 года в интервью вы говорили: «Лично у меня есть чуйка, что все будет хорошо». Какая у вас сейчас чуйка?

Я оптимист. Будет ли все хорошо? Будет. Когда приходит молодой личный состав, я им всегда говорю, что война — это один из этапов нашей жизни, и намного труднее нам будет, когда война закончится, когда нужно будет восстанавливать нашу страну, потому что на войне есть некоторые рамки, через которые ты не можешь переступить, это верно.

В гражданском у тебя не будет страха потерять жизнь, и тогда мы уже увидим, кто есть кто и кто за какие ценности был. И мы должны быть к этому готовы, восстанавливать нашу страну, потому что очень много ребят погибли из-за этого, еще больше раненых, и всем нужна поддержка.

Поддержка необходима семьям погибших, нужна память о наших парнях, и самое главное — поддержка раненых и бойцов, которые уволяться и уйдут в свободную жизнь.

Общество тоже должно быть готово принять ветеранов.

Я говорю, что именно общество должно работать. Вы не думайте, что сейчас военные еще будут работать, я тоже хочу отдохнуть! (Улыбается, — ред.) Тоже хочу, чтобы суббота, воскресенье у меня были выходными.

Когда у вас такое было в последний раз?

В плену.

Вы верите в выход на границы 1991 года?

Да, конечно, и буду верить. Мы сейчас проживаем маленькую часть нашей истории. Война у нас продолжается с 1917 года, а сейчас 2024-й, понимаете? Мы верим, что границы 1991 года будут, потому что если у вас нет веры, то трудно вам будет.