Стал ниже на 4 сантиметра от издевательств, имел опухшие ноги, сломанные ребра, ел из собачьей миски. Три года плена защитника ЧАЭС

Стрелять нельзя в плен

Наталья Дячук с 1994 года работает в столовой ЧАЭС. Ее муж Евгений Голин — профессиональный военный, 25 лет отслужил в воинской части №3041, которая охраняет Чернобыль. Евгений должен был уходить на пенсию в 2022 году, но полномасштабная война помешала.

Мы встречаемся с Натальей у нее дома, в Славутиче. В небольшой квартире идеальный порядок, на видном месте в комнате мы видим большой портрет мужа, но в самом доме не видно мужских вещей.

Евгений с 24 февраля 2022 года в плену. Гарнизон, охранявший ЧАЭС, получил приказ не стрелять, чтобы не подвергать риску ядерный объект во время наступления российских войск, и сложил оружие.

В первый день полномасштабной войны Наталья была дома, в Славутиче, отдыхая от своей смены. Сначала она еще могла контактировать через мобильный телефон, а затем через станционные стационарные телефоны с пленным мужем, однако вскоре россияне перекрыли эту связь.

Лодка в Чернобыль, в которой желательно не шевелиться

Обычно на ЧАЭС работают вахтовым методом, заезжая на свое рабочее место на определенный промежуток времени. Смена Натальи Дячук, например, длится до двух недель. Но оккупация ЧАЭС закрыла всех, кто был тогда на станции, на своих рабочих местах почти на месяц. Когда Наталье позвонили и спросили, не хочет ли она выйти на свою смену на ЧАЭС и подменить коллег, она ни секунды не сомневалась с ответом. Как и все остальные, кому предложили фактически поехать в оккупацию. Напомним, Славутич на тот момент находился под давлением российских войск, однако еще не был оккупирован.

Перевозка новых работников на ЧАЭС была похожа на спецоперацию. В мирное время дорога от Славутича до железнодорожной станции Семиходы на территории ЧАЭС занимала 45 минут езды электричкой. Но проходит этот путь через территорию Беларуси, поэтому с началом полномасштабной войны он стал недоступным. После долгих переговоров с российскими военными решили переправлять людей через Днепр на лодке из Украины в Беларусь и далее кратчайшим возможным путем к ЧАЭС.

«Спецоперация» проходила 20 марта. Всех 64 смельчаков, которые согласились ехать в оккупированный Чернобыль, перевозили через Днепр в обычной рыбацкой лодке — по восемь человек за раз. Но каждый вез с собой рюкзаки и сумки с передачами для тех, кто не мог выехать с ЧАЭС. Наталья говорит, что имела более 10 таких сумок плюс военный рюкзак мужа. Сверху за этой лодкой постоянно наблюдал российский дрон.

«Мы так лодку загрузили, что там совсем немного до бортика оставалось воды. Мужчина (владелец лодки — ред.) говорил: "Пересекаем середину реки, только не шевелитесь, пожалуйста". На том берегу нас уже ждали все — и наши девушки, и россияне, и белорусы».

Наталия вспоминает, как ее всю трясло во время того переезда и дальнейших обысков и проверок белорусскими и российскими военными. В Черниговскую область в результате этого обмена вернулись из Зоны отчуждения 112 работников ЧАЭС, среди них — 9 женщин-военных.

«Такие глаза я никогда больше у него не видела»

«Так, я не поняла! Что за вид, почему мы головы не поднимаем?! Где "добрый вечер"?! Тетя Наташа здесь приехала вас всех увидеть, а вы что?!»

Такими словами Наталья встретила украинских военных в столовой ЧАЭС. Потому что они все пришли с опущенными головами, подавленные, по ее словам, навязанным им клеймом предателей за то, что якобы не защитили станцию. Где-то далеко на юге уже шли кровавые бои за Мариуполь, а здесь территорию взяли без единого выстрела.

«Я с ним была на расстоянии, как с вами сейчас, только между нами стояли российские солдаты с оружием. У него всегда глаза такие добрые были, а тогда до такой степени пустота была в них, и такое уныние ко всему. Такие глаза я у него никогда больше не видела, как тогда при встрече», — вспоминает Наталья свою встречу с мужем в столовой.

1 апреля российские войска покинули территорию ЧАЭС, забрав с собой украинских военных. Еду, которую в дорогу для пленных приготовили в столовой станции, россияне так и оставили на улице.

Четыре слова за три года

Куда повезли Евгения и других пленных и что произошло с ними потом, Наталья не знала долго. Пока в августе 2022 года от мужа не пришло письмо, в котором было всего четыре слова: «Жив-здоров, все хорошо». Некоторым другим родственникам чернобыльских пленных пришли письма с таким же текстом, написанные, очевидно, под диктовку. Из них не было понятно, где именно находятся военнопленные. О тогдашнем их местонахождении в СИЗО № 2 в Новозыбкове Брянской области родственники узнали от первого освобожденного «чернобыльца» в конце сентября.

Наталья послала Евгению 7 писем, но ни одного письма от него больше не получила. А о звонках или других способах коммуникации с родственниками речь не шла. Всю дальнейшую информацию о муже женщина получала от освобожденных пленных, которые находились с ним на одной территории содержания.

российские военные захватили в плен 169 защитников Чернобыля. За более чем 3 года полномасштабной войны домой вернулись 103 человека.

5 февраля 2025 года в Украину вернулся и муж Натальи Дячук.

«Каждый день читал эти письма»

Евгений Голин очень переживал за жену, когда их вывезли со станции.

«Ну, представьте, остались женщины. Кто знает, что у россиян в голове. Вдруг изнасилуют, убьют или еще что-то сделают. Места себе не находил».

Стало легче ему только тогда, когда получил от Натальи первое письмо — аж летом 2024 года. Второе письмо от жены и поздравления от нее с днем рождения ему передали в январе 2025 года. Но за все время плена Наталья Дячук написала мужу всего 7 писем. Где делась остальная корреспонденция — неизвестно.

«Когда получил (второе письмо — ред.), слезы потекли в полную силу. Каждый день его читал. Представляете? Каждый день. Она еще духами его надушила, то вообще. Это, знаете, как кусочек дома возле сердца», — голос Евгения немного дрожит, но мужчина быстро берет себя в руки.

Что с правами военнопленных в россии?

Порядок обращения с военнопленными в международном гуманитарном праве регулируется Третьей Женевской конвенцией, вступившей в силу 1950 года, к ней присоединились почти все страны мира.

Согласно ей, к военнопленным должны относиться гуманно и с уважением, они должны получать медицинскую помощь и имеют право на регулярную переписку.

Тем временем 24 из 43 семей подтвержденных военнопленных, опрошенных Amnesty International в рамках исследования об условиях содержания военнопленных в россии, сообщили, что не получали ни одного сообщения от своих родственников во время пребывания в плену. Другие получали одно короткое письмо, или, например, могли только отправить текстовое сообщение, сделать короткий телефонный звонок в начале своего плена или позвонить «в обмен» на интервью российскому ТВ.

«Прогулки» с избиениями и обед из собачьей миски

Евгения Голина, как и многих других защитников ЧАЭС, удерживали сначала в СИЗО №2 в Новозыбкове Брянской области, а затем в исправительной колонии строгого режима №1 в городе Донской Тульской области. По словам Евгения и еще одного освобожденного пленного «чернобыльца», с которым мы общались, — Дмитрия Кигима, — общие условия содержания военнопленных в Тульской области были заметно хуже.

Первое, о чем вспоминает Евгений об условиях содержания — качество пищи.

«В Новозыбкове вообще настолько изначально паршиво кормили, что это просто ужас. Однажды дали собачью миску, потому что собака там рядом жила. "На тебе, помой". Потом налили в эту тарелку еду. Ну а что, есть хочется, пришлось есть. А бывало такое, что вот бросают дежурные тарелки, когда ее не поймал, то все падало на пол. Говорили: "Хотите есть — сгребайте с пола"».

Дважды в день всех пленных выгоняли на проверку в коридор. И ставили к стенке, заставляя ударами дубинок широко развести руки и ноги. А на прогулку заключенным приходилось выбегать, максимально согнувшись вниз, руки при этом должны были держать за спиной. Их постоянно избивали. Жесточе всего, вспоминает Евгений, в Новозыбкове над пленными издевались спецназовцы.

«Это очень больно. Ягодицы всегда были фиолетовые. Меня так ударили однажды, что, похоже, трещина была (в ребре — ред.), я месяц не мог спать», — вспоминает Евгений, добавляя, что к врачам в колонии с такими проблемами, как синяки и подозрения на переломы, было бесполезно обращаться.

Во время прогулок надзиратели также могли жестоко обращаться. Евгений вспоминает, что их постоянно заставляли петь российские и советские песни, а однажды обязали всех выучить стихотворение Михаила Лермонтова «Бородино», а потом устроили «экзамен» на знание текста. Если кто-то из группы пленных ошибался в декламировании — всех наказывали приседаниями и отжиманием от пола.

Язвы на ногах от постоянного стояния

В колонии в Донском, второй тюрьме Евгения, пленных обычно будили дважды среди ночи — примерно в полночь и в половине четвертого утра, — устраивая в камерах построение. После подъема в шесть утра и до отбоя они должны были стоять в камерах, сидеть или лежать было запрещено. Такое стояние прерывалось только приемами пищи и короткой прогулкой раз в день. Разговаривать с соседями по камере было запрещено, за нарушение — совместное приседание всех в камере «братским хватом» по 150-300 раз. В общем пленных заставляли стоять по 16 часов в день.

«У людей так ноги отекали (от стояния — ред.), что их водили на санчасть, давали лежачий режим. У ребят были такие язвы на ногах, что они просто не заживали. Их на перевязку водили и все. Вот так, как неваляшек водили», — говорит Евгений, объясняя, что таких пленных переводили на сидячий или лежачий режим, но как только ноги заживали, их возвращали к привычному стоянию.

Медицинское обслуживание в тюрьмах было плохое, но мужчина отмечает и положительные моменты. Их изредка водили взвешиваться, брали кровь на анализ, измеряли давление, делали кардиограмму, также приезжала машина, чтобы сделать флюорографию. Но со стоматологией, например, все было ужасно:

«Зубы полечить было нереально. Только обезболивающим и то его просить надо было. И ребята потом так мучились желудками с этими обезболивающими».

Среди других позитивов Евгений вспоминает то, что в выходные пленных водили мыться, бриться, ремонтировать одежду, а раз в месяц забирали тюремные робы на стирку.

Пытки военнопленных в россии систематические

Пытки и бесчеловечное обращение абсолютно запрещены международным гуманитарным правом.

Бывшие военнопленные рассказали Amnesty International, что пытки применялись во всех местах заключения, а когда отдельные охранники отказывались принимать в них участие, их быстро заменяли. Среди самых распространенных методов пыток называют избиение, удары электрическим током, ожоги и сексуальное насилие, в том числе изнасилование.

Отказ в оказании медицинской помощи тем, кто в ней нуждается, — еще одна системная проблема содержания военнопленных. Независимая международная следственная комиссия ООН по Украине сообщила об «общем отсутствии или отказе [российских властей] в оказании помощи задержанным, которые были ранены, больны, или получили травмы после пыток, приведших к смерти задержанных».

Гражданские, которых невозможно освободить

Вместе с Голиным в камере также находились двое гражданских украинских пленных — 72-летний мариуполец и мужчина из Киевской области, примерно 30-летнего возраста. Старшего посадили из-за доноса соседки и обвинения в том, что он координирует украинских военных. Младшего просто схватили на улице посреди белого дня. Еще один гражданский находился с Евгением в другой камере в колонии в Тульской области, его взяли, когда он ехал на работу на велосипеде.

«У деда на правой руке два пальца только рабочие. Это мизинец и большой. На него жалко было смотреть. На прогулку его выводили под руки, и он там постоянно сидел на скамейке. А в камере постоянно сидел над "Новым заветом"», — вспоминает Евгений.

По рассказам гражданских Евгений сделал вывод, что их брали в плен для количества. И как их вернуть в Украину — непонятно, потому что само заключение гражданских без официальных обвинений незаконно. Фактически, эти люди являются заложниками.

Свидетельства пленных о пытках работают

Ночные подъемы, недоедание и недосыпание, крики, постоянные избиения для Евгения были самым трудным опытом плена.

«Там не соблюдают Женевские конвенции, они им до лампочки» , — комментирует он, сравнивая свои условия заключения с условиями пребывания российских пленных в Украине.

Летом 2024 года в Исправительную колонию №1 в Донском, где находился на тот момент Евгений Голин, пришла региональная российская омбудсменка Татьяна Ларина. После этого, говорит мужчина, резко улучшилось питание и их стали меньше бить.

«И селедку давали нам, и хека жареного, и котлетки полуфабрикатные, и супы разнообразные. Макароны с салом, мясная подлива, салаты», — Евгений перечисляет с заметным удовольствием. Им в камеру даже передали пакет с гуманитарной помощью — в основном, сладостями. Но представителей гуманитарных организаций, в частности Международного комитета Красного Креста (МККК), мужчина нигде во время своего пребывания в плену не видел и ни с кем не общался.

МККК уполномочен Женевскими конвенциями осуществлять мониторинговые визиты в места содержания военнопленных, однако ни один освобожденный украинский пленный, среди опрошенных Amnesty International, не видел представителей МККК в местах своего заключения. Среди опрошенных родственников военнопленных — одна семья сообщила о том, что к ним приезжали представители МККК.

Евгений считает, что на улучшение условий содержания прямо повлияли показания о жестоком содержании в российских тюрьмах, которые давали украинские военные после возвращения из плена.

Долгая дорога домой

5 февраля 2025 вместе с Евгением домой вернули 150 украинских военнопленных.

В тот день Наталья возвращалась из очередной акции родственников пленных под Верховной Радой, и в автобусе по дороге домой узнала об очередном обмене пленными, а затем увидела в списке освобожденных фамилию мужа.

«Просто зашкаливали эмоции, когда узнала, что он там. Хотелось кричать, дух перехватило, я задыхалась от радости, от счастья, увидев его фотографию в автобусе, что он действительно едет» , — улыбается Наталья. Мы сидим все вместе в кафе неподалеку от парламента — женщина, несмотря на возвращение мужа, продолжает время от времени, в перерывах между двухнедельными сменами на ЧАЭС и домашними делами, участвовать в столичных акциях протеста. Евгений же находится на очередном этапе реабилитации в Киеве и на несколько часов покинул больницу, чтобы увидеться с женой.

«Первые его слова были: "Я сейчас отпрошусь у врачей и мы едем домой", — говорит Наталья. Но в Чернигове Евгению, как и другим освобожденным пленным, дали только поздороваться с близкими и сразу забрали на реабилитацию. Им повезло — Наталье разрешили ехать в санаторий в Полтавской области вместе с мужем.

Там они провели вместе около месяца. Когда не было реабилитационных процедур, отдыхали на реке, кормили уток, ездили в Полтаву, ходили на экскурсию в музеи. Наконец оба имели время на отдых вместе.

Но домой в Славутич Евгений попал ненадолго лишь раз после возвращения. Еще много всего нужно сделать, чтобы наконец закрыть эту страницу жизни.

Минус четыре сантиметра роста

За время пребывания в плену Евгений похудел на 12 килограммов, и был, по словам Натальи, похож на 65-летнего. Кроме того, от длительного стояния сжался позвоночник, из-за чего мужчина стал ниже на четыре сантиметра. А еще, говорит, постоянно млеют ноги, невозможно долго держать тело в одном положении.

«Настолько отекали ноги (от стояния в камере — ред.), что на них возникал волдырь, который потом лопался, из него выходила жидкость и образовывалась язва. А у одного (пленного — ред.) нога просто бордовая была, такое ощущение, что она уже как будто омертвела».

Здесь Евгений в очередной раз отводит внимание от своих страданий, вспоминая, что другие его собратья пострадали еще больше. Например, один из ребят за время плена потерял 34 килограмма. Об адаптации в обществе говорит осторожно:

«Сначала очень трудно было, я людей боялся, если честно. Такое ощущение, что я провалился во времени, а потом появился в какой-то цивилизации».

На вопрос о темах разговоров с психотерапевтом во время реабилитации Евгений отвечает, что плен — последнее, о чем он хочет вспоминать, слишком это было тяжело.

«Хочется просто вернуться в жизнь и продвигаться дальше. Мы лечимся, жизнь продолжается, все нормально».

Сдаваться нельзя

Общее количество украинских военнопленных, которые сейчас содержатся в россии и на оккупированной территории Украины, неизвестно, потому что россия не всегда сообщает о задержании пленного родственников ни через МККК, ни любым другим способом, прямо нарушая Женевские конвенции.

Но сколько в плену остается защитников ЧАЭС известно. Из 169 военных, захваченных в плен в зоне отчуждения, домой за три года вернулись 103. Еще двое «чернобыльцев», согласно спискам, якобы должны были находиться в самолете Ил-76 с другими пленными, который разбился в Белгородской области рф в январе 2024 года перед очередным обменом военнопленными.

Среди тех 66 человек, которые остаются в плену, есть тяжелобольные, говорит Евгений, добавляя, что вместе с ним в камере было двое лежачих военнопленных, в том числе и один «чернобылец». Согласно Третьей Женевской конвенции, тяжелораненые или больные пленные должны быть репатриированы или размещены в нейтральной стране.

Родственников пленных защитников ЧАЭС можно увидеть практически ежедневно с понедельника по четверг под Верховной Радой. Их мало и становится все меньше со временем, потому что чьи-то близкие уже вернулись, а кто-то теряет веру, что протестами и напоминанием можно чего-то достичь.

«Молчать нельзя. Мы просто показываем, что мы есть, и за них боремся, ждем. И везде, где можно, — мы везде. Потому что нам руки опускать нельзя, ребятам тяжелее», — уверена Наталья.

Несмотря на то, что ее муж вернулся, женщина не прекращает при каждом удобном случае напоминать об остальных «чернобыльцах», которые еще находятся в плену. И минимум раз в несколько недель приезжает на очередную акцию протеста под Радой. Наталья обязательно приезжает до девяти утра, когда начинается минута молчания. Для этого ей надо выехать из Славутича в пять часов утра и успеть на пересадку в Чернигове.

Защитники ЧАЭС, которые вернулись во время обменов после Евгения Голина, сообщили, что в колонии в Донском наконец-то отменили режим стояния по 16 часов в сутки и подъемы среди ночи. Значит борьба за права пленных и их возможную репатриацию таки имеет свои результаты.

Материал опубликован в рамках кампании Amnesty International Ukraine «Оглушительная тишина», направленной на то, чтобы привлечь внимание международного сообщества к нарушениям прав удерживаемых на территории россии военнопленных