Dakh Daughters о деньгах на оружие, культурной дипломатии, феминизме и концертах для военных

О гендерных стереотипах и феминизме

Женский коллектив — это сложно. А разве с мужчинами легче? Да и вообще со всеми? Это все искусство — общаться, строить что-то, создавать. Но у нас есть Владислав Юрьевич Троицкий.

У нас когда-то был очень смешной случай. Мы выступали в Вене на Wiener Festwochen — одном из самых крутых театральных фестивалей. И после концерта у нас было обсуждение с публикой, так часто бывает. Там осталась куча разных людей и какие-то девочки, которые кричали «Dakh Daughters — феминистки», а потом спросили нас, феминистки ли мы на самом деле. И тут выползает Влад из-за кулис и говорит: «А можно я на этот вопрос отвечу?».

Вышел. Рассказал, что женщина — это так прекрасно, что женщина — символ жизни, и вот я вдохновляюсь ими, а они мной. Не знаем, зашло ли феминисткам, но они уже не кричали.

На тот момент мало кто из нас понимал, как отвечать на этот вопрос. Этот вопрос не простой. На самом деле лучшие женщины и феминистки, которых мы встречали, это те, что говорят: «Мы не феминистки».

Этот термин часто неправильно воспринимается. А еще получается, что в какой-то момент мы оказались в таком мире, где, если ты женщина, то должна говорить, что ты — феминистка. И у тебя нет иного выбора. Если ты говоришь, что ты не феминистка, то получается, что ты как будто против женщин.

Вообще, каждая женщина — это настолько отдельный космос, что им очень сложно объединяться, если нет одного человека, который будет вызывать доверие одинаково у разных членов команды, такого интеллектуального и эмоционального авторитета. И нам повезло, что у нас есть такой человек. Это — Влад.

У него математический склад ума, он все корректирует. И вообще этот весь наш путь «даховский»… За 20 лет вместе мы прошли определенную подготовку. Такие солдаты «Даха», которые делали «ГогольФест» своими руками, убирали «Арсенал» в противогазах, строили это все. Влад нам дал такую школу жизни, что сейчас мы прямо на уровне высокого профессионализма взаимодействуем, просто «идем по приборам». Вот должны поехать в тур — каждый понимает, что он делает. Вопросов нет. Если возникают вопросы — мы сразу их разруливаем. То есть как машина. Офигенно чувствовать, что мы добились этого.

Кто есть кто в Dakh Daughters

Соломия Мельник — это вокальный коуч Dakh Daughters. Она всегда делает музыкальные поправки и учит песням. Соля — командир. Анна Никитина — медиатор. Играет на гитаре. Руслана Хазипова — большое сердце. Ритм-драм-секс. Наталья Zo Зозуль — это отдельный космос. Мы все — вселенные, а она такая еще отдельная вселенная. Но в какой-то момент она приносит какие-то правильные тексты, которые мы используем. Она многое пишет. Она — Загадочный Сфинкс.

Наталья Галаневич — наше мощное поэтическое горячее сердце. Когда начинались Dakh Daughters, она очень топила, чтобы мы выкапывали наших старых классных поэтов. Она у нас топит за эту историю, и это ее сверхмощная сила. И она очень хорошо плачет. Когда нужно и когда не нужно. У нее эти слезы так льются эстетически, ну просто как в кино. Ты прямо очищаешься вместе с ней, причащаешься этими слезами.

Нина Гаренецкая не имеет времени сейчас играть с нами. Но у нас тоже для нее есть прозвище, она — Божественный Бонус. Когда Ниночка вдруг появляется с нами и играет — это катарсис.

Таня Гаврилюк теперь не работает с нами. Сложная история, потому что у нас не было, к сожалению, коммуникации. Мы ожидали, что она сделает от себя какое-нибудь заявление, но она не считала это важным или возможным. Но здесь и нечего сказать. В действительности все было очень просто. Мы начали работать, у нас начался новый проект, а она все говорила: «Сейчас, сейчас я присоединюсь». А потом поезд уехал, и это уже было невозможно.

Об адаптации к новым реалиям

Есть какое-то чувство оторванности от реальной жизни, когда видишь военных, особенно с ампутированными конечностями. Мы еще не нашли какой-то инструкции, как с ними общаться, что можно говорить, чего нельзя. Благодарить, не благодарить. Если говорить «спасибо», то за что, ведь для каждого человека это разное.

Был страшный шок, когда мы приехали во Львов, и к нам пришли многие военные, почти все — на реабилитации. Мы после концерта вышли к ним фотографироваться, подписывать футболки. И они с улыбками, со слезами на глазах: «Девушки, спасибо, вы нам подарили такое счастье». А мы: «Нет, это мы вам благодарны». А они: «Нет, это мы вас благодарим».

А мы… Ты понимаешь, что обнимаешь этого парня, а он тебя обнимает единственной рукой. И ты теряешься, хоть и отдаешь ему любовь. Это адаптация к новым реалиям, она очень сложная, но мы должны пройти этот путь. Надо приложить к этому большие усилия, чтобы создавались крупные организации, которые именно этим будут заниматься — адаптацией и этих солдат, и гражданских, как это воспринимать, как с этим жить. Это один из важнейших моментов, на который сейчас следует обратить внимание.

Как изменились Dakh Daughters за последние два года

Наверное, мы повзрослели. Очень быстро, как и наше общество. Хотя нам казалось, что мы находимся в контексте понимания событий еще с 2014 года. Мы коллективно решили, что перестаем играть в россии, обрываем все связи, которые у нас были не такими уж большими, к счастью.

Полномасштабное вторжение заставило повзрослеть, очень быстро принимать сложные решения, давать по четыре интервью на английском в день на сложные темы, в которых ты не очень. Мы начинаем вместе формировать нарративы — что мы говорим, что не говорим, каким образом мы просим оружейную помощь, чтобы не огорчить европейское общество. То есть мы просим оружие не для того, чтобы убивать, а для того, чтобы защищаться. И это непростой процесс. Я думаю, что за эти два года мы очень выросли как персоны.

Как работает культурная дипломатия

Это так и работает — все в комплексе. Общение с журналистами, общение с публикой после концертов, после спектаклей. Это очень важно. Работает это, конечно, точечно. Но победы ободряют.

У нас в Бордо была история. Испаночка, девочка, приехала во Францию погулять — и случайно пришла к нам на концерт. А мы на протяжении всего выступления держим конкретное направление — тему войны. После концерта у нас был разговор с публикой, та девочка взяла микрофон и говорит: «Я вас хочу поблагодарить, вы сейчас изменили мое мнение. Я вообще пацифистка и никогда не думала, что захочу дать деньги на оружие, но сейчас я задонатила вам».

Последние месяцы Макрон начал активно изображать такого себе Шарля де Голля. Как будто Франция — лидер Европы, надо Францию возвращать на эти первые места. И мы такие — это все мы сделали, наша культурная дипломатия сработала, наконец-то Макрон понял. Это шутка, но не такая уж и шутка. Потому что внутри общества чувствуется движение. Мы с ними общаемся. Они сначала говорили: «Ой, вы бедные, но это ваша проблема». А сейчас, два года спустя, они говорят: «Ой, вы бедные, но мы с вами». И мы каждый раз в конце выступлений говорим: «Мы должны победить вместе». Это наша основная фраза. И люди за границей действительно начинают так думать.

О жизни во Франции

Еще до полномасштабного вторжения, за две недели, нам писала режиссер Люси Берелович, с которой мы сотрудничали раньше. Она — директор театра Леприо в Нормандии. И Люси говорила: «Приезжайте с семьями, забирайте всех, кого вы считаете нужным. Мы организуем вам проживание, что-нибудь придумаем, поможем, у меня есть эта возможность».

Никто из нас сначала не хотел. Во-первых, было непонятно, насколько это все. Во-вторых, не хотелось бросать свой народ. Как бы пафосно это ни звучало, но это так. Было желание найти, чем ты можешь помочь в этой ситуации тем, кто не имеет таких связей, как у тебя, стольких друзей, каких-то коннектов. Так и было где-то 10 дней, две недели. У кого как. Но потом мы приняли коллективное решение.

Мы туда поехали не как беженцы. У нас есть контракты, предложения, серьезная официальная работа. Да, мы имеем эту бумажку временного разрешения на пребывание, но мы не беженцы, которые не знают, куда приткнуться. И психологически это гораздо легче.

Мы понимаем, что нужны там, нами заинтересованы, мы делаем важное дело еще и для Украины. Ну и плюс живем рядом, нам разрешают репетировать в театре, мы готовим там новые проекты. Конечно, мы себя все время тешим, что это скоро закончится. Но это самая большая проблема вообще для всех украинцев, что на самом деле мы не знаем, когда это закончится. Надо, наверное, просто по-буддистски жить сегодняшним днем, потому что планировать сейчас сложно. Объездили тур по Украине — счастье. Сделали — идем дальше.

Когда мы приезжали в Киев год назад, было чувство растерянности и ощущение, что никто не знает, как жить среди всего этого. И это чувство вины, которое все время нависает. Сейчас такого нет. Есть ощущение, что люди стали жить. Это как у Ремарка — летит бомба, а официант подает устрицы. Надо жить. Иначе нельзя.