Малороссийская епархия с малороссийским епископом. Как под Киевом строят монастырь русской православной церкви заграницей

Свято-Иоанновский монастырь в Малой Солтановке
Свято-Иоанновский монастырь в Малой СолтановкеДенис Булавин / hromadske

«Если сюда придут русские, не дай Бог, тогда нас точно сотрут с лица земли. А вот украинскую и московскую церкви трогать не будут», — говорит епископ Солтановский и Малороссийский Алексей. Он, несмотря на российское вторжение, строит под Киевом «русскую православную деревню», но такую, что москве прямо не подчиняется.

«В Верховной Раде ищите предателей. Здесь их нет»

«Ого, а это что такое?» — спрашивает таксист, который подвозит меня в село Малая Солтановка, в 45 км от Киева. Здесь раскинулся Свято-Иоанновский монастырь русской православной церкви за границей. Точнее, одной из ее ветвей, которая появилась после раскола, — Малороссийской епархии.

Роскошные купола и высокие башни напоминают огромный замок, а не храм. Под церковью сложен красный кирпич — строительство здесь не прекращается уже лет двадцать. Во дворе знакомлюсь с Вадимом. У него — седая бородка, бандана и наушники. Человек стоит на помосте возле часовни. Он художник, создающий мозаики. Как раз выкладывает фигуру Архангела Гавриила.

Художник кивает на большую стену напротив, где изображен город Иерусалим. На эту мозаику у него ушел год. Спрашиваю, сколько это стоит. Смеется в ответ: «Много».

Вадим говорит, что война внесла коррективы и в его творческую работу: раньше для мозаик использовал смальту из завода в Луганской области (который уничтожили россияне) или из Италии, но война усложнила и этот путь.

Вадим был свидетелем, когда сюда наведывалась Служба безопасности Украины. В монастырь неподалеку, принадлежащий так называемому московскому патриархату, спецназовцы приходят чаще. «А здесь ничего нет, многие ребята-строители ушли на фронт», — говорит художник.

Пожилой мужчина выносит мимо нас ведро с мусором. Работает здесь строителем, приезжает из Киева. «Мы тоже христиане», — отвечает на вопрос, почему ходит в этот монастырь.

Во дворе появляется Алексей — широкоплечий мужчина одет в белую рясу, поверх которой черная куфайка. У него голубые глаза и длинная серебристая борода. Он дает Вадиму сверток денег — замечаю, что это сложенные купюры номиналом 100 евро. И подтверждает его слова о том, что сотрудники СБУ наведывались в гости.

«СБУ искала оружие: какой-то идиот-депутат написал, что видел зеленые ящики. Привезли шесть машин. Тридцать человек. В касках, в броне. Это же смешно», — говорит Алексей.

Епископ Солтановский и Малороссийский АлексейДенис Булавин / hromadske

Разговор с Алексеем у меня сразу не завязывается. «Вы как будто приехали не из Киева, а из какой-то глуши». Это епископ Солтановский и Малороссийский. Фактически владелец этого места. Моя просьба — не общаться свысока — его затрагивает. «Мы не сможем с вами поговорить», — говорит, и направляется к беседке, тут же во дворе.

Делаю вторую попытку поговорить. Возле епископа сидит монахиня. Алексей меня то ли плохо слышит, то ли не понимает — монахиня переводит на русский ему мои вопросы, почему епархию назвали малороссийской. И тогда епископ отвечает на русском. «Лавра не русская? Антон и Феодосий не русские? Если московиты взяли себе это наименование, это не значит, что они уже русские. Здесь не московская патриархия».

В его понимании термин «Малороссия» лишен политического, этнического или языкового характера. И что часто это начальная или центральная часть страны или города. Как в греческой традиции, когда коренные земли называли Малой Грецией, а колонизированные — Большой.

Алексей, он же Евгений Пергаменцев, родился в Киеве. Говорит, что учился в украиноязычном интернате, но на государственный язык переходить не хочет. Мол, сложно в 77 лет «менять артикуляцию», а суржик терпеть не может: «Я не говорю по-украински, чтобы не извращать язык, но все понимаю» .

Монахиня, которая ему переводит, — его бывшая жена. У них трое детей. В какой-то момент они развелись и оба постриглись в монахи. По церковным канонам епископом может стать только монах, поэтому, возможно, именно ради карьеры Алексея, в миру Евгения, супруги пошли на такой шаг.

На вопрос, откуда берет деньги на строительство монастыря, Алексей отвечает так:

«Церковь всегда существует при пожертвованиях. У меня нет генеральных спонсоров, но есть 10-20 тысяч жертвователей. Если в течение 20 лет не воровать, не покупать машины и квартиры — вот и результат. Также в церкви есть ящик (ящик для пожертвований — ред.)». А еще говорит — помогают прихожане из Канады, США, Франции, Германии.

В 2007 году Алексей, как заявляли в РПЦ, обратился к «широкому кругу российских предпринимателей, политическим и общественным деятелям, руководителям различных государственных учреждений». Просил взять в дар икону и пожертвовать на строительство «русской православной деревни» под Киевом.

Однако все это, считает Алексей, не причина, чтобы монастырь закрыли из-за закона о запрете религиозных организаций, связанных с россией:

«Я что, не украинец? Трое депутатов взяли и написали, что я коллаборант. В Верховной Раде ищите предателей. Здесь их нет и быть не может».

Алексей открыто порицает Украинскую православную церковь московского патриархата, но и ставит под сомнение каноничность Православной церкви Украины: «О ПЦУ я вообще ничего не хочу говорить, мне даже не интересно, потому что это не для меня. Где они взяли епископа? Филарет? Он полковник, расстригающийся монах, у него есть дети. Есть закон: нет епископа — нет церкви. Где я взял — знаю: ехал в Канаду, там меня рукоположили».

Но называть количество монахов и прихожан в его епархии отказывается.

«Вы хотите, чтобы я поверил в Томос?»

Во второй раз я приехал в монастырь в воскресенье со своей коллегой Наталией Мазиной. Монахиня сразу упрекнула Натали за штаны. Алексей поддержал, мол, холодно или нет, а женщинам «думать нужно о внутреннем».

Нас пригласили в корпус, где проживает епископ. Посадили в конце резного обеденного стола. Алексей сидел на месте хозяина. Поставили выпечку, конфеты, кешью и аккуратно лущенные грецкие орехи, налили чаю.

На подстаканнике Алексея Наталья заметила двуглавого орла. Владыка уловил удивление и тут же объяснил: мастерски сделанные старые вещи — его слабость. А подстаканник подарили.

Разговор пошел теплее, чем в прошлый раз. Хотя Алексей предупредил — к чужим относится придирчиво. «Кого-то с улицы» не крестит и не венчает. Гостей храма просит остаться на беседу, иначе больше не пустит.

«Вы хотите, чтобы я верил в Томос? Я знаю: кто заплатил за Томос деньги, его никто не читал», — говорит Алексей, когда снова беседа заходит о каноничности церквей.

Алексей критикует другие монастыри за блуд, говорит, что в Киево-Печерской лавре не осталось истинных монахов. Часто противоречит самому себе. Считает, что власть от Бога, но критикует руководство Украины. Унижает УПЦ МП, но не поддерживает их выселение из Лавры — потому что «в церковные дела не должна влезать власть». Войну россии против Украины называет карой Божьей, однако рассказывает, как помогал рыть окопы и строить блокпосты в мае 2022 года. И подчеркивает, что его прихожане тоже воюют.

«Война — это наказание. УПЦ выгнали из Лавры, а 6 миллионов поклонников молчали. Баб нет в церквях, но за 15 миллионов (выплачивающих за гибель военного — ред.) стоят в очередях. Во время чумы епископа разорвали, когда он не пустил людей в церковь», — говорит епископ.

По улице в Малой Солтановке следуют супругиДенис Булавин / hromadske

«Какое-то внутреннее отторжение, место не намоленное»

К вечеру в Малой Солтановке людей почти нет. Ветер разогнал всех по домам. Уже заморозки. Село окутывает дым, стелющийся с дымоходов на домах. По улице следуют супруги. Мужчина сначала заговорил по-русски и представился по-армейски четко: «Степан, 1962 года рождения, пол — мужской, военный на пенсии». Жена Майя сделала ему замечание: «На государственный перейди, офицер». О Свято-Иоанновском монастыре отзываются так:

«Энергетически не так, как в других церквях. Какое-то внутреннее отторжение, место не намоленное. Возможно, со временем изменится».

Разговариваю с женщинами, которые ждут на остановке. Спорят, когда спрашиваю о монастыре.

— Там я не была, но посещала разные монастыри, так что могу себе представить — щедро вложили денег в этот. Вот если бы их выгнать отсюда, — говорит старшая.

— Это снова разжигание вражды — этот закон о запрете религиозных организаций. Мы можем говорить по-русски или по-украински, но это не значит, что кто-то больше патриот, — ей в ответ младшая.

Почему возбуждены уголовные дела?

Из кадастрового реестра следует, что земля под монастырем принадлежит, в частности, Алексею и его сыну. Однако ее целевое назначение — приусадебные участки. А чтобы возводить церковь, нужно разрешение на строительство и участок должен иметь для этого соответствующее предназначение. Другими словами, Алексей не имел права здесь строить монастырь.

Государственная инспекция архитектуры и градостроительства (ГИАГ) в декабре прошлого года уже остановила эксплуатацию зданий монастыря, поскольку на это не было разрешений. А уже в августе ГИАГ провела вторую проверку и обнаружила, что епископ начал новое самовольное строительство. Экспертиза выдала еще одно предписание — привести участки в состояние «до начала самовольного строительства». Но Алексей с октября оспаривает это решение в суде.

В ноябре ГИАГ провела уже третью проверку. А полиция в это время возбудила уголовное дело из-за нарушения правил безопасной эксплуатации зданий.

Тем временем Алексей хвастается, что монастырь постоянно поддерживает сельскую школу, а в Василькове когда-то отремонтировал хирургическое отделение. В больнице это подтверждают, говорят, такое было 15 лет назад.

У епархии, которой руководит Алексей, есть еще один храм в Киеве, на Лукьяновке. Чтобы обойти закон, его пристроили к дому, который когда-то купил епископ с женой. Для этого они продали свои квартиры. Сын тогда, объясняет уже экс-жена епископа, а ныне монахиня монастыря, остался без крова. Но она молилась — и теперь у него два дома.

Имеет ли РПЦЗ связи с московским патриархатом?

Координатор сотрудничества с религиозными сообществами Государственной службы Украины по этнополитике и свободе совести Вячеслав Горшков объясняет, что РПЦЗ была создана после революции 1917 года. Тогда многие представители русского духовенства и верующих бежали от большевистского режима за границу.

В течение длительного времени РПЦЗ конфликтовала с московской патриархией, не контактировала с ней.

«РПЦЗ как церковь имперского характера не приняла союз московского патриархата с советской властью — обвиняли их в сотрудничестве с атеистическим режимом. Но эта церковь также не принимала отдельности Украины от россии», — говорит религиовед Анатолий Бабинский.

После распада Советского союза и прихода к власти владимира путина начался процесс объединения заграничной церкви и РПЦ. В 2007 году большая часть РПЦЗ возобновила общение с москвой — в одну структуру не слились, но фактически стали частью русской православной церкви.

Некоторые представители русской православной церкви заграницей, в частности, в Украине, не согласились с этим объединением. Поэтому, говорит религиовед Бабинский, на территории Украины нет РПЦЗ, которая была бы частью русской церкви с центром в москве. В Украине же есть несколько независимых общин. Самую большую возглавляет митрополит Агафангел Пашковский. Его община в оппозиции к РПЦ и УПЦ МП открыто осудила российскую агрессию. Более того, даже получила одно место на капелланский пост в ВСУ. Но так и не выдвинула свою кандидатуру.

Объяснение Алексея по поводу названия «малороссийской епархии» религиовед называет манипуляцией. Говорит, это происходит еще со времен Константинопольского патриархата — тогда для епископов, которые были на территории современной Украины, использовали понятие Малой Руси.

«Но это термин российской империи. Учитывая историческую традицию РПЦЗ, для них Украина — это Малороссия. Хотя РПЦЗ(В-В) может не иметь связей с москвой. Это довольно маргинальная структура — существует в пузырьке. Монастырь построен одним человеком при поддержке каких-то бизнесменов. Количество прихожан ничтожно», — отмечает Бабинский.

Вячеслав Горшков говорит, что РПЦЗ как ее «обломки» изначально консервативны и придерживаются старых принципов по наименованию епархий:

«У них могли появляться названия, которые нам могут резать уши, но нужно смотреть на их дела: лезут ли через них в Украину российские нарративы. Пока что таких сигналов мы не получили».