«70% достоинства — это нормальный туалет». Интервью с защитником Донецкого аэропорта Александром Терещенко

Что такое комплекс «зайчика-котика» у военных? Почему на выплаты раненому лучше купить хороший унитаз, чем авто? Как бойцам найти мотивацию? Об этом hromadske рассказал Александр Терещенко — ветеран российско-украинской войны и защитник Донецкого аэропорта.

В октябре 2014 года на его позицию, где он находился с собратьями, боевики забросили гранату. Инстинктивно боец схватил ее, чтобы отбросить. Но та разорвалась в руках. Александр потерял правую руку и кисть левой, ослеп на правый глаз.

Врач отметил на турникете время наложения — 16:30. Позже воин напишет книгу: «Жизнь после 16:30. Семь лет спустя», побудет замминистра по делам ветеранов Украины, поработает в Академии патрульной полиции. Сейчас он волонтерит для фронта в Литве, а благотворительный фонд его имени помогает потерявшим зрение на войне героям.

Нищие-военные могут появиться из-за сердобольного отношения

Что было самым тяжелым после ранения?

Как меня воспринимают люди. Меня беспокоило, что внешне выгляжу беспомощным. Потому что я себя быстро принял. А эти взгляды со слезами в глазах, эта жалость, сострадание... Бывало, что крестились или смотрели красноречиво, мол, почему ты до сих пор не покончил с собой. Кто-то подходил: «Боже, боже, что это творится?»

Это привлекало внимание, и казалось, что на тебя таращатся все на свете. Долго не решался ездить в общественном транспорте, просил жену брать такси. Не выходил на улицу из-за этих реакций.

Сейчас в обществе очень мощный запрос, как воспринимать людей с ампутациями, без зрения, на колясках. В частности, медиа распространяют советы: как надо и как — нет. Изменения ощущаются?

Все ребята жалуются, что у каждого такие случаи были. Один сидел в коляске, ждал жену из магазина, подошла бабушка: «Может, тебя покормить?» Другой, без ноги, пил кофе на улице, а в его стаканчик запихнули деньги, потому что думали, что попрошайничает.

Я на днях в Киеве ехал в метро к друзьям. Девушка, сидевшая напротив меня, на выходе склонилась: «Я вас благодарю». А когда шел уже по переходу, другая женщина догнала и запихнула деньги мне в карман. Я не смог отбиться, потому что с той стороны у меня нет руки.

То есть, изменения есть, но 50 на 50. Учится воспринимать людей с ампутациями и без зрения иначе именно молодежь. Вот это «благодарю» девушки в метро — ненавязчивое. По-моему, это правильно: без патетики, привлечения лишнего внимания.

Ветерану приятно услышать: «спасибо за службу», «спасибо за защиту», или просто когда перед ним склонили голову, приложили руку к сердцу. Хотел бы попросить не употреблять слова типа «крепись», потому что это как будто случилось что-то непоправимое. Если человек уже едет в общественном транспорте или вышел на улицу, значит, он прошел путь принятия себя. Она не хочет чувствовать себя особенным.

Для пожилых людей деньги — это мерило уважения или компенсации своей вины, что они живы и невредимы. Они думают, что люди с тростями, на колясках, с ампутациями — одинокие, голодные и не имеют денег. Но те могут быть успешными, поэтому такие попытки поддержать — оскорбительные.

И если действительно появятся или уже есть нищие-военные, то это может быть результатом такого сердобольного отношения. На войне же очень много разных людей и кто-то пытается пойти по более легкому пути.

Такой комплекс «зайчика», «котика» начинается еще с госпиталя, когда все за тобой трясутся, хотят тебя поблагодарить и готовы тебе все давать. И это благоприятная атмосфера для людей, которые и до войны не очень любили что-то делать.

Не знаем, сколько точно есть ветеранов

На днях брала интервью у психолога Ларисы Дидковской. И она сказала такое (не вошло в статью — ред.): у людей с ранениями, которые приведут к ампутациям, потери зрения и тому подобному, могут быть три стратегии поведения. Первая — уединение: изоляция из-за ощущения, что я иной. Вторая — гиперкомпенсаторная: люди компенсируют свои ограничения, то есть доказывают свою успешность, полноценность и состоятельность. Третья — посередине: военный понимает, что что-то ему будет недоступно, но это не означает его обреченность. Это означает дополнительные усилия. Например, незрячему придется научиться ходить с палкой, а человеку на коляске — пользоваться пандусами. По какому из этих трех путей пойдет человек, будет решать он сам.

Вы, очевидно, принадлежите ко второму типу: занимаете разные должности, бегаете марафоны, написали книгу, волонтерите. Доказываете себе и миру, что вы можете.

Для меня нет ничего хуже беспомощности. Даже в гражданской жизни, потому что я мог делать все своими руками: и строить, и электричество провести, и технику починить. Для меня обращаться за помощью в какой-нибудь такой работе — это уже беспомощность. Поэтому мне это болезненно до сих пор.

В 2014-м после ранения моя история очень нашумела: Донецкий аэропорт — это такая знаковая точка, да и не было таких тяжелых ранений в Украине. Меня встречали как супергероя, спасшего мир от пришельцев.

В больницу приходили обычные люди — благодарили, мужчины плакали, что они не решились пойти воевать. Обо мне выходило много сюжетов, поддержка безумная. Мне собрали денег на первые мои, тогда еще механические, протезы. И я решил отблагодарить и помогать другим.

В 2016 открыл свой первый фонд, дальше полностью сосредоточился на государственной работе: меня пригласили быть заместителем министра в новосозданном Министерстве по делам ветеранов. Было тяжело физически, я с ног падал, но получал моральное удовольствие от того, что могу приносить пользу в своей стране. А о физических особенностях забывал.

Когда началось вторжение, не думал, что настолько накроет чувство, что я не могу воевать. Грызла совесть, как будто я отмазался, когда еще было не так трудно. И когда стали приходить известия о гибели друзей, не знал, куда деваться.

У меня в Литве есть друзья, они помогли в начале с бронежилетами и шлемами. А потом пригласили приехать к ним. Там познакомился с литовскими волонтерами — теперь с ними собираем на автомобили и дроны, а также на реабилитацию для потерявших зрение на фронте воинов.

Открыл еще один благотворительный фонд и сейчас оба они работают: у одного есть украинский счет, у другого — европейский. Они называются моим именем, потому что я несу личную ответственность за каждую копейку.

Именно эта помощь другим вытягивает меня в первую очередь. Думаю, что после ранения достиг большего, чем когда был здоров.

Сейчас очень много разнообразных организаций, помогающих раненым. Есть ли такое, что они конкурируют между собой или дублируют друг друга? И разве государство не собирает всех ветеранов под одним крылом?

По словам министра по делам ветеранов Украины, Единый государственный реестр ветеранов был создан, но по соображениям безопасности его запустят после нашей победы. Соответственно, мы точно не знаем, сколько их есть. Пока у каждого министерства есть свои списки. У Министерства социальной политики — все категории населения, которые имеют льготы: люди с инвалидностью, чернобыльцы и, в частности, ветераны. У Министерства по делам ветеранов — участники боевых действий.

Платформа «е-Ветеран», которая должна была работать как «Дія», сейчас функционирует как информационный сайт. Там нет личных кабинетов, где конкретный ветеран мог узнать, какие конкретные льготы у него есть.

Что касается международных программ, то их много, и часто им сложно найти ветерана, а ветерана найти их. Нет координации на уровне страны и меж фондами. Каждый из них что-то делает, часто инициативы повторяются, никто это не контролирует, не сводит к общему знаменателю. Так и получается, что попал боец на телевидение, стал известен и его уже 2–3 раза пригласили на лечение, реабилитацию. А кто-то сидит и вообще не знает, что происходит.

Есть, скажем, следующее: организации под какой-то проект выиграли грант. И, например, устраивают локации для незрячих при больницах и реабилитационных центрах. Это сейчас модно. Печаль в том, что закончатся грантовые деньги — через несколько месяцев закроется программа. И дальше этими слепыми никто не будет заниматься. Поэтому должно быть взаимодействие между организациями, системный подход: одна инициатива делает одно, другая — продолжает на следующий этап.

Для такого сотрудничества провели в Киеве конференцию несколько благотворительных организаций и фондов. Мы не бросим ребят, потерявших зрение на войне, на произвол судьбы.

Если зависим от людей, это большое угнетение

Часто в своих интервью вы повторяете, что раненым, ампутированным военным нужно найти мотивацию внутри себя. Где ее брать, если, может быть, и жить не хочется? На нее же тоже нужен ресурс.

Конечно, сразу после ранения об этом речь не идет. Я не иду с пафосными лозунгами к ребятам: «Давай, ты сможешь!», «Вперед! Жизнь прекрасна!», «Ты красавчик, все будет хорошо». Я показываю на практике, как справиться с базовыми потребностями: туалет, душ еда. Чтобы человек понимал, что это достижимо, это не какие-то фантастические истории. И я прекрасно понимаю: если человек не может сходить в туалет, о каком путешествии за границу можно говорить. Начинаем с простых вещей.

О мотивации идет речь на этапе принятия себя. Я всем ветеранам говорю одно и то же: мне не может быть больше дела к вашей жизни, чем вам. Если вы хотите чего-нибудь добиться, о чем-то мечтаете, запишите себе и подумайте: а почему я не могу этого сделать? Что мне мешает? А потом каждый отдельный пункт разделить: это стереотип, или ты действительно не можешь этого сделать.

Можно жить так: проснулся, поел трижды, несколько раз сходил в туалет, покурил, посмотрел телевизор. Отбыл день. А надо, чтобы хотелось проснуться и что-то делать. Потому я говорю, что ищите то, что вам интересно. Работа, спорт, искусство (Александр начал рисовать картины акрилом, не имея опыта, написал книгу, начав с постов в соцсетях, участвует в забегах в память о погибших собратьях — ред.), можно кому-то помогать.

Вот я —советник по мотивации и реабилитации фонда «После службы». С одной стороны, уже мой вид может подействовать на бойца, и он подумает: «У меня нет руки, а он без двух как движует, вот и я попробую».

С другой стороны, я говорю им: «Ребята, я доказываю это не кому-то, а себе. Такая деятельность мне нужна, это мой адреналин».

Вы записали видео в Facebook, где советуете на одноразовую выплату, которую дают после ранения, не спешить покупать машину или делать ремонт. А потратить на обустройство жизни, чтобы обеспечить максимальный бытовой уровень самостоятельности для человека с инвалидностью и облегчить жизнь ухаживающих за ними близких. Можно поподробнее?

Сумму дают немалую, и возникает соблазн потратить ее сразу на что-нибудь значительное. Но надо понимать: если человек не восстановится, придется жить на пенсию, и возможности обустроить быт может больше не быть.

Можно, конечно, рассчитывать дальше на волонтеров или на местную власть. Но я за то, чтобы брать ответственность на себя и направить эти деньги на обустройство жизни человека с инвалидностью. Ибо, если ограничить ее в собственном доме, будут расплачиваться все.

Вспомнил, как психологи говорили моей жене перед первой встречей со мной: «Готовы ли вы его забрать? Понимаете ли вы, что у вас будет ребенок на всю жизнь?» И я сейчас повторяю женам незрячих ветеранов: «Готовы ли вы к тому, что это будет ребенок, или хотите, чтобы он повзрослел?»

Для этого необходимо создать условия: дополнительные технические средства, оборудование. Прежде всего, чтобы человек самостоятельно мог удовлетворить базовые потребности в физиологических потребностях. Любой человек на коляске скажет, что 70% достоинства — это нормальный туалет. Так же для меня, потому что если ты не можешь это сделать сам и зависим от людей, это большое унижение и угнетение.

Для этого я приобрел унитаз с биде, который управляется пультом дистанционного управления и закреплен на стене. Он стоит примерно 7 тысяч долларов, но я купил вдвое дешевле, потому что он был непопулярного цвета. Также следует найти хорошую душевую кабину. Сейчас рассматриваю с джакузи, где струи воды бьют с разных сторон. Это помогает помыться человеку без рук.

Советую продумать все уголки в доме: холодильник нужной высоты для человека на коляске, плита с электронным поджиганием для такого как я, микроволновка не сенсорная, а кнопочная для незрячего. Удобный стол, посуда, чтобы человек без посторонней помощи мог поесть.

Бывают случаи, когда моя жена ездит на учебу — она учится на кондитера — на неделю-две. И я не хочу, что она сидела привязанная возле меня, как прислуга. Если хочет развиваться, я только радуюсь и делаю все ради ее покоя относительно того, как я проживу эти две недели без нее. Сам хожу в магазины, стараюсь покупать полуфабрикаты, которые разогреваю. А по утрам готовлю мюсли или кашу легкого приготовления, которую заливаешь кипятком и все.

Можно также приобрести тренажер, чтобы восстановить поврежденную функцию быстрее.

Не захотел совершать суицид из-за койотов

Вы написали книгу «Жизнь после 16:30. Семь лет спустя» о разных ситуациях из вашей жизни. Можете поведать несколько?

Там есть история о том, как я обосновывал невозможность суицида. Если говорить о реинкарнации. Вот, например, я решил покончить жизнь. Покончил с собой и родился в следующей жизни баобабом. Тысячу лет стоять где-то в Австралии под ветерком вроде бы неплохо. Но в том месте поселится стая койотов, которые в прошлой жизни были сепаратистами. Они будут ежедневно ходить подсцикивать баобаб целенаправленно, еще и детей своих будут учить. А я не могу сдвинуться с места, 1000 лет буду стоять в этом дерьме. Даже когда я говорю об этом, мне кажется, что эти койоты где-то рядом. И потому мне не хочется совершать суицид.

Стало ли вам сейчас легче просить о помощи, чем несколько лет назад?

Для меня до сих пор самое страшное — это просить о помощи: я могу бродить два часа и не спрашивать, как мне выйти. Максимально все должен сделать сам. Такой я человек. Но на одном форуме для незрячих, где я рассказывал, что не прошу о помощи, подошедшие тренеры говорят: это неправильно. Нет ничего плохого в том, чтобы просить. Тем более, что люди охотно помогают — часто это им нужнее, чем нам.

С годами меня попустило и могу попросить, но это уж если что-то серьезное, например, когда начал откручиваться протез. Недавно был страшный и смешной случай одновременно. Ехал в «Интерсити» и отправился в туалет. Снял штаны, и тут запищал разряжающийся протез. Это значит, что он сейчас вырубится, и если ты держишь им трусы или штаны, в такой позе остаешься. И что делать в такой ситуации? Кричать: помогите мне? К счастью, я успел и сразу же поставил его на зарядку. С тех пор я постоянно ее проверяю.