«До лета врач не советует отменять антидепрессанты». Буллинг в школах — почему жертвы до сих пор боятся об этом говорить
В январе 2019 года в Украине начал действовать закон о буллинге. Через месяц суд выписал первый штраф ученице, которая выставляла в Инстаграме непристойные фото своей одноклассницы. После этого было еще несколько громких дел. А через два года — в судах вынесли более полутысячи решений.
Но решает ли штраф проблему детей, которых травят? Ведь после огласки пострадавших может ждать еще одна волна буллинга со стороны одноклассников или учителей — за то, что они обо всем рассказали, а их родители решили бороться с травлей своего ребенка.
hromadske рассказывает историю Ирины, которую школа не смогла защитить ни во время первой волны, когда ее травили учителя. Ни во время второй — когда к этому присоединились ее одноклассники.
Девушка только сейчас, через два года после того, как о буллинге в ее школе узнали все, решилась говорить и дать первое интервью.
«Ты — бездарь»
История Ирины Медведик началась, когда она училась в восьмом классе. А, возможно, и годами раньше — с первого дня, как девочка перешла в эту школу.
«Это была обычная ситуация — заходишь в вестибюль и первое, что слышишь — как директор кричит на втором этаже. Хотя эта школа считается одной из лучших в городе», — рассказывает мамы Ирины, Светлана.
Так же поступали и учителя.
«Я помню, как учительница математики говорила — посмотрите, какой сегодня хороший день, вы не делаете ошибок, а я на вас не кричу», — вспоминает Ирина.
Учителя постоянно повышали голос и обзывали учеников. Не можешь сшить сумку на уроке трудового обучения — «бездарь», не понимаешь чего-то по математике — «тупой».
Отношение учителей Ирину очень тяготило. Она боялась что-то неправильно сделать, потому что тогда на нее накричат, унизят и навесят ярлык, что она не старается.
На фоне такой атмосферы у девочки начались панические атаки.
Однажды после скандала с учительницей математики Ирина пришла домой и плакала несколько часов. Ее трясло и тошнило.
«Я кричала “скорой”, чтобы они срочно приезжали, потому что просто не знала, что с ней делать. Это было страшно», — вспоминает Светлана.
У Ирины диагностировали депрессию. Она начала работать с психотерапевтом и психиатром. И параллельно решила записывать на диктофон уроки, где на нее и одноклассников кричали учителя.
«Был случай на уроке труда. Я не могла что-то сшить или сделать. Учительница очень разозлилась, начала кричать на меня, оскорблять, говорить, что я — бездарь, что у меня ничего не получится. Я стояла перед ней, чуть не плакала, пыталась ее убедить, что это не так. На что она мне ответила: “Ну, а кто ты такая?”».
Светлана включает аудиозапись, где эта же учительница кричит на одноклассниц Ирины: «У вас что, течка?!!»
О том, что Ирина записывает уроки на диктофон, знали лишь несколько ее подруг-одноклассниц. Они этого не одобряли и даже говорили, что из-за этого все может стать еще хуже. Но девочка продолжала:
«У меня всегда было обостренное чувство справедливости. И я понимала, что это ненормально, когда на тебя кричат и обзывают. В моей голове это было как аксиома ».
Светлана рассказывает, что пока Ирина не дала ей послушать записи, она не могла понять, почему дочь так расстраивается.
Посовещавшись, Ирина и Светлана решили сделать эту ситуацию публичной. И выложили записи в сообщество «Родители SOS» в фейсбуке.
«И после этого началось... Дошло до телеканала “1+1”», — вспоминает Светлана.
«Все говорили, что это я во всем виновата»
Семь часов одноклассники в общем чате непрерывно обсуждали поступок Ирины. Для девочки начался кошмар. Никто не стал на ее сторону и не сказал, что она сделала правильно.
Одноклассники спрашивали, зачем она вынесла все на публику, почему сначала не поговорила с учительницей.Мол, теперь у класса ухудшится репутация, и учителя их будут недолюбливать.
На записях Ирины также были слова учительницы, которая говорила, что хочет одному ученику разбить голову и выбросить его из окна за то, что он ее оскорбил. Но даже на это никто не отреагировал.
«Мне было некомфортно. Кроме родителей, никто меня не поддержал. Никто ни разу не сказал, что я права. Все писали, что я виновата», — рассказывает Ирина.
Светлане в этот период тоже было тяжело. Родители обвиняли ее наравне с дочерью. Хотя она объясняла, что это касается каждого ребенка.
«Я запомнила фразу одной мамы. Была запись, где учительница кричала на ее ребенка, обзывала его. На что она отреагировала: “Ну, значит, заслужил”».
Светлана часами разговаривала по телефону с директором школы, которая была недовольна тем, что женщина не пришла к ней, а сразу обо всем рассказала публично и «вынесла сор из избы». Отстранять от работы учительницу трудового обучения она отказалась.
«Я знала, что другие родители неоднократно жаловались директору на эту учительницу. Она отвечала, что не может ее уволить, потому что не найдет никого на замену», — говорит Светлана.
Впервые Ирина увиделась с одноклассниками после выходных, в понедельник. Она решила не пропускать школу, чтобы не показывать, что испугалась:
«Но на самом деле мне было очень страшно. Меня всю трясло. Помню, когда зашла в класс — услышала чей-то смешок. Наверное, это связано со мной».
Ирина просила своих подруг-одноклассниц, чтобы те постоянно с ней разговаривали, и больше никто не мог с ней заговорить.
В школе установилось затишье, на время все перестали кричать и контролировали себя. Учительница трудового обучения попросила прощения у класса. Саму же Ирину она избегала.
Через четыре дня Светлана написала еще один пост в группу «Родители SOS» с тегом «победа». Она рассказала, что по совместному с ней решению, учительнице трудового обучения решили дать второй шанс.
Директор разрешила Ирине не ходить на уроки труда. Вместо этого девочка проводила время в библиотеке — рисовала там плакаты. Ирину это устраивало, потому что она боялась встречи с учительницей:
«Я постоянно была в напряженном состоянии. Мне казалось, будто я ношу с собой воображаемый щит и готовлюсь к нападению».
«Мои друзья молчали, чтобы о них не подумали ничего плохого»
Светлана предлагала дочери перейти в другую школу. Ирина отказывалась — не хотела бросать своих подруг:
«Мне хотелось проводить школьные годы со своими друзьями. Но они даже не заступались за меня. Молчали, чтобы о них не подумали ничего плохого».
В начале девятого класса Ирине сказали, что она снова должна посещать уроки трудового обучения. Она боялась, плакала. Отец сразу приехал и забрал дочь домой, чтобы она могла отдохнуть и подготовиться.
На уроке все было мирно, но неискренне, говорит Ирина.
«Ире ставили 12, только чтобы она молчала», — вспоминает Светлана.
Учителя время от времени припоминали Ирине на ее записи. Иронически спрашивали, не записывает ли она их часом снова.
Ирина больше никого не записывала, и после девятого класса все же перешла в другую школу, на дистанционное обучение.
«Мы только сейчас, почти через два года, начали из этого выпутываться и приходить в себя. Ира до сих пор пьет антидепрессанты, и до лета врач не советует их отменять», — рассказывает Светлана.
По ее мнению, предотвратить такое поведении учителей могли бы камеры наблюдения. Чтобы каждый из родителей имел возможность посмотреть, как каждый день у их детей проходят уроки и как с ними общаются учителя.
Соучредитель общественной организации «Родители SOS» Елена Бондаренко говорит, что это бы решило бы проблему лишь точечно, но не изменило бы систему.
«В идеале мы должны доверять учителю, его методикам преподавания. Тому, как он доносит информацию до детей, стиль общения выбирает. А когда выбираем метод контроля (хотя, четно говоря, у нас есть на то причины) — это приводит к недоверию. И не дает работать многим хорошим учителям», — рассказывает Бондаренко.
Она добавляет, что один из самых действенных методов борьбы с буллингом — публичная огласка. А обсуждение таких случаев необходимо, чтобы в обществе сформировалось мнение, что ребенок, который не выдержал и заявил о правонарушениях — не виноват.
«Такое отношение — стопроцентная вина родителей, которые молчат. Которые способствовали формированию мнения у других детей, что тот, кто заявил о буллинге, в чем-то виноват. Это и вина учителей, которые слышали крики коллег в коридоре. Сначала все считают, что это нормальная ситуация. А потом травят ребенка, и он этого не выдерживает», — объясняет Елена Бондаренко.
«Когда родители сами так относятся к своим детям — тогда и возникает эта мысль, что они заслужили такое отношения от учителей», — объясняет Бондаренко ситуацию, когда родители часто терпит буллинг со стороны учителей по отношению к собственным детям.
Ребенок, рассказавший о буллинге — не стукач и не ябеда. Даже если он сообщил о случае, который его непосредственно не касается, говорит Бондаренко:
«Учителя говорят, что дети должны сами решать свои проблемы. Но не дети выбрали себе именно этот класс, одноклассников, это расписание уроков. Они не выбирали себе эти условия, и они не могут справиться с проблемами, которые кто-то из детей принес в школу из семьи».
«Школа должна быть заинтересована в том, чтобы там не было буллинга»
Школьный психолог из Кропивницкого Екатерина Ступина в феврале этого года проводила анонимный опрос среди учеников своей гимназии.
Оказалось, что 85% школьников понимают, что такое буллинг. 76% отмечают, что в случае травли нужно обращаться к классному руководителю, психологу, родителям или директору.
«Я объясняю ученикам, что ответственность за буллинг несете и вы тоже. И что есть не только человек, который буллит, есть и те, кто наблюдают, снимают на камеру, стоят в стороне. Тот человек, который поддерживает, тоже участник буллинга», — рассказывает Ступина.
Если родители ребенка заявляют о буллинге, психолог пытается примирить обе стороны, проводит с ними беседы, консультации, определяет психологическое состояние учащихся. Она начинает работать с классом, следит за детьми на переменах, уроках, привлекает всех к совместным внеклассным мероприятиям.
С Ириной школьный психолог не работал. Лишь однажды ей дали пройти тест с вопросами, есть ли у нее друзья в классе и кого бы она пригласила на свой день рождения.
Анна Покровская, психолог общественной организации «Безопасный мир», вместе с коллегой уже несколько лет проводит психологически правовые тренинги в школах, на которых они пытаются предотвратить случаи буллинга.
Покровская отмечает, что после заявлений ребенка о травле класс нужно определенное время держать под контролем психолога, классного руководителя, директора, всех учителей, которые в нем преподают
«Стоит подготовить класс к тому, что сейчас придет ученик, который претерпел испытания — столкнулся с буллингом. И его нужно поддержать, чтобы он почувствовал безопасность. Нужно разделить ответственность с детьми, чтобы те создали в классе благоприятный климат».
По мнению Бондаренко, школа должна быть заинтересована в том, чтобы в заведении не было буллинга:
«Но если руководство учебного заведения не способно справиться с первой волной буллинга, которую оно допустило, то не сможет справиться и со второй, когда ребенка начинают травить за то, что он рассказал родителям».
«Не жаловаться — нельзя»
В конце 2018-го Верховная Рада приняла закон, предусматривающий штрафы за травлю в школе. За физическое или моральное насилие и агрессию в любой форме родители обидчика должны заплатить штраф от 40 до 850 гривен. За особо жестокую травлю — от 1700 до 3400 гривен.
Также руководители школ обязаны сообщать о фактах буллинга в полицию. Иначе им придется заплатить штраф от 850 до 1700 гривен. Если же они не сообщат, то заявление правоохранителям могут подать родители.
Хотя на момент огласки ситуации в школе Ирины закон о буллинге уже вступил в силу, Светлана в полицию не обращалась. Говорит, что тогда о нем не знала, и к судам они с дочкой не были готовы: «Ира была в таком состоянии, что просила больше никуда не заявлять».
По словам образовательного омбудсмена Сергея Горбачева, проблема с повторной волной травли после огласки действительно есть. В таких случаях нужно быть готовым к тому, что заявление о буллинге придется подавать повторно.
«Самый законный способ реагирования такой: если ребенок сталкивается с повторным буллингом, нужно снова все фиксировать и обращаться сначала с заявлением к руководству учебного заведения, требовать реагирования в соответствии с приказом МОН. Это значит — сообщить в течение одного дня полицию, составить административный протокол, передать дело в суд. Мы можем помочь в защите прав, но без собственной позиции и решимости родителей добиться результата очень сложно», — говорит Сергей Горбачев.
Юрий Кицул, заместитель начальника управления ювенальной превенции Департамента превентивной деятельности Нацполиции, рассказывает, что в его практике не было случаев, когда те, кого по решению суда привлекли к ответственности, еще раз прибегали к травле
«Административная ответственность имеет свой эффект. Другой вопрос, что пострадавший ребенок боится, и ему некомфортно находиться рядом с человеком, который ее травил. Но это должно решать руководство учебного заведения — их обязанность организовать и провести социально-психологическую реабилитацию и для того, кто травил, и для пострадавшего».
Елену Бондаренко родители часто спрашивают — стоит ли оно того, заявлять о буллинге. Обычно она рассказывает о возможных вариантах развития событий. В том числе и о том, что ребенка и родителей после публичных заявлений могут травить еще больше.
«Я предупреждаю: если вы остановитесь где-то посередине, то вы проиграли. От этого школа в своих методах станет еще сильнее. Просчитайте, что вы будете делать. Сможете ли забрать ребенка, если будете чувствовать, что он в опасности? Будут ли время и силы на борьбу?», — рассказывает Бондаренко.
Несмотря на эти предосторожности, говорит активистка, большинство родителей все же отвечают, что попробуют. И начинают борьбу:
«Не жаловаться — нельзя. Иначе вы даже не попытаетесь защитить ребенка и потеряете авторитет, вес, роль в обществе. Даже не попытаться, потому что страшно? Но многим же удается. Если мы ничего не будем делать — значит, мы готовим детей жить в тех же условиях, в каких жили сами».
- Поделиться: