«Эта война не нужна никому». Как живет Грузия спустя десять лет после войны с Россией (СПЕЦРЕПОРТАЖ)
08.08.2008.День, когда началась война между Грузией и Россией.
Юлиана Скибицкая, Анна Цигима
08.08.2008.Дата, когда началась война между Грузией и Россией. За пять дней небольшая страна, раздираемая внутренними национальными противоречиями, окончательно потеряла часть территории. Между ними теперь колючая проволока.
Спустя десять лет на первый взгляд кажется, что о ней почти ничего не напоминает. Разрушенные здания в Гори, который подвергся авианалетам, восстановили. Видимых атрибутов памяти той войны не осталось.
Громадское отправилось в Грузию, чтобы понять, как страна прожила эти десять лет и готова ли двигаться дальше.
Если ехать от Гори прямо и никуда не сворачивать, попадешь в Эргнети — село в 30 километрах от Гори. Вообще-то, эта дорога ведет прямо до Цхинвали — Цхинвал на южноосетинском, но туда так просто не попадешь — сначала упираешься в грузинский блокпост, а потом — в южноосетинский; между ними — около 100 метров. От Цхинвали — столицы непризнанной Южной Осетии — до Эргнети всего 15 минут пешком.
Цхинвали, вид на город со стороны грузинского блокпоста в Эргнети, Грузия, 3 августа 2018 года. На заднем плане справа видно поврежденные в результате обстрелов в августе 2008-го дома. Фото: Анна Цигима / Громадское
«Я однажды подошел сюда, почти до стены дошел», — рассказывает грузинский журналист «Радио Свободы» Гога Апциаури, пока мы стоим между грузинским и южноосетинским блокпостами. На стороне Южной Осетии начинается стена, за ней — флагшток с флагом непризнанной республики и забор. Гога показывает на кусты вдоль дороги: «Вот там русский солдат сидел, и сразу мне: “Сюда нельзя идти! Сюда нельзя!”, — вспоминает он встречу, которая произошла вскоре после военных действий. — Я отошел сразу, я не провоцирую».
Россия запретила въезд в Южную Осетию со стороны Грузии. Вдоль линии разграничения — колючая проволока, но не везде, поэтому садами и огородами можно пройти в Цхинвали и обратно. Пастухов из Эргнети, забредающих за отбившимся от отары скотом на территорию непризнанной республики, арестовывают российские военные, после чего им выписывают штраф около 2000 рублей ($32). Бывает и наоборот — осетины «нелегально» приходят на грузинскую территорию, по возвращении в Цхинвали, их арестовывают — и тоже штрафуют. Гога рассказывает, что осетины попадаются раза в три чаще, чем грузины.
Грузинский блокпост у города Эргнети, 3 августа 2018. Фото: Анна Цигима / Громадское
Блокпост непризнанной Южной Осетии, 3 августа 2018 года. Флаг самопровозглашенной республики на флагштоке. Фото: Анна Цигима/Громадское
Первыегоды после войнылюди месяцами проводили в плену, пока их находили и вызволяли родственники. «Я знаю, что если меня арестуют на территории Южной Осетии, бить не будут, — смеется Гога. — Потому что в Грузии есть миссия Евросоюза, потому что все русские военные там же стоят — вся ответственность будет на них. Их тут же обвинят. Бить не будут. Штраф заплачу — и все».
Дом Лии Чилачидзе находится почти на выезде из Эргнети. Она слышит, как в Цхинвали играют грузинские песни и проходят учения российских военных на полигоне. «Ко мне послезавтра подруга должна приехать, из Цхинвали, — рассказывает Лия. — Она мне звонила на днях и говорила: “Как это так, чтобы приехать к тебе, я должна ехать через Владикавказ, хотя мне тут пройти 15 минут?”. Только через Россию официально можно, по военной дороге. Восемь часов! Хотя вот же он, Цхинвали, вот дома видно!»
Потерянный дом
Село Гугутианткари, 15 километров от Эргнети. Полицейские на блокпосту с грузинской стороны, угощают яблоками, орехами и ежевикой — они растут здесь на каждом шагу. Фруктовые деревья и виноград закрывают остатки разрушенных домов. 8 августа 2008 года село начали обстреливать со стороны Южной Осетии. Через несколько дней вошли осетинские и российские военные. Те дома, что пережили расстрел, сожгли, говорят жители села.
Предупредительная табличка на линии разграничения между Грузией и территорией непризнанной Южной Осетии, поселок Гугутианткари, неподалеку Эргнети, Грузия, 4 августа 2018. Фото: Анна Цигима / Громадское
Грузинские полицейские возле блокпоста в поселке Гугутианткари, неподалеку Эргнети, Грузия, 4 августа 2018. Фото: Анна Цигима / Громадское
У Кетеван большая семья — четыре дочери, сын, муж и много внуков. За ее довоенным домом начиналось село Дисеви (Дисеу на осетинском) — его почти полностью разрушили. Дом Кетеван находится прямо на разделительной линии между Грузией и Южной Осетией. Сразу возле него — забор с колючей проволокой и табличка, на которой написано, что это территория Южной Осетии. Дисеви, старое грузинское село, тоже оказалось по ту сторону линии разграничения.
Там никто не живет.
Территория самопровозглашенной Южной Осетии за колючей проволокой у грузинского блокпоста в поселке Гугутианткари, неподалеку Эргнети, Грузия, 4 августа 2018. Фото: Анна Цигима / Громадское
Крестьяне приводят пастись скот к линии разграничения. Иногда животное нечаянно «переступает» границу. Пастухов с Эргнети, которые забредают за провод в поисках стада на территорию непризнанной республики, арестовывают российские военные и выписывают штраф. Неподалеку Эргнети, Грузия, 4 августа 2018 года. Фото: Анна Цигима / Громадское
«Мы вывезли детей сразу, как только началась война, — рассказывает Кетеван. — Потом, 12 августа, уехали. Хотя муж не хотел. Он с односельчанами уходил ночевать в сады – там можно было укрыться. Раз к ним пришли четыре осетинца с автоматами. Начали избивать прикладами. Потом попросили пройти мимо домов и сказали лечь на землю. Налили на них бензин, взяли спичку, подожгли и бросили в другую сторону. Они так сделали три или четыре раза. Избили еще раз и отпустили».
Дом семьи Кетеван, разрушенный и сожженный в 2008-м, поселок Гугутианткари, неподалеку Эргнети, Грузия, 4 августа 2018. Фото: Анна Цигима / Громадское
Кетеван с семьей уехала 12 августа, когда в село вошли российские военные. Конфликтов между ними и местными не было — никого не били и не обижали, говорит Кетеван, но смотреть на то, как россияне ходят по селу с видом победителей, ей было больно. Семья поселилась в городке для переселенцев под Тбилиси. В октябре 2008 года российские войска вышли из Горийского района, и Кетеван с семьей вернулась. Кетеван говорит, что ее дом сожгли, семья поселилась в бывшей начальной школе.
В комнатке размером 20 кв.м. ютится девять человек. Младшая дочь Кетеван качает ребенка в коляске. Средняя показывает — вот четыре кровати, а здесь, на полу, они расстилают матрасы. На кухне нет света, поэтому летом готовят на улице.
Кетеван со средней дочерью и внуком на своем нынешнем дворе — ее семья вернулась из городка для переселенцев и живет теперь в здании бывшей начальной сельской школы, поселок Гугутианткари, неподалеку Эргнети, Грузия, 4 августа 2018. Фото: Анна Цигима / Громадское
Условия жизни непростые, но вместе семья справляется, поселок Гугутианткари, неподалеку Эргнети, Грузия, 4 августа 2018. Фото: Анна Цигима / Громадское
Летом готовят прямо на улице, электричества в помещении, которое выполняет роль кухни нет. На фото — средняя дочь Кетеван, поселок Гугутианткари, неподалеку Эргнети, Грузия, 4 августа 2018. Фото: Анна Цигима / Громадское
«Когда мы уехали отсюда, муж очень плохо себя чувствовал», — объясняет Кетеван, почему они долгие годы живут в таких условиях. От правительства они получили помощь — единоразовую выплату ($15 тыс.), на которую купили одной из дочерей квартиру. А сами остаются здесь — привязанность к земле оказалась важнее комфорта.
Кетеван (слева) с мужем, дочерьми и внуками, поселок Гугутианткари, неподалеку Эргнети, Грузия, 4 августа 2018. Фото: Анна Цигима / Громадское
Внуки Кетеван играют на дворе поселкаГугутианткари, неподалеку Эргнети, Грузия, 4 августа 2018 Фото: Анна Цигима/Громадское
В 2008 году в Грузии было 274 тысячи переселенцев. Для страны, в которой живет 4 млн человек, это число казалось катастрофическим. Впрочем, к этой — второй волне переселенцев, грузинские власти оказались готовы куда лучше чем к первой, в 90-х, во время вооруженных конфликтов между грузинами, абхазами и осетинами. По крайней мере, так утверждает Джана Джавахишвили — она работает с переселенцами 25 лет.
«Возьмем, например, деревню Цкнети, недалеко от Тбилиси, — рассказывает Джана. — Там жили три тысячи человек, а стало в два раза больше. А это 90-е годы: нет электричества, хлеба, продуктов, страшная инфляция. И потом начинается отчуждение. В науке период, когда переселенцы только появляются, называется “медовый месяц”. Все хотят им помочь, приходят международные деньги. А потомвсе, про них забывают».
Психолог Джана Джавахишвили работает с переселенцами и внутренне перемещенными лицами уже 25 лет, Тбилиси, Грузия, 5 августа 2018. Фото: Анна Цигима / Громадское
В 2008 для переселенцев действовали единоразовые и постоянные выплаты (ежемесячная социальная помощь), открывались городки по всей стране. Жилье получили 36 тысячсемей. Запускались программы поддержки малого бизнеса и переквалификации беженцев. НоДжана все равно критикует правительство. Она объясняет — программы поддержкибизнеса почти не работают на государственном уровне, а единоразовых выплат недостаточно. Спустя десять лет положение переселенцев остается тяжелым, а помогали им, поясняет Джана, «без души».
«Вот вы видели эти городки для переселенцев? Они же построены в ряд. Как казармы. Грузинские села всегда строились вокруг центра, места, где собираются люди. Дома повернуты друг к другу. А в этих городках нет. Люди не могут там жить, им тяжело. Они теряют чувство общины».
Мужчина в городке неподалеку Гори, построенном специально для переселенцев из непризнанных Абхазии и Южной Осетии, Грузия, 4 августа 2018. Фото: Анна Цигима / Громадское
Женщины возлемагазина в городке неподалеку Гори, построенном специально для переселенцев из непризнанных Абхазии и Южной Осетии, Грузия, 4 августа 2018. Фото: Анна Цигима / Громадское
Испытание национализмом
90-е годы для Грузии стали тяжелым испытанием. Гражданская война, вооруженные столкновения между грузинами и абхазами, грузинами и южноосетинцами. Абхазия в 1993 году формально стала независимым государством, непризнанным большинством стран мира. Южная Осетия после окончания боевых действий в 1992 году тоже объявила себя независимой. Ее активно поддерживала Россия — в республике приняли конституцию, туда вошли миротворческие миссии ОБСЕ и РФ.
«В 90-х мы совершили много ошибок, — рассказывает Паата Закареишвили, бывший министр по примирению Грузии. Южноосетинским и абхазским конфликтами он занимается 25 лет. — Тогда в Грузии был очень развит национализм. Людей это отпугивало. Например, работает в Грузии учительница. Ее увольняют, потому что она осетинка. Так и пишут в трудовой: “Уволить, потому что национальность осетинская”. И это в лучшем случае. А в худшем — выселяют из дома. Этобыли ужасные ошибки».
Бывший министр по примирению Грузии Паата Закареишвили, Тбилиси, Грузия, 5 августа 2018. Фото: Анна Цигима / Громадское
«Раньше было такое, что осетин называли криминалом, — соглашается с бывшим министром и журналист Гога Апциаури. — Но это же неправильно, у криминала есть имя и фамилия, зачем так называть целую нацию?».
В 1992 году, после смещения первого президента Грузии Звиада Гамсахурдии, власть в стране де-факто перешла к Эдуарду Шеварднадзе. В 1993 году он начал договариваться с Россией и Южной Осетией о прекращении боевых действий. Спустя два года, когда Шеварднадзе официально стал президентом, между Грузией и Южной Осетией (при участии ОБСЕ и России) начались мирные переговоры. Был заключен «Меморандум о мерах по обеспечению безопасности и укреплению взаимного доверия».
Конфликт между Грузией и Южной Осетией заморозили. Паата Закареишвили говорит, что при Шеварднадзе не происходило ничего — не было эскалации, но и решения не принимались. Главный редактор издания Jam News Маргарита Ахвледиани утверждает — контакты все же налаживались. Беженцы из Южной Осетии возвращались домой. В Цхинвали работал грузинский бизнес, в Грузии — южноосетинский. Между Цхинвали и Тбилиси ездили маршрутки, на территории Южной Осетии в ходу были грузинские лари и грузинский язык.
Главный редактор издания JamNews Маргарита Ахвледиани в редакции в Тбилиси, 2 августа 2018. Фото: Анна Цигима / Громадское
В то же время, процветали контрабанда и торговля людьми, на территории Южной Осетии удерживались пленные, а криминальная обстановка в приграничном регионе росла. Когда в 2003-м к власти пришел Михеил Саакашвили, борьба с контрабандой стала официальным поводом для введения грузинских силовиков в зону конфликта. Это произошло 31 мая 2004 года. До августа там продолжались перестрелки между грузинской и южноосетинской стороной, отношения между Грузией и Россией были напряженными, конфликт едва не перешел в фазу активных боевых действий. В ноябре того года правительства Грузии и непризнанной Южной Осетии договорились о демилитаризации.
«После 2004 года все контакты, по факту, прекратились. В 2008-м это просто окончательно добили. Ни о каком восстановлении доверия и примирении речь не шла», — говорит Маргарита.
«Саакашвили пришел после Шеварднадзе и вычистил всю советскую номенклатуру. Это хорошо, это правильно и я приветствую такой шаг, — рассуждает Паата Закареишвили. — Но вместе с тем вычистили всех людей, у которых были контакты с той стороны».
Журналист грузинского офиса «Радио Свобода» Гога Апциаури, Гори, Грузия, 3 августа 2018. Фото: Анна Цигима / Громадское
И Маргарита, и Паата считают, что вина Саакашвили и его «Национального движения» в обострении конфликта 2004 года — однозначна. Впрочем, до новой войны в 2008 году риторика грузинского президента была вполне примирительной: он подчеркивал, что основная задача — не допустить военных действий. Тем не менее, продолжалисьобстрелы, теракты и похищения людей.
Южная Осетия все настойчивее обращалась к России для защиты и даже заговорила о вхождении в состав РФ. В августе 2008 года конфликт перешел в горячую фазу. Южная Осетия и Грузия обвинили друг друга в провокациях. А 8 августа территорию Грузии стали обстреливать российские военные, официально выступившие на стороне Южной Осетии. За пять дней Грузия и Южная Осетия превратились в две воюющие друг с другом стороны.
Предательская война
Отец Ратибыл профессиональным военным и погиб во время гражданской войны в 1990-1991годах. Ратитоже решил выбрать путь военного. В 2008 году он проходил контрактную службу в армии. 5 августа 2008 года подразделение Ратия перекинули поближе к Цхинвали. Они должны были занять стратегическую высоту рядом с городом.
«А потом пришли русские военные, — рассказывает Рати. — Мы их видели еще до этого, они с нами поздоровались. Мы думали, что они просто стоят, как миротворцы. А потом пошли танки, БТРы. И мы поняли, что это не миротворцы».
Бои за Цхинвали начались 7 августа 2008 года. Грузинское правительство заявило, что села на территории страны регулярно обстреливались со стороны Южной Осетии. В ответ на это грузинская армия решила силовым путем «восстановить конституционный порядок». В ночь на 8 августа военные попытались штурмовать город. А Россия объявила операцию «Принуждение к миру».
Взвод Ратиотвели 10 августа. Во время перестрелки с российскими военными погибло семь человек из его подразделения.
«Было очень больно, мы не ожидали такого развития событий, — говорит Рати. — Русские говорили, что мы братский народ, а получилось все наоборот».
Грузинский военный Рати, который в 2008 проходил службу по контракту, принимал участие в боях за Цхинвали, Тбилиси, Грузия, 3 августа 2018. Фото: Анна Цигима / Громадское
Рати, как и многие молодые люди в Грузии, не говорит по-русски.Но общаться с ним тяжело не только из-за языкового барьера — он вообще неохотно вспоминает те события. Для него война стала проигрышем и предательством со стороны российской армии.
Рати говорит, что после войны с некоторым его сослуживцам работали психологи. Рассказывает, как это происходило: к нему приходили и спрашивали, кто из взвода нуждается в помощи. Но, как объясняет Джана Джавахишвили, министерство обороны в Грузии — самое непубличное ведомство, про программу реабилитации военных никто не рассказывал. А волонтеры больше работали с переселенцами.
После войны Ратибыл в Афганистане, в составе грузинской миротворческой миссии. В 2014 году часть его сослуживцев поехала воевать на Донбасс на стороне украинских военных. Рати поясняет: многие грузины особенно сроднились с украинцами после аннексии Крыма и началом военных действий с участием России.
В грузинских городах, попавших в зону огня в августе 2008 года, и до сих пор много напоминаний о том периоде. На стенах домов следы от обстрелов, Гори, Грузия, 3 августа 2018. Фото: Анна Цигима / Громадское
Пути к примирению
С 2004 года в Грузии действует министерство, которое занимается вопросами примирения. За 14 лет оно трижды меняло название. До 2008 года это было министерство по урегулированию конфликтов, с 2008 по 2014 — министерство по реинтеграции. В 2014 ведомство переименовали в министерство по вопросам примирения и гражданского равноправия. Главный редактор Jam News Маргарита Ахвледиани называет это важным шагом.
«Понимаете, как это звучало? Министерство реинтеграции. Очень категорично и без учета интересов той стороны, — объясняет Маргарита. — Переименование стало определенным компромиссом. Потому что мириться — это не реинтегрировать».
Сейчас министерство возглавляет Кетеван Цихелашвили. Она дружит с Лией Челачидзе, которая создает музей войны в Эргнети. Ближе к 8 августа в доме Лии часто собираются чиновники, в этом году даже приехала исполняющая обязанности посла США в Грузии Элизабет Рут — со своей охраной. Кетеван и Лия обнимаются при встрече, министр поясняет послу — это Лия, она создает музей войны.
Слева направо: основательница музея войны Лия Чилачидзе, министр по вопросам примирения Кетеван Цихелашвили и и.о. посла США в Грузии Элизабет Рут во время встречи в музее, Эргнети, Грузия, 3 августа 2018. Фото: Анна Цигима / Громадское
Цхинвали начинается сразу за домом Лии. Она сама родом оттуда, там похоронен ее муж. Дом Лии сгорел во время боевых действий в 2008 году. Восстановив его, она решила сделать в подвале музей, посвященный войне. В нем — фотографии того периода, осколки снарядов, брошенные вещи. Лия говорит, что люди продолжают приносить новые артефакты. Верит, что когда-то колючая проволока, которая разделяет грузин и осетин, тоже перекочует в ее музей.
«Грузины и осетины — это самые близкие друг для друга народы, которые всегда найдут общий язык, — убеждает Лия. — Россия поэтому закрывает границы, чтобы не дать грузинам и осетинам встречаться».
Экспонаты музея войны — найденные личные вещи и посуда после обстрелов в августе 2008 года, Эргнети, Грузия, 3 августа 2018. Фото: Анна Цигима / Громадское
Грузинское министерство по примирению несколько месяцев назад представило программу «Шаг к лучшему будущему». Кетеван Цихелашвили говорит, что в ней заложены определенные нейтральные механизмы; они помогают найти компромисс между Грузией, которая считает Абхазию и Южную Осетию своей, пусть и оккупированной территорией и непризнанными республиками, отстаивающими право на независимость.
Южноосетины и абхазыв Грузии могутполучать бесплатное лечение и образование. Раньше для того, чтобы приехать с оккупированной территории и попасть на прием к врачу, нужно было получать грузинский паспорт. Теперь, по словам Кетеван Цихелашвили, людям присваивают индивидуальный электронный номер, который не означает получение гражданства, но идентифицируеттех, кто обратился за медпомощью. За последний год их количество выросло в несколько раз.
Еще одна попытка грузинского правительства улучшить отношения с оккупированными территориями — программа по развитию бизнеса в Абхазии. По задумке властей товар, который там производится, можно будет реализовывать в Грузии. Но и тут все не так гладко. Причина — в названиях населенных пунктов.
Например, абхазы называют свою столицу «Сухум», а грузины — «Сохуми». Территория Южной Осетии для грузин — «Самочабло». И эти названия становятся камнем преткновения.
Министрпо вопросам примирения Кетеван Цихелашвили (справа) выступает во время встречи в музее войны, Эргнети, Грузия, 3 августа 2018 года. На фото слева — основательница музея Лия Чилачидзе, в центр — и.о. посла США в Грузии Элизабет Рут Фото: Анна Цигима/Громадское
Жители Эргнети, которые лично пережили обстрелы, или вернулись после войны в родные дома во время встречи в музее войны, Эргнети, Грузия, 3 августа 2018 Фото: Анна Цигима/Громадское
«Люди за это проливали кровь, — говорит Маргарита Ахвледиани. — И вот представляют эту торговую программу. Показывают пример аджики, которую производят в Абхазии. Город производства написан “Сохуми”. Ну разве это не детский сад? Ну пойди ты на компромисс, ну тебе что, сложно написать “Сухум”? Кто-то должен быть сильнее. И сильнее должна быть Грузия, потому что Грузия — самостоятельное государство, оно декларирует путь в Европу. И это Грузия хочет вернуть себе территории».
Паата Закареишвили, который разрабатывал часть инициатив, внедренных сейчас правительством, критикует преемницу. Основная проблема, утверждает бывший министр, в том, что все шаги, которые принимает Грузия, не обсуждаются с другой стороной.
«Как мы делаем? Мы представляем программу, но представляем ее где? В Вене, в Брюсселе, — рассуждает Паата Закареишвили. — А потом уже людям [в непризнанных республиках]кидаем с барского плеча. Мы не говорим с ними, мы не знаем, чего они хотят. Все эти программы, которые направлены на примирение, этихорошие, правильные инициативы — принимаются для Запада. Чтобы показать — смотрите, какая Грузия хорошая».
Но точка зрения о прямых переговорах с непризнанными правительствами в Грузии непопулярна, это признают и Паата, и Маргарита. Некоторые поддерживают идею блокады оккупированных территорий. Другие — как, например, военный Рати— считают, что Грузия должна развиваться, и тогда Южная Осетия и Абхазия сами захотят вернуться. Воевать, конечно, не хочет никто. Но если война начнется — Ратиговорит, что пойдет на нее. Он считает это своим долгом.
Вид на город Гори со стены Горийской крепости, Грузия, 4 августа 2018 Фото: Анна Цигима/Громадське
«Мы хотим мира»
В селе Плави на границе с Южной Осетией нет колючей проволоки — там только запрещающая табличка. Полицейские на грузинском блокпосту обещают «обеспечить охрану», и говорят, что нельзя подходить ближе, чем на 200-300 метров.
Спецназовец на блокпосту — дважды переселенец. В 90-х он бежал из Цхинвали в село неподалеку, а в 2008 пришлось бежать и оттуда. Он сначала отказывается фотографироваться, а потом смеется: «Я дважды беженец, что мне будет от селфи?».
На поле, которое находится на территории Грузии, нет зеленой травы — ее всю съел скот, который теперь может пастись только тут. На территории Южной Осетии неподалеку — наоборот, буйная растительность. Перед полем – старинное грузинское кладбище. Так получилось, что после войны в 2008 году его часть осталась на оккупированной территории.
Грузинское кладбище в поселке Плави, Грузия, 4 августа 2018 года. На дальнем плане — часть кладбища, которая осталась на территории непризнанной Осетии, она значительно зеленее Фото: Анна Цигима/Громадское
Вид на южноосетинскую часть кладбища в поселке Плави, Грузия, 4 августа 2018 Фото: Анна Цигима/Громадское
Лия живет в Плави всю свою жизнь. Раньше здесь спокойно соседствовали грузины и осетины. Но после конфликтов в 90-х годах осетины ушли из села — на ту территорию. Впрочем, это не мешало местным жителям ходить туда-сюда.
Отец Лии, ее двоюродные братья и дядя похоронены на той части кладбища, которая оказалась в Южной Осетии. С 2008 года Лия ни разу не была у них на могилах. Для грузин, у которых особое отношение кпамяти предков, это сильный удар.
«Вы знаете же, какая у нас есть традиция на Пасху? — спрашивает один из полицейских. — Мы кладем яйцо на могилу наших предков. И очень больно для грузин, когда они не могут этого сделать».
Полицейский на блокпосту возле кладбища в поселке Плави, Грузия, 4 августа 2018 Фото: Анна Цигима/Громадское
Грузинское кладбище в поселке Плави, Грузия, 4 августа 2018 годаФото: Анна Цигима/Громадское
В Плави не было боевых действий в 2008 году. Но война разрушила жизнь многих семей. Так почти по всей Грузии.Спустя десять лет люди пытаются научиться прощать.
После работы Гога ведет нас в ресторан в Гори, угощает хинкалинами и белым вином, которое производят только в этом районе. К ним подают джонджоли — это маринованные белые цветы, чем-то похожие на цветы акации. Гога говорит, что джонджоли частая причина задержаний на разделительной линии — люди забредают на запретную территорию, где их ждет патруль.
— Гога, как вы думаете, грузины и осетины готовы помириться друг с другом?
— Примирение уже пошло. На человеческом уровне люди начали общаться. Сейчас есть интернет, социальные сети, мы из них можем узнавать многое о жизни друг друга. Это было невозможно в 2009, 2010 годах. Когда бомбили Гори, здесь было много русских, много осетин. Ни у кого из них даже волосок с головы не упал. Больше всего в те дни погибло мирных жителей. Не военных, не чиновников. Это были мирные жители. Поэтому эта война не нужна никому.
При поддержке «Русскоязычной медиасети»
- Поделиться: