«Литр кислоты на голову — это покушение на убийство» — интервью советницы мэра Херсона Гандзюк после нападения

После многочисленных операций и более трех месяцев в больнице советник городского головы Херсона Екатерина Гандзюк умерла.

В конце сентября Громадское пообщалось с активисткой впервые после нападения. Екатерина Гандзюк рассказала, узнали ли кого-то из задержанных, а также о ходе следствия.

Николай Пастыко

Советница городского головы Херсона Екатерина Гандзюк в больнице уже более двух месяцев. В конце июля у подъезда неизвестный мужчина вылил на нее кислоту. Получив около 30% ожогов кожи, она попала в реанимационное отделение.

Екатерина Гандзюк известна на Херсонщине, в частности, критикой управления Нацполиции области. Полиция квалифицировала нападение на активистку как покушение на убийство. Сама Екатерина тоже считает, что это была именно попытка убийства, а не запугивание.

27 сентября в Киеве на улице Банковой состоится акция «Молчание убивает». Организаторы заявляют, что только громкаяогласка может поспособствовать расследованию нападений на активистов, в том числе и на Екатерину Гандзюк. Ведь за последний год их произошло более 50.

Узнала ли Екатерина Гандзюк кого-то из задержанных, что она думает о ходе следствия и о том, почему важна акция «Молчание убивает» — Громадское пообщалось с активисткой впервые после нападения.

Ты видела лицо нападавшего?

Сбоку видела.

Ты смогла бы его узнать?

Да.

А изтех задержанных, которых мы видели?

Это тот, о котором говорят, что он облил кислотой. Я узнала того человека, о котором это говорят. Нет никаких сомнений в том, что все задержанные — причастны.

Как вообще продвигается работа со следствием?

Сейчас никак. Но это, скорее, с моей стороны — я не в состоянии.

Как ты оцениваешь работу следствия? Оно проходит нормально?

Главного следственного управления — хорошо. Они очень быстро нашли и задержали тех, кого лично я считаю виновными.

Каковапричина того, что тебя облили? Есть какие-то конкретные предположения?

Нет. Мы должны знать имя заказчика, они должны его назвать. Только тогда мы поймем, зачем.

У тебя есть какие-то личные соображения?

Нет.

То есть это не из-за конфликта, скажем, с полицейским?

У меня было слишком много конфликтов для того, чтобы я могла выбрать какой-то один из них, ставший быпричиной такой ситуации.

А какие-то угрозы были?

И дня не проходило, чтобы мне никто не угрожал. Трудно сказать. Такие конфликты — это очень «нехерсонская» тема. У нас не принято так делать. Так не решаются конфликты ни с политическими конкурентами, ни с какими-либо другими. То есть это что-то совершенно новое.

То есть какая-тосерия, длящаяся в течение года? Это все похоже?

Да, мне кажется, это похоже. Мы должны знать имя заказчика. Пока они его не назовут, это все не имеет смысла. Исполнители эти, без сомнения. То, что исполнителей специально ищут среди правых — это, я думаю, не секрет. Уже неоднократно по возникавшему уголовному делу виновника сначала искали в правой среде. Меня это не удивляет.

Ты можешь опознать их для суда?

Я могу засвидетельствовать в суде, что это тот человек.

Полиция, СБУ спрашивали тебя об этом?

Нет. У меня был только один допрос в СБУ, первый. Мне было очень плохо после него, поднялась температура. Мы прекратили эту практику.

То есть ты считаешь, что те, кто сейчас задержан, и являются исполнителями?

Да.

Для чего нужна акция, которая состоится в четверг? Почему это важно для всех нас?

Мне кажется, мы преступно ослепли к тому, что между всеми этими нападениями существует связь. Мы слишком хотим уйти в региональный контекст. Нам очень удобно спрятаться за тем, что это делает какой-то местный Карабас-Барабас, издевается над местным активистом. Мы не хотим увидеть шире контекст, а он есть. Это не спроста так. Такое количество нападений за такой короткий срок, которые остались без наказания, при таком попустительстве полиции — мне кажется, очень важно об этом громко сказать именно на Банковой (улица в Киеве, где расположена Администрация президента — ред.). Мне кажется, Банковая должна по крайней меретоже об этом громко заявить. Они должны прозреть. Сейчас они тоже не видят этот контекст.

Чувствуешь ты себя лучше сейчас?

Пожалуй, я должна чувствовать себя лучше, но оно все равно связано с постоянной болью. Это еще надолго. Это ожоговая болезнь — ее особенность в том, что она длится очень долго. Надо много терпения. Задача состояла в том, чтобы выключить меня на несколько месяцев. Почемуя считаю это покушением на убийство? Потому что кислоту вылили мне на голову. Если бы хотели просто предупредить или изувечить, лили бы на руки, ноги, на лицо — куда угодно. Но литр кислоты, который вылили на голову...