Любовь, тюрьма, рабство и снова любовь

Елена и Артур Ягуповы
Елена и Артур Ягуповыhromadske

Он закрывает глаза. Так крепко, что очень больно. Но слезы все равно ручьем, как ни сдерживай. Стискивает жену в крепких объятиях. Тыкается носом в ямку на ключице. Букет из синих, желтых, красных и белых роз оказывается между ними. Колючки больно впиваются в кожу, но их никто не ощущает.

Она смотрит на него как на Бога. Вижу только один глаз, но любви в нем — океан.

Это фото первой встречи супругов, 50-летних Артура и Елены Ягуповых после года разлуки. Он был в ВСУ, она — в тюрьме и плену. Он — потому что защищал родную землю, она — за то, что является его женой. Им довелось побыть вместе по пять дней двумя кусочками. Артура вызвали на место службы, Елена проводила его — и тогда смогла поговорить с hromadske.

«Все, твоей жены нет, ее расстреляли»

Артур и Елена из Каменки-Днепровской в Запорожье знакомы с 16 лет. Он влюбился. С первого взгляда. А она отказала. Мол, все мысли об учебе, карьере. На самом деле он ей не нравился: маленький, невзрачный, недостойный внимания. Прошли годы. Оба побывали в браках, родили по трое детей, развелись. И вот через 27 лет сошлись, обручились. Стали семьей Ягуповых. Артур наконец дождался взаимности от первой любви, которую так и не смог забыть. Елена полюбила его всем сердцем.

Они жили счастливо в своем городке. Женщина работала в госадминистрации, Артур как сотрудник ГСЧС охранял атомную электростанцию в Энергодаре в 15 км от дома. В 2019-м оба решили, что муж пойдет в ВСУ защищать Украину. Когда россияне оккупировали Каменку-Днепровскую в марте 2022 года, он был на фронте. Она готовилась уехать, искала перевозчика. Но не успела. В октябре на нее донесли в комендатуру.

«Знаю этих людей. Сосед Игорь Драчов, которому всегда помогала продуктами, потому что нуждался. И знакомая Елена Кабанова, которую я на работу устроила, — Елена смеется с сарказмом. — Им за это по 10 тысяч рублей заплатили. Но думаю, они не только из-за денег на это пошли. Из зависти, со злости. Многие в городе знали, что я жена военного, но месяцами молчала. А это не смогли».

За Еленой приехали из «полиции». Сразу лишилась связи с детьми, которые находились на подконтрольной Украине территории. Они не знали, что думать, а Артуру на «нуль» звонили «добрые люди» из Каменки: «Все, твоей жены нет, ее расстреляли».

Ее не расстреляли. Ее пытали. Сотрудники ФСБ. Пятеро или шесть мужчин поочередно. Сначала примотали скотчем к офисному стулу и били двухлитровой бутылкой с водой по голове. Спрашивали, где ее муж. «Не знаешь? Сейчас мы поможем вспомнить!» И продолжали: надели на голову целлофановый пакет и обмотали скотчем вокруг шеи. Один из мучителей зажимал ей нос, чтобы не дышала, другой держал за шею. Когда тело уже билось в конвульсиях, отпускали.

«Ужас, но я радовалась, коды падала вместе со стулом. Тогда было пару секунд, чтобы вдохнуть этот воздух из пакета», — вспоминает Елена.

Когда палачам надоедал этот вид пыток, они душили ее проводом от электрического чайника. А ко лбу приставляли пистолет. Играли в русскую рулетку. Это длилось часами. Враги наслаждались насилием, а Елена не могла думать, кричать. Она просто смотрела. Словно выброшенная на берег рыба, из которой постепенно вытекает жизнь.

Так продолжалось два дня. Вечером ее бросали в камеру СИЗО на голый цементный пол. Женщина нащупала две раны на голове, но ни салфетки, ни тряпочки, ни хоть чего-нибудь пригодного, чтобы вытереть кровь, не нашлось.

«Через 5 дней я поняла: если ничего не буду делать, сойду с ума. Тело самое подсказало: нужна зарядка, какое-то движение. Я начала приседать, отжиматься, делать кое-какую планку, а позже и обливаться ледяной водой из крана. Все естество кричало: выжить!» — рассказывает женщина.

Спустя 9 дней после задержания ей исполнилось 50 лет. Проснулась, поздравила саму себя.

«Никогда не могла бы подумать, что я, законопослушная гражданка, встречу свой юбилей в одиночной камере. С крошечным зарешеченным окошечком высоко-высоко под потолком», — до сих пор удивляется Елена.

Елена Ягуповаhromadske

Измена своих: «Так тебе и надо»

Казалось, мучители забыли о женщине. На допросы ее не водили. Но следующие 4 месяца ее ждало жалкое существование. Просила охранников отпустить домой — взять хотя бы белье и лекарства. Потому что с собой ничего.

И эти люди, которых она знала лично, ее земляки, прислуживавшие оккупационным властям, только посмеивались: «Так тебе и надо». Они не скрывали, что ждали россию всю жизнь — и вот наконец-то сбылось!

Однажды Елену вывели на улицу.

«Сказали, что должна дать интервью российскому каналу “РИА Новости”. Если ляпну что-то не то, сразу пристрелят. А если все пройдет хорошо, отпустят. Меня привезли в здание старого общежития. Там уже годами никто не жил. На его фоне писали интервью. Спрашивали, знаю ли какого-нибудь проукраинского блогера, что хочу передать украинским “бандформированием” и что думаю о шансах россии наладить жизнь в этом регионе. Этот ролик я увидела спустя полгода. Весь разговор порезали на куски. Получилось признание в том, что я корректировщица», — рассказывает женщина.

Ягупову домой не отпустили. Бросили в камеру СИЗО для четырех человек, в которой помещалось 15. И часть этих женщин — арестантки, сидевшие за убийство, а иногда и за двойное. Заключенные должны были лежать на полу, под столом. Кормили их распаренной, ничем не смазанной дертью. Уже холодной. Ее швыряли в одноразовую тарелку, которую Елене приходилось подбирать после кого-то. Так же было и с вещами.

Она буквально побиралась: забытый старый свитер или изношенные рейтузы покидающих камеру брала себе. Стирала в холоднющей технической воде из крана, натягивала на себя. Как-то разжилась плохоньким одеялом, под которым и летом холодно. Из теплой одежды у нее были пижама и носки, которые «купила» себе за ноутбук в первый день задержания. Камера не отапливалась, внутри была накурена, а на улице — 20°C. Заключенным носили передачи, это не возбранялось.

Вот только не нашлось ни одного человека, который согласился бы сделать это для Ягуповой. Все боялись. Дети супругов наконец-то узнали, что мама в СИЗО. Вышли на арестантку, которую отпустили из тюрьмы за какие-то заслуги. Она пообещала помочь. Дети передали ей 20 тысяч гривен на матрас, подушку, одеяло, еду. Она сфотографировала в магазине еду, отчиталась им. А Елене принесла маленькую подушку на стул. И все.

«В камере отношения складывались зверские. Ни один человек не поделился куском хлеба, салфеткой или уголком матраса. “Зечки” держали власть. Они были руками и ногами за россию. Обзывали ВСУшницей и говорили, что меня мало посадить на 10-15 лет. Надо пожизненно. Я старалась больше молчать, чтобы не провоцировать их», — рассказывает Елена.

Спрашиваю, что помогало и держало.

«Прежде чем встать, начать делать зарядку и обливаться холодной водой — я молилась. Просила за детей — они без матери, им тяжело. Чтобы выжили, чтобы уцелели. Еще умоляла, чтобы ни один волосок не упал с головы мужа. Держала во рту обручальное кольцо, чтобы не забрали. Очень хотела вернуться к ним», — признается Елена.

Куда исчезают люди на оккупированной территории?

Через четыре месяца заключения, 19 января 2023-го, Елене Ягуповой надели мешок на голову и отвезли в Энергодар. Там россияне сняли второй пропагандистский ролик. Ее поставили между двумя мужчинами, приказали взяться за руки и маршировать по дороге вдаль. В ролике закадровый голос говорил: «Вот, таких граждан мы отпускаем. Но неизвестно, как их примут в Украине».

«Это делалось для показухи. Мол, мы отпустили, они где-то исчезли — Украина виновата. А на самом деле нас продали в рабство. В Васильевке есть некий “Бэтмен”. Ему мои же земляки привозят местных со всей Запорожской области. Предатели избавлялись от нас, получая наши дома, автомобили и имущество. А Бэтмен использовал уже наши тела, наше здоровье. Рашисты платят ему, чтобы самим не пахнуть. А умрем — подумаешь, новая партия рабов поступит.

Нашу группу — 15 мужчин и три женщины — он отфутболил в село Верхняя Криница: “Пора поработать на благо российской федерации”. И оставил. А это вторая линия обороны. На первой вагнеровцы стоят», — вспоминает те зимние месяцы Елена.

Украинцам российские солдаты выдали щупы — разминировать поля, которые они заминировали сами. Теперь решили, что там будут окопы.

«Мы тех щупов раньше в глаза не видели. Но кому-то интересно. Разминируйте. А траншеи мы копали вместо солдат, которые нас стерегли. Иногда рыли до 4 утра. Мне повезло, но некоторым из наших пришлось закапывать расстрелянных, еще теплых украинцев», — говорит Елена.

Жили пленные в разрушенных домах эвакуированных местных жителей. Выбитые окна забивали ветошью, спали на полу в лохмотьях, которые к утру набирались влаги. Иногда удавалось разжечь печь, если находили дрова. Воды взять было негде, поэтому топили лед. Еду привозили солдаты. Это была каша: перловая или пшеничная. Скудное меню казалось лучше, чем в СИЗО. Хоть тепленькое. Изредка пленные сами варили суп, если находили в погребе луковицу и несколько картофелин. Елена потеряла в тюрьме и плену 10 кг.

Украинцев предупредили: «Попробуете уговорить хоть кого из солдат и выпросить телефон — расстреляем». Впрочем, кто-то рискнул, дозвонился к родне на оккупированной территории, и так информация дошла до москвы.

«И оттуда приехали какие-то структуры освобождать нас. россияне же считают Запорожскую область своей территорией. Нельзя брать гражданских рыть окопы. Это даже считается у них нарушением. И вот 16 марта нас посадили в маршрутку и отправили домой», — говорит Ягупова.

Как только она вошла в свой дом, через 15 минут там была полиция: сосед вызвал.

«Что вы тут делаете?» — спросил следователь.

«Я у себя дома»

«А куда мы вас отправили?»

«Я набрала номер, который мне оставили сотрудники уголовного розыска из Москвы. Они моим землякам прямым текстом заявили: “Мы ваши преступления на месте прикрывать не собираемся”. Те сели в машину и слиняли за минуту», — заключает Елена.

«Готова была целовать землю и колеса маршрутки, чтобы быстрее уехать от мучителей»

Женщина стала искать возможность уехать: коллаборанты объявили на нее охоту как на свидетеля их преступлений. И вот, наконец, в апреле — дорога в свободную Украину. Через оккупированную территорию, страны Балтии, Польшу.

«Сначала должна была пройти фильтрацию. После допроса в Новоазовске я час ждала проверки своих документов. За это время поседела больше, чем в плену. А когда вышел пограничник и отдал паспорт, готова была целовать землю и колеса маршрутки, чтобы поскорее ехать от мучителей», — вспоминает с ужасом тот день жена украинского бойца.

Каково же было счастье, когда она пересекла украинскую границу после Польши: «Я могу говорить, что хочу! Свобода! А там, в плену, даже думать страшно».

До оккупации дорога из Каменки-Днепровской в Запорожье, между которыми 130 км, занимала два часа. После оккупации этот путь стал крюком на несколько недель и несколько тысяч километров. Муж и его жена, пережившая шесть месяцев ада, встретились в Запорожье. Он рыдал в голос, она вела себя сдержаннее. Признается, что плен научил ее меньше плакать, потому что слабость нельзя показывать врагам.

Через 10 дней вместе бегали по врачам и говорили — не могли остановиться. О страшном опыте, страданиях и надежде на встречу. А еще — о будущем.

«Дети и друзья просили меня остаться на время в Европе, полечиться. Но в Запорожье морально полегче. Я считаю своим долгом быть поближе к мужу. Если его раз в месяц отпустят с “нуля”, поеду увидеть его. В общем, — Елена выдыхает, признаваясь, — я хочу пойти служить сама. Муж против. Но я уже звонила в военкомат.

Меня спросили, хочу ли к Артуру. Говорю: конечно, к Артуру. Не знаю, что буду делать. Все могу. Я сейчас очень мотивированный человек. А это самое главное. Это моя страна, в ней война. Здесь живут мои дети, здесь мой муж. И защищать Украину и мою семью я должна сама. На соседей и знакомых надеяться нечего».

* * *

Седоволосый и седобородый человек в военной форме держит ладонь на Библии. Рядом с ним женщина в сине-желтом платье и кружевном платке. Их пальцы переплелись. Над ними склонился священник, накрыл их руки своей. Молится.

Артур и Елена обвенчались. Когда-то все собирались и откладывали. А тут уже сам Бог велел после пережитого.

Женщина смущенно улыбается, мужчина не сводит с нее глаз. И любви у них — океан.