«Майдан изменил меня как режиссера»

Режиссер спектакля «Дневники Майдана» Андрей Май рассказал в эфире «Громадского на русском» о том, возможно ли три года спустя художественное переосмысление событий в Украине.

Говорят, что у каждого свой собственный Майдан. Если сравнивать воспоминания разных людей, в чем-то они будут совпадать, а в чем-то нет. Тот спектакль о Майдане, который получился у вас, о чем он в первую очередь?

Я думаю, ответ есть у каждого зрителя. Если говорить, что спектаклю уже два года и он был выпущен в 2014 году, на тот момент это был вопрос солидарной ответственности за то, что происходило и происходит. Этот тезис для меня не изменился, и актуальность этого спектакля не снизилась. Несколько дней назад мы показывали этот спектакль на фестивале украинского искусства, был полный зал польско-украинской публики, и была дискуссия, мы потом пытались ответить на вопрос, который возникает, в частности, у моих коллег, к чему это все.

Два года прошло с того момента, как люди увидели этот спектакль, меняется ли тон дискуссии, интонация дискуссии после спектаклей?

Я не могу это почувствовать, мне кажется, что нет. Актуализируется как-то в наших ответах, если сидит вся группа, которая принимала участие в постановке спектакля, какие-то мы более отчаянные становимся в своих ответах, в этом нет тона победы, есть тон Майдана, его продолжение, той риторики, которую я слышу во время этих дискуссий. Она понятна, она внятна, она актуализирована еще войной, но большой дистанции я не чувствую.

Сценарист спектакля Наталья Ворожбит где-то года два назад говорила в своем интервью, почему она не любит вербатим: потому что тяжело говорить художественными средствами о тем, что случилось недавно, о Майдане, который жив, и о восприятии в чувствах. Спустя два, может, три года возможно художественное осмысление этого события?

Если это документальный спектакль, это не значит, что в нем отсутствует художественная составляющая. Наталья Ворожбит не создавала этот текст, это был кураторский проект, в котором были кураторами Наталья и я, и эти все тексты собирались неожиданно для нас. Мы не знали, что будет дальше. Большая группа людей расшифровывала, Наталья на этой базе делала свою композицию, а я на базе этого делал свой вариант для театра Ивана Франко, понимая, о чем бы я хотел говорить. Это немножко разные тексты.

Когда спрашиваешь у кинематографистов о том, готовы ли они снять ленту, они говорят, что очень сложно возвращаться к тем событиям, которые были с исторической точки зрения совсем недавно, потому что они еще не осмыслены.

Понимаете, посыл довольно простой: мы собирали эти интервью, когда это происходило, это были не воспоминания, и это касалось фактически всех текстов. Соответственно и спектакль – это такой свидетельский проект, который показывает позицию людей того времени. Моя задача как режиссера была зафиксировать позиции людей именно в это время. В октябре был последний показ в театре Ивана Франко, и мне было непонятно, кто будет аудиторией, но это был один из лучших спектаклей. Дискуссии не было после спектакля, мы не очень подразумеваем такое обсуждение, вроде бы мы все сказали в самом спектакле, она была во время спектакля. Это был такой драйв понимания того, что мы не научились до сих пор говорить о том, что происходит с нами сейчас. Мы до сих пор и театр считаем таким местом художественного осмысления того, что произошло. Но простите, мы свидетельствуем то, что происходит в режиме онлайн, документальный фильм снимается тогда, когда все происходило. Конечно, сейчас вы говорите о кинематографистах – это постановочная работа, которую бы они снимали, это сценарий, это какая-то линия, здесь спектакль об изменившихся позициях людей, людей, простых людей без политики, а иногда и с наездом на политику конкретных людей, которые сейчас возглавляют страну или возглавляли – это все есть в спектакле.

Очень часто Майдан описывают как точку, которая изменила их собственное мироощущение и мировосприятие, нечто, что было рубежом, который разделил жизненные этапы на «до» и «после». В вашей жизни были эти этапы?

Да, были. Как-то мимо меня прошел первый Майдан, он не был внутри меня, а Майдан 2013-го года прошел сильно и серьезно. Он сильно изменил меня как как режиссера, он сильно повлиял на то, каким я стал сейчас. Это два разных вектора. Как режиссера – после Майдана были созданы другие работы документального вектора, документального театра, хотя этим я занимался и до Майдана, просто это было мое оружие, то, чем я могу говорить правду. И это был спектакль «АТО», который подпольно показывался в Москве ночью, для независимой прессы. Следующая работа была об аннексии Крыма, последняя работа была в Луганском театре, украинском, который сейчас работает в городе Северодонецке, этот театр был эвакуирован, мы на его базе создали фрик-кабаре про «зверей» с Донбасса. То есть это мои размышления о том что меня беспокоит, о том, с чем я не могу смириться, с тем комфортом, в котором мы пребываем, с тем отсутствием тотального диспозитива уже сейчас на всех уровнях, которые происходят. Это соединяет меня как человека со мной как художником.