«Мне было легче»: диссидент Семен Глузман — о голодовке Олега Сенцова
Советский диссидент и психиатр в эфире Громадского сравнивает свою голодовку в 70—х годах с той, которую держит украинский режиссер Олег Сенцов в российской колонии уже более 100 дней. «Моя ситуация была намного легче психологически», — говорит Семен Глузман, который голодал более 110 дней и добровольно прекратил, когда почувствовал, что может умереть.
НаталияГуменюк
Советский диссидент и психиатр в эфире Громадского сравнивает свою голодовку в 70-х годах с той, которую держит украинский режиссер Олег Сенцов в российской колонии уже более 100 дней. «Моя ситуация была намного легче психологически», — говорит Семен Глузман, который голодал более 110 дней и добровольно прекратил, когда почувствовал, что может умереть.
О собственном голодании
Еще несколько лет назад я был абсолютно уверен, что мои воспоминания о голодовке, — а они опубликованы — это история, которая не может повториться. Оказалось, что мир практически не меняется. Повторилась.
Моя ситуация была намного легче психологически [чем Сенцова]. Во-первых, далеко не все советские политзаключенные объявляли такие странные длинные голодания. Я был просто эмоциональным молодым человеком и мне хотелось показать им — Брежневу, Андропову, советской власти, — что я их не боюсь. Может потому, что скрыто я их все-таки боялся.
Я был не единственный, кто голодал долго. Но там было все немного проще: ты решаешь все на эмоциях, как правило, это не связано с политикой, скорее требование прекратить произвол — тебя несправедливо наказали или письма не пускают от родных, то есть обычные бытовые детали нашей жизни. Когда они накапливались, я реагировал.
Но я никому ничего не обещал, не требовал своего освобождения и освобождения других политзаключенных. Через 112 или 114 дней [голодания] я действительно почувствовал приближение смерти ... Я врач, но там и не нужно было быть врачом. Я понимал. Хотя было принудительное кормление, три раза в неделю вставляли шланг и заливали теплую питательную смесь, которая добавляла на короткое время сил. Но когда я почувствовал приближение смерти, а жить-то мне очень хотелось, я попросил бумагу, написал заявление начальнику колонии о том, что прекращаю голодовку. И все. Мир же не знал, что я голодаю. Это было мое решение, не слишком, возможно, продуманное самого начала. А потом другое решение — прекратить, чтобы жить дальше.
Меня выпустили в зону, зима... Спасло меня только то, что мяса нам не давали и рыбу тоже не давали. Давали только кашки, поэтому выжил. Но никакого специального выхода из голодания тогда не было, это был пример для других. Меня взвесили — 42 килограмма.
Президент Ассоциации психиатров Украины, правозащитник, бывший диссидент и политзаключенный Семен Глузман (слева) и журналистка Громадского Наталья Гуменюк в студии Громадского Киев, 21 августа 2018. Фото: Виталий Швец/Громадское
О голодовке Сенцова
И совсем другая ситуация у Олега Сенцова. Во-первых, он поставил совершенно невероятное требования. Он борется за освобождение всех путинских политических заключенных. Я не уверен, что Господь может убедить Путина — это очень специфический человек. Но когда ты заявил следующее, если ты знаешь, что каждый твой день становится известным всему цивилизованному миру... Очень трудно выйти из этого состояния.
О Брежневе и Путине
Меня не освободили. Брежнев отличался от Путина. И коллективный Брежнев, и сам Брежнев. Он был, пожалуй, не слишком умным человеком, но не был злым и агрессивным. И когда принимались решения, то они принимались. Когда Коммунистическая партия Франции и учительская ассоциация Франции давили на Брежнева, чтобы он выпустил Леонида Плюща — его выпустили из психиатрической больницы. За 4 года его успели сделать овощем, но тем не менее, его выпустили во Францию.
Было много таких историй, уступала советская власть, потому что Брежнев и его команда хотели быть такими же, как и Путин. Все диктаторы хотят, чтобы им подавали руку, они хотят, чтобы их любили и уважали.
О Клыхе и лечении в психиатрической больнице
В России действительно были случаи, и их достаточно много, особенно в период Путина появились яркие случаи использования психиатрии для наказания людей — не лечение, а наказание. Думаю, что история с [Станиславом] Клыхом сложнее. Если он действительно болен и у него есть отклонения, это не то заболевание. Само по себе его состояние не является таким, чтобы его наказывать.
Президент Ассоциации психиатров Украины, правозащитник, бывший диссидент и политзаключенный Семен Глузман в студии Громадское Киев, 21 августа 2018.Фото: Виталий Швец/Громадское
О Сенцове
Я слышал в пересказе от сестры [Сенцова] о нем. Конечно, у него уже нет тех сил, и он уже не тот Олег, который был ярким и очень активным, это совершенно понятно. В то же время он совершенно четко ориентируется и в себе, и в окружающем пространстве.
О поддержке Сенцова
Я постоянно повторяю, что мы не можем повлиять, ведь мы слабы, мы такие, какие есть. Мы не можем отразить армию Путина, потому что она гораздо сильнее. Мы не можем заставить этого человека, который мыслит не трезво, а очень эмоционально, стать гуманистом. Он им не станет. Самое главное, что сейчас происходит — цивилизованный мир стал давить на Путина, это единственный выход. Уступит он не уступит, зависит от цены. Он торгаш на самом деле. Но, я думаю, цивилизованный мир не может заплатить ту цену, которую он хочет. Он хочет, чтобы все все забыли, и он стал снова обладателем кусочка земного шара. А этого не произойдет.
А мы, наши пикеты и разговоры не могут помочь Олегу, но должны помочь нам с вами, ведь мы должны наконец стать единым народом Украины, должны делать всегда то, что делаем сейчас... Страдает незнакомый нам украинский гражданин — мы уверены в том, что он страдает. И вот это — процесс выздоровления украинского народа, который из населения превращается в народ.
- Поделиться: