«Мы не думали, что идем на расстрел»

Этой осенью Украина отмечает 75 годовщину трагедии в Бабьем Яру. В конце сентября 1941 года в течение двух дней нацисты расстреляли здесь почти 34 тысячи киевских евреев.

Журналистам Громадського удалось встретиться и пообщаться с двумя свидетелями тех событий. История вторая — о танцовщице Раисе Майстренко, которую от расправы нацистов спасла бабушка.

Я дитя двух народов: у меня мама — еврейка, а отец — украинец. Еврейская семья была против этого брака и до 29 сентября я никогда не видела их, потому что они жили отдельно, а мы с мамой и папой — отдельно, в украинской. Во время трагедии на подводе, еврейский дедушка, который был извозчиком — у него был воз, лошади, — оказался в нашем дворе. Это тогда впервые, когда мне было три года, я увидела еврейскую семью.

Мы же куда-то собирались ехать, мы же не шли на расстрел. Если бы мы шли на расстрел, люди бы разбегались, а так все были уверены, что будут куда-то ехать, тем более, что там проходила узкоколейка.

Мама собралась быстро. Кстати, взяла меня, а сводного брата дедушка отдал няне, говорит маме: «Ты устроишься, напиши, и я тебе привезу потом Валентина. Так что мы не думали, что мы идем на расстрел. С места перед военным кладбищем людей загоняли с улицы Керосинной (Улица Шолуденко — Прим. автора). Там уже не церемонились: там были палки, примеры, ругань, мат. И мы остались с бабушкой Таней: она нас провожала. Она держала меня на руках, у нее паспорт был, она крестилась и непрерывно неистово кричала «Я русская!», хотя она украинка.

Подошел полицейский и спросил: «Чего кричишь? Все жиды», размахнулся и хотел прикладом мне в голову попасть, но бабушка подставила свое плечо и упала вместе со мной на землю.

Подходит немец, поднимает бабушку за шиворот и спрашивает: «Jude?» И толкнул нас в толпу. Она побежала на край колонны, и получилось так, что она попала внутрь, а там никого не было, хотя вокруг были немецкие полицейские. И она бросилась на Лукьяновское кладбище. В нас начали стрелять, но не попали. Бабушка несла меня на руках, пока хватало сил, потом упала между могилами, обнимала меня и все время приговаривала: «Тише, тише, тише», — так мы просидели до темноты, а потом начали искать дорогу домой. Когда утром мы пришли, бабушка никак не могла меня занести в квартиру, я все время плакала. Трое суток она просидела возле дома со мной на руках.

Мы боялись черных СС-овцев, а коричневых не боялись: это были простые солдаты, которые скучали за своими детьми. Они нас звали, угощали.

Когда мы встречаемся с нашими людьми, между собой мы об этом не говорим: мы беседуем, веселимся, сидим за столом, но об этом мы стараемся между собой не говорить.

Читайте также первую историю из цикла Громадського: Расстрелы в Бабьем Яру: история первая