Мысли о «мире»: как регионы оценивают договоренности с Россией

Накануне нормандской встречи выскажусь языком цифр, за которыми стоит (не)возможность легитимации определенных решений, которые будут предлагаться Украине Москвой.

Итак, что бы я выделила на основе свежего опроса общественного мнения, представленного на днях Фондом «Демократические инициативы имени Илька Кучерива», а также общей динамики общественных настроений по решению конфликта за последние полгода.

Во-первых, запрос на мир любой ценой за последние полгода уменьшился. Не вырос, как кто-то мог ожидать, на фоне активизации переговоров с Россией и более «миротворческой» риторики Владимира Зеленского, а наоборот — уменьшился. Так, если к каким-либо договоренностям с Россией и самопровозглашенными формированиями в июне были готовы 20% населения, то в ноябре — уже 14%.

Зато существенно увеличилась ориентированность на выборочные компромиссы, то есть только на приемлемые для Украины: от 49% до 58,5%. Причем эта ориентированность на выборочные компромиссы выросла во всех макрорегионах, кроме центра. Интересно, что на востоке и юге одновременно упала поддержка любых компромиссов (и там, и там — на 6%).

Во-вторых, отношение к отдельным возможным компромиссам действительно изменилось, но преимущественно в одном макрорегионе. И это — восток, куда включаем Днепропетровскую, Запорожскую, Харьковскую области и подконтрольную часть Донбасса. Так, если в целом «особый статус» так же, как и раньше в целом для страны неприемлем (53%), то на востоке поддержка такой договоренности выросла с июня с 45% до 53,5%.

Большей поддержкой в ноябре отреагировал юг и восток на возможность отказаться от идеи с членством в НАТО.

На официальный статус русскому языку сильнее «откликнулся» только восток.

Полная амнистия до сих пор неприемлема для всех макрорегионов, но доля готовых согласиться с такой ценой за «мир» все-таки в одной части страны выросла. И это снова восток: от 25,5% в июне — до 33% в ноябре 2019 года.

Аналогичная история с выборами на условиях боевиков: преимущество на востоке до сих пор на стороне противников такого компромисса (48%), но для 33% это стало приемлемым (в противоположность только 20% еще полгода назад).

Уменьшилось «расстояние» и между приемлемостью и неприемлемостью идеи формировать местную полицию, суды, прокуратуру исключительно из жителей ныне оккупированного Донбасса. Особые политические и экономические отношения пока оккупированных районов с Россией теперь преимущественно приемлемы для востока (на юге, кстати, сообщество вообще «раскололось» на три равные лагеря: сторонников, противников такого компромисса и неопределенных, хотя раньше была настроена против).

Ну и одна из принципиальных позиций России — прямые переговоры Киева с самозванцами из Донецка и Луганска. Так, в июне как на юге, так и на востоке компромисс выглядел приемлемым (для 68% и 54% соответственно), но через полгода ситуация изменилась. Юг стал заметно более скептически настроенным по отношению к таким переговорам (уже не 68%, а 52% согласились бы), а вот восток дальше демонстрирует то надежду, то пассивное согласие с таким механизмом: приемлемо это выглядит уже для 64%.

Реальным увеличением поддержки обсуждаемых компромиссов отреагировал только один макрорегион. Да, ближайший к линии фронта, наиболее пострадавший от последствий войны, но один. В других же таких существенных сдвигов в сторону уступок России не произошло.

В-третьих, никогда столь высокой не была поддержка идеи, чтобы оккупированные районы вернулись под контроль Украины на тех же условиях, что и раньше. Такой вариант политического будущего «Л/ДНР» в июне поддерживали 54% (и он всегда доминировал, кстати), а вот в ноябре — уже 62%. Это — самый высокий показатель за все годы конфликта.

У идеи с несколько большей независимостью, напротив, меньше сторонников: 12% (в июне — 16%). Полноценная автономия (10%) и варианты отделения от Украины — на том же уровне, что и раньше.

Получается, что вопреки возможным ожиданиям, более мягкая и «договороспособная» политика власти не нашла продолжения в общественном мнении. Даже наоборот. Активизация переговоров с РФ наткнулась на еще большую неготовность общества возвращать оккупированные территории на каких-то других, особых условиях. Но и здесь мы находим определенные региональные особенности в отношении будущего этих территорий.

Так, вариант вернуться к довоенному статусу-кво, без специфических полномочий для оккупированных районов, доминирует не только в среднем по стране, но и во всех макрорегионах. Более того, на востоке, который, как мы уже выяснили, стал более лояльным к отдельным компромиссам за последние полгода, ориентированность на возвращение этих территорий на прежних условиях наоборот выросла! В частности, с 37% до 49%. И таким образом идея вернуть эти территории под юрисдикцию Украины на прежних условиях занимает первое место во всех макрорегионах. Правда, в одной части страны сторонников такого варианта стало меньше, а именно — на юге. Хотя и там такой вариант будущего «Л/ДНР» до сих пор — основной.

Что имеем на выходе? Здесь есть несколько ключевых выводов.

Общая картина по стране не изменилась, в чем-то — стала более критичной относительно возможных уступок и еще больше ориентированной не предлагать оккупированным районам «особые» полномочия.

Но в кое-чем изменилось общественное мнение в ближайших к зоне конфликта областях — в восточном макрорегионе. С одной стороны, регион стал более лояльным к определенным компромиссам, но с другой — стал еще больше ориентироваться на то, чтобы эти территории вернулись к прежнему политико-административному статусу-кво. Парадокс? Нет.

Подобные противоречия и определенная фрустрация граждан ожидаемы и логичны во времена изменения общественных настроений. Общественные настроения начинают колебаться как маятник: между различными, часто противоположными позициями. То есть, с одной стороны, общественное мнение начинает реагировать по-новому, может перестраиваться на новые ориентиры в одних вопросах, но при этом по отношению к другим, даже смежным проблемам — и дальше будет показывать устойчивые реакции. И что возобладает: новые тренды или сформированные ранее позиции — покажет только время.

Пока нельзя точно сказать, чем вызвана большая лояльность к возможным компромиссам с Россией. Возможно, часть населения ожидала такого «предложения» от власти, чтобы поддержать это.

Возможно, играет роль своеобразный политический патернализм: если раньше власти говорили, что договориться на украинских условиях с Россией невозможно, то президент Зеленский, наоборот, активно подпитывал веру в то, что найти решение в разговоре с Москвой можно. И когда кто-то обещает наверху «решить вопрос», часть граждан, которые не отличаются общественной активностью или ответственностью, готовы это поддержать, не задумываясь о последствиях.

Впрочем, главным остается вопрос: а можно ли считать такие изменения настроений в одном регионе, даже ближайшем к войне, достаточным основанием для подобных компромиссов? По моему убеждению — нет. Учитывая последствия выбранной модели реинтеграции или просто — сосуществование с оккупированными территориями для всей страны, в основу этого выбора должны быть положены позиции, которые страну если не объединяют однозначно, то точно не разделяют.

Поэтому ни несколько более высокая готовность к «особому статусу», ни к выборам на оккупированных территориях как можно быстрее, ни любые другие компромиссы, которые могут больше поддерживаться на востоке (иногда — еще и на юге) и не будут одновременно восприниматься в других частях страны, не могут быть ориентирами.

Если линия разграничения сегодня проходит между подконтрольными и оккупированными районами Донецкой и Луганской областей, нельзя допустить, чтобы она проходила дальше вглубь страны. И не из-за наступления России, а из-за ориентации на решения, которые страну поделят пополам.

Мнение редакции может не совпадать с мнением автора.