«Неформатные» родители или как органы опеки Беларуси хотели отобрать ребенка у родителей с инвалидностью

Материал Euroradio

«В роддоме я не спала по ночам – боялась, что проснусь, а ребёнка забрали»

История Анны и Анатолия Бахур из города Ивацевичи в западной Беларуси многих задела за живое. В июле 2015 года у них родился сын, но врачи и органы опеки в течение месяца не отдавали ребёнка родителям. У Анатолия – инвалидность из-за ДЦП, у Анны - атрофия конечностей. Чиновники пугали женщину, что она и ее муж не справятся с малышом, что никогда не станут полноценными родителями. Только после того, как в прессе поднялся шум и в роддом пришла тогдашний министр труда и социальной защиты Марианна Щёткина, Анна с маленьким Костей смогли поехать домой.

"Если бы не общество, тут бы Кости не было. Мы уверены, ― говорит Анатолий. ― Пусть и «за», и «против» нас были люди, но всем спасибо. В основном были положительные отзывы. Хотя некоторые писали, что, мол, зачем им дети, что они могут им дать. Я всё читал, но не обижался. Считаю, что перед тем, как писать, нужно всё же увидеть человека".

Анна благодарна министру за то, что та решила по-человечески разобраться в этом деле. «Ей о нас разные ужасы понарассказывали. А тут женщина как женщина, отец как отец... В роддоме я не спала по ночам, боялась, что проснусь, а ребёнка забрали. Не верила даже, что нас отпускают домой, когда сказали собираться. Торопилась, чтобы не передумали. Две недели после шарахалась от любого шума".

Соцработник Тамара

"Пальцев на руках-ногах нет, ну и что? Я очень сильная физически!"

На пороге «двушки» в Ивацевичах нас встречают вся семья Бахур и социальный работник Лариса. Лариса приходит по утрам – покупает продукты, оплачивает коммуналку, играет с ребёнком, помогает Анне по дому. Вот как раз несёт развешивать бельё: "Но Аня сама умница. Сегодня я пришла, а она уже квартиру пропылесосила", ― говорит Лариса.

Анна, которая родилась с атрофией конечностей, не относится к себе как в больному человеку – она старается делать все сама и даже поднимает на руки Костю, который весит уже 16 килограммов.

"Носить на руках его совсем не трудно. Я даже могу его подбрасывать ― ему очень нравится, ― Анна, действительно легко подбрасывает малыша, тот заливается смехом. ― Я себя считаю не инвалидом, а физически здоровым человеком. Пальцев на руках-ногах нет? Ну и что. Я очень сильная! Я могу работать, как пчёлка. Я даже опыты проводила, сколько могу выдержать. Я с детства работала: и коров доила, и за свиньям ухаживала!»

Анна с обидой вспоминает, как врачи настаивали на аборте:

"У пьяниц же не забирают детей, разрешают им рожать. Почему они не вмешиваются в их беременность? Чем я хуже алкоголички или женщины, которая, что называется, не дружит с головой? Я знаю такие истории, я им поражалась: они могут по многу детей рожать, а мне и одного едва дали. На таких, как они закрывают глаза».

Анну возмущает предвзятое отношение к матерям с инвалидностью

«Если вы не живёте с нами, не видите нас, нечего говорить такие вещи. Благодарите бога, что у вас есть руки ноги. Но я не хуже вас: так же готовлю, так же убираю, так же окна могу помыть - единственное, что занавески не смогу на крючки нацепить. Но сейчас такие карнизы делают, что я легко и с этим справляюсь. Когда не было стиральных машин, я руками одежду стирала. Я и картошку чищу, перец на огороде выращиваю, вёдра 30-литровые ношу их поливать, и закатки на зиму делаю так же, как и другие женщины".

Анна: «Я благодарна богу, ведь я могла быть лежачей»

Семья для Анны – то, за что стоит бороться. От самой Ани мать отказалась еще в роддоме. О родителях она почти ничего не знает – только то, что отцом был поляк. В одном из интернатов – а Анна за свою жизнь сменила их пять – маму девочке заменила нянечка.

"У нас няни и воспитательницы на каникулах брали воспитанников к себе домой на несколько дней. Я запомнила, как варят пельмени, видела, как живут разные семьи ― алкоголики, хорошие семьи, обычные семьи. И я решила, что когда у меня будет семья, она будет не такой, как у других. Я была готова к семейной жизни".

Когда сиротам исполняется 18 лет, они должны покинуть детский дом. Тех, у кого есть инвалидность, перенаправляют другие государственные учреждения. Анну отослали в дом престарелых в поселке Домачево в Брестском районе на границе с Польшей. "Кому-то же нужно было работать на поле", ― объясняет она.

Женщина вспоминает, что им, молодым девушкам, одежду выдавали ту же, что и пожилым: панталоны, халат и косынка – один комплект. Аня надеялась, что сможет в поле заработать себе на новую одежду, а пока ежедневно приходилось стирать казённую руками. Стирала, клала на матрас, сверху стелила простыню, и так спала», - вспоминает Анна.

В том же общежитии жили старые зэки. Они стали приставать к девушке, она испугалась и сбежала. Три месяца скиталась по стране, а когда вернулась, её в наказание отправили в психоневрологический интернат в Коссово. Но там Анне даже понравилось:

"Директор был великолепный. Он сразу хорошо ко мне отнёсся и сказал: "поживёшь год, а там посмотрим: если пойму, что ты готова к самостоятельной жизни, полетишь, как птица". Я же, чтобы не было скучно, занимала всех играми, ходила за ягодами, в деревню соседнюю отпускали. Каждый день находила занятие. А через год директор меня отпустил, как и обещал".

Анины картины. Говорит, что сейчас редко рисует, потому что нет времени. Хотя, очень хочется.

Одним из таких занятий было рисование. Это увлечение и свело Аню в 1994 году с группой датчан, которые привезли в интернат гуманитарную помощь. Аня познакомилась с ними, ее картины очень понравились и три года спустя Аня впервые поехала за границу. Через много лет Анна снова встретилась с друзьями из Дании

уже в другом доме интернате. Сейчас датчане помогают семье одеждой и деньгами: ежемесячно присылают "на Костю" 100 евро. Пенсии у Анны и Анатолия ― по 260 белорусских рублей на каждого (130 евро), плюс 245 рублей "декретных".

Анна говорит, что с удовольствием пошла бы работать – ведь ребенок растет. Но человеку с ограниченными возможностями устроиться непросто. Кем только она не пыталась работать - и гардеробщицей, и уборщицей, и дояркой, но на постоянную работу её никто не брал. А в интернате в какой-то момент ей сказали, что она не имеет права жить за казённый счёт и работать, и велели искать прописку. Однако жильё Анне, сироте и инвалиду, так никто и не дал.

Но Анна считает, что ей еще повезло: "я благодарна богу, ведь я могла быть лежачей, недоразвитой, не видела бы белого света. Детскому дому-интернату я благодарна, потому что я поняла, чем отличается казённое от домашнего, что такое работа. Образования у меня нет, не брали никуда учиться ― я же инвалид первой группы! Но что толку от того образования! Нигде не было справедливости, все время мне лапшу на уши вешали», ― машет рукой Анна.

В разговор вступает Анатолий – видно, что отсутствие работы ― "больная" тема у людей с инвалидностью.

"Здоровым негде работать! Делают для инвалидов адаптацию, - мол, получишь деньги и образование, даже корочку выдают. Но кому нужна эта корочка! Дайте с этой корочкой место, чтобы человек стаж заработал себе. А так адаптации эти для галочки, что, мол, обучили инвалида"

Анатолий: «на свободе я сам себе хозяин"

Анатолий, в отличие от Анны, воспитывался в семье, к нему на дом приходили учителя. Когда распался СССР, пришлось зарабатывать, продавая на рынке жвачки и шоколадки. Родители мужчины развелись, мать вышла замуж во второй раз, а потом умерла. Анатолию предложили поехать жить в интернат – говорили, там будет веселее.

"Не понравилась мне интернатская жизнь. Там очень скучно. В библиотеке почитать нечего. Хорошо, что люди ухоженные, не бомжуют. Но на свободе я сам себе хозяин. А там все дни на один на другой похожи: столовая, телевизор. Поэтому решил найти себе жену, чтобы была семья. Поменял отчий дом на вот эту квартиру... Инвалиды-то, в основном, сидят в четырёх стенах, получают пенсию и ничего им не нужно.»

Сам Анатолий каждую неделю ездит в Брест в центр трудовой адаптации "Керамарт". За это ему платят 240 рублей в месяц. Он переводит анины рисунки на чашки.

"Это называется сублимационным нанесением картины на чашку. Потом её нужно продать. Наш друг, крёстный Кости, Василий Борисов, придумал проект, чтобы нам помочь. Собрали деньги, купили оборудование. Но продаются чашки плохо, пара человек купили, и всё. У всех и так есть чашки, никому это не нужно. Хотелось бы открыть своё дело, чтобы деньги зарабатывать".

Об Анатолии Анне рассказали знакомые – вот, есть хороший парень, ищет жену. Через полтора года пара поженилась, сделали ремонт в квартире.

"До рождения Кости сидели дома, ели, спали, компьютер, так день и проходил. Огород у дома летом. А теперь мы счастливы. Много дел. Даже не верится, что Косте скоро два года", ― говорят Бахуры.

«Буду объяснять, что не все родители одинаковы,»

Малыш капризничает, и мама зовёт его спать. Сейчас, признаётся Анна, с Костей стало совсем просто, у него есть няня. Врачи и вообще окружающие, в том числе в интернете, дают советы, но Анна все делает по-своему. История двухлетней давноссти сильно повлияла на ее характер.

«Я изменилась, стала более злой, но в этом виноваты те, кто отбирал у меня ребёнка. Толкли, кололи, органы опеки, врачи, мол, мы проиграем, мы не справимся, но по-человечески никто не отнёсся. Хотя бы поддержали сразу, пусть бы предложили попробовать. Ищи опекуна! Я не для опекуна рожала, я для себя рожала".

В то, что однажды Костя вырастет и начнёт стесняться своих родителей, Анна и Анатолий не верят. Говорят, что это зависит прежде всего от них самих:

"Я буду с ним говорить. Как со мной в интернате няня, которая заменяла мне мать, говорила, то и я буду с ним разговаривать. Буду объяснять, что не все родители одинаковы, что люди разные. Я с детства не хотела надевать то, что было на всех. Я на сто процентов уверена, что ему не за что стыдиться. Я хочу быть ему и матерью, и другом. Тогда он не будет ничего скрывать от меня. Я раньше не замечала, но многие дети растут сами по себе, родители ими не интересуются. Родители кричат: "Мой балбес". Это же нарушает психику ребёнка! Я буду другом. Пусть любые вопросы задаёт! Даже о сексе расскажу, если спросит!".