«Ничего не осталось, в квартире сгорели даже батареи». Что будет с жителями Ирпеня, потерявшими жилье

Первые взрывы в районе Гостомеля прогремели 24 февраля примерно в 4:45 утра. Но Родиона разбудили не они, а сигналы мессенджера на смартфоне — в местной группе одного из районов Ирпеня началась активная переписка. Мужчина разозлился, что ему, таксисту, не дают выспаться после ночной смены. А потом понял, что началась война.

Тревожный рюкзак был готов только у дочери — девятиклассницы Валерии. Пока прошел первый шок и удалось кое-как собрать вещи для себя и жены Юлии, Родион выкурил пачку сигарет на балконе, глядя, как над гостомельским аэропортом летают российские вертолеты.

В эвакуацию поехали к родственникам в Житомирскую область — на остатках горючего, потому что очереди на заправках были невероятные. Через несколько дней в их дом в Ирпене попал первый снаряд, и вскоре они остались без квартиры.

Жить в санатории

Ирпеньский санаторий «Дубки» расположен на краю хвойного леса. Много лет он был одной из известнейших местных курортных зон и даже культурным центром — в двухтысячных здесь ежегодно проводились семинары творческой молодежи.

Главный корпус санатория хорошо виден с улицы. От него остались только наружные стены, все остальное сгорело. Но меня интересует не столько санаторий, сколько большие палатки, спрятанные в глубине его парка.

Нахожу администратора, Нину Алексеевну. Она же — первая жительница временного жилья в санатории «Дубки», именно так написано в справках всех поселившихся здесь ирпеньцев. Женщина в «Дубках» с 10 мая.

За два месяца до того, 10 марта, Нина выехала в Киев. Через четыре дня дети прислали фотографии ее сгоревшего частного дома, от которого остались одни стены.

«Я плакала. Я кричала, потому что понимала, что значит в таком возрасте остаться совсем без ничего. Кто-то пришел и за минуту разгромил наше жилье. Если бы я была немного моложе, то и сама пошла бы в терроборону и воевала бы против них, потому что они меня лишили всего. Отвращение к ним и презрение», — слова Нины Алексеевны эмоциональны, но произносит она их спокойно и грустно, словно приняла утрату как свершившийся факт.

Она живет в маленькой комнате в одном из корпусов санатория — такие выделили, прежде всего, для пожилых и семейных жителей Ирпеня, потерявших жилье. Еще часть людей живет в больших палатках, расположенных рядом.

«Фотографии своего дома мы увидели в интернете»

«Ой, у вас такие же кроссовки!» — восклицает Родион, встретив меня у палаток в санатории, и я замечаю, что у нас действительно совершенно одинаковая туристическая обувь. Его кроссовки редкого 46 размера привезли волонтеры, когда он помогал житомирской терробороне. Ведь вся сезонная обувь осталась в сгоревшей квартире.

Родион с женой Юлией и дочерью Лерой живут в санатории уже больше двух недель. Пока нет нормальной работы, собирают документы, необходимые для получения нового жилья в будущем и пытаются восстановить то, что можно восстановить. Юлия во время эвакуации забыла в квартире паспорт, Родион — свою медицинскую карточку с результатами многолетних обследований, согласно которым он уже должен получить инвалидность.

Они покинули свою квартиру в Ирпене в первый день войны. Это было двухкомнатное жилье на 9 этаже панельного дома с окнами в сторону Гостомеля.

Сначала фугасный снаряд прилетел в седьмой этаж здания, а через несколько дней — в девятый.

Фотографии своего обстрелянного дома Родион увидел в интернете. Впервые сюда вернулся в марте, когда в «Дії» запустили программу «Поврежденное жилье» — нужно было зафиксировать разрушения. Но замки в квартире расплавились, и он даже не смог открыть дверь, фотографировал повреждения в щель между дверной коробкой и стеной.

Там ничего не уцелело, объясняет Родион, пока везет меня в свою квартиру. Почти полностью сгорели даже батареи, и это при том, что температура плавления алюминия, из которого они изготовлены — более 600 градусов Цельсия, напоминает мужчина.

Сначала он отказывается подниматься домой вместе со мной — тяжело и психологически, и физически: у Родиона больная нога. Но через десять минут все-таки заходит с надеждой найти по крайней мере то, что можно будет использовать в хозяйстве.

Все, что сохранилось в квартире — вещи из тугоплавкого металла и керамики. А еще основа от семейной иконы, которая стоит, опираясь на одну из потрескавшихся стен квартиры. Остальное — пепел. Родион в очередной раз осматривает остатки прежней жизни, показывает свои профессиональные строительные инструменты, собранные в то время, когда он работал сантехником и сборщиком мебели. Они лежат, бережно сложенные на полу, выглядят целыми, но мужчина объясняет, что сохранилась только форма, сам металл больше не выдержит нагрузку. Перепроверяет каждый из инструментов и разочарованно идет к выходу.

Жильцы дома, остававшиеся в городе во время оккупации, говорят, что им повезло, потому что не было казней. Мужчин догола раздевали для обыска только раз, а днем ​​разрешали выходить на улицу из подвала, чтобы можно было приготовить еду. За время оккупации здесь погибли четыре человека: одного мужчину застрелили, потому что слишком быстро вышел из дома, еще одного нашли за соседским забором, но причину смерти так и не узнали, в одной из квартир сгорела пожилая женщина, еще один дедушка умер от инсульта.

Нижние пять-шесть этажей не получили значительных повреждений, поэтому жильцы надеются, что дом не снесут и их не выселят. Окончательного заключения экспертизы на этот счет пока нет.

«Начинали с общежитий — и заканчиваем в общежитиях»

В «Дубках» сейчас живут почти 200 жителей Ирпеня, потерявших дома из-за войны — 120 в комнатах и ​​почти 70 в палатках. Это пока единственное такое место в городе, но совсем недалеко на путях стоят вагоны «Укрзализныци», подготовленные для таких же новых «бездомных». В соседней Буче уже установили модульный городок, куда скоро начнут заселять людей.

Городские власти обеспечили временным жильем. Еду, одежду и медикаменты привозят волонтеры. Приезжают даже «волонтеры красоты» — мастера, которые под открытым небом бесплатно стригут и делают всем желающим маникюр и другие косметические процедуры.

Николай, Вера и Валентина с улыбками общаются между собой на скамейке в парке возле санатория — они совсем не похожи бездомных. Но одежда на Николае и Вере — та самая, в которой они выезжали из Ирпеня в начале войны. У Николая сгорел дотла частный дом, у Веры — квартира, Валентина жила в общежитии, и его еще, кажется, можно восстановить, поэтому женщина надеется вскоре покинуть свою койку в одной из палаток и вернуться домой.

Ни Николай, ни Вера после возвращения из эвакуации так и не решились поехать в свои разрушенные дома. «В 70 лет остаться без жилья — это страшно. Начинали с общежитий — и заканчиваем в общежитиях», — грустно констатирует женщина.

Реальность и мечты

Ирпень и Бородянка — два города Киевской области, потерпевших самые большие разрушения. По словам мэра Ирпеня Александра Маркушина, в городе так или иначе повреждены около тысячи домов, или 71% сооружений.

В общей сложности без жилья остались почти четыре тысячи ирпеньских семей. Первыми новое жилье должны получить жители квартир. Власти планируют либо выкупать сданные в эксплуатацию, но свободные квартиры у застройщиков, либо строить новые жилые комплексы. Уже объявили о том, что вскоре первый такой ЖК начнут возводить на территории санатория «Ласточка». Он будет рассчитан примерно на тысячу семей.

Известно, что 17 ирпеньских многоэтажек снесут. Еще 25 поврежденных домов — на стадии экспертизы. Это значит, что они разрушены частично. В то же время тип компенсации, которую должны получить пострадавшие, зависит от масштабов разрушений. Если жилье разрушено частично, будет компенсация на его ремонт. Если квартира разрушена полностью, то пострадавшие должны получить новое жилье.

Дом, где жила семья Родиона, еще на экспертизе. Но трещины опорных стен в его квартире свидетельствуют о том, что восстановить здание невозможно, уверен мужчина.

Самое важное, чем Родион и Юлия занимаются сейчас — сбор документов, необходимых для получения компенсации. Кроме регистрации в «Дії», нужны соответствующее заявление в горсовет, талончик на поселение, справка о поврежденном имуществе, заявление в полицию с фотографиями квартиры, акт пожарных о состоянии жилья (квартиру Родиона они еще не осматривали) и, возможно, заявление в прокуратуру, если возмещение будет получаться через репарации со стороны россии.

Каждая из этих справок — день стояния в очередях, и психологических ресурсов на это не хватает. Родион сам между делом признается, что за время войны стал заметно более раздражительным, нервная система не выдерживает постоянных стрессов. Но семья мечтает к новому году получить свое новое жилье.

Статистика разрушений частных домов в Ирпене приблизительная — частично или полностью разрушены примерно две тысячи строений. Механизм восстановления для владельцев такой недвижимости еще не разработали. Понятно одно — их проблемы будут системно решать уже после того, как разберутся с владельцами разрушенных квартир.

Нина Алексеевна самостоятельно восстановить свой дом не сможет, остается ждать. Работа администратором в «Дубках» немного привела женщину в чувство.

«За заботами, между людьми некогда глупые мысли думать, и я немного ожила. Знаю, что никто меня отсюда не выгонит, пока не будет какого-нибудь постоянного жилья, поэтому немного успокоилась», — улыбается Нина.

Несмотря на все, она жива и верит в будущее.