Oi Fusk: Я перестал следить за российской рэп-сценой, но вижу украинских артистов, на которых влияют российские

Об украинской рэп-сцене, переходе на украинский язык и о том, как удается поддерживать отношения с семьей, живущей в оккупированном Донецке. Каков был его гражданский опыт войны в 2014 и 2022 годах. Не сожалеет ли он сейчас, что получил премию от фонда Ивана Дорна.

Об этом лидер группы «Хамерман Знищує Віруси» Альберт Цукренко расспросил художника и музыканта из Донецка Oi Fusk в проекте hromadske «СучЦукрМуз».

О своем творчестве

Я всю жизнь говорил по-русски, и мои песни были русскоязычными. Но думаю, если бы я раньше начал петь на украинском, моя аудитория быстренько это подхватила бы.

Мне интересно создавать такую волнообразную историю, но я иду к другому звуку и хочу, чтобы выступления и вообще все мое творчество были более консистентными.

В результате того, что сейчас происходит, и потому, что мне домой прилетело, определенное время мое творчество было агрессивным, экспрессивным, взрывным. Но я на самом деле не такой — я спокойный, и когда люди со мной знакомятся, они говорят: «А, ты нормальный». И я такой: «Наверное, я не знаю».

Конечно, я пишу о себе. Но я не живу в вакууме, поэтому пропускаю сквозь себя все, что происходит вокруг. Какие-то вещи транслируются неосознанно, а о других я понимаю, что это следствие определенных событий в обществе.

Я лучше ощущаю вечные явления: самосознание, любовь, страх. Долго реагирую на некоторые вещи, и поэтому к осознанию скорых изменений в обществе я прихожу через месяц после того, как все произошло. А другие люди быстро все мониторят, контролируют, какое-то событие произошло — и артист сразу реагирует. Это так и должно быть, потому что он собирает какой-нибудь профит из этого.

О слушателях

Впервые в жизни я поехал за границу уже после полномасштабного вторжения. Меня пригласили на маленький фестиваль в Италии, и пока я туда ехал, организовал два выступления в Кракове и одно в Берлине. Там были люди, которые слушают меня, были немцы.

У меня есть Telegram-канал, там 290 человек, реально читают где-то 30, но иногда мне залетают донейты, и я на них живу. Мои фаны прекрасные, это лучшие люди в мире, я их обожаю.

Слушающий меня человек должен уметь воспринимать абстрактное искусство. Мне интересна метафоричность, люблю упаковывать в какие-то образы нечто большее. Иногда это сюрреалистические вещи, а в некоторых моментах очень популярные образы. И в зависимости от собственного опыта их можно распаковать так, как они срезонируют, интерпретировать по-своему.

О Донецке и о маме, которая там осталась

В 14-м я выехал из Донецка, в 15-м или 16-м заехал на несколько дней увидеть всех, потому что загрустил.

Я увидел несколько старых знакомых и понял, что там вообще нечего делать — серый город, безликие люди. Я не заангажирован, просто люди на улицах — реально зомби, они одинаковые. Мне кажется, что в тот момент молодежи очень мало осталось.

Город умер. Если ты не прогрессируешь, то регрессируешь, и, конечно, город начал откатываться назад во времени, в 90-е или начало нулевых.

После 24-го [февраля 2022 года] некоторое время я пытался что-то донести маме, но это приводило только к ссорам. Я хотел бы иметь маму, а она хотела бы иметь сына, с которым можно хотя бы по телефону иногда поговорить, поэтому мы просто игнорируем всю эту тематику. Я не вижу смысла в том, чтобы звонить по телефону и каждый раз ссориться, что-то пытаться ей донести.

Я жду, когда Донецк снова будет украинским, и тогда моей прямой задачей будет работать в диалоге с мамой. Я считаю, что через диалог эти городки могут быть вновь созданы, восстановлены. Даже если ты порвал отношения, их всегда можно попытаться восстановить.

Об обстреле своего дома

В первый день полномасштабной в 7 утра мы с подругой собрали вещи, сели в машину и намылились ехать. А за день до этого я написал свою первую украиноязычную песню. И я такой: нет, наверное, останусь. Я вышел с рюкзаком и пошел домой, потому что понимал, что должен остаться здесь для того, чтобы пропустить это сквозь себя и что-то написать.

Где-то через неделю, шесть утра, и я слышу, будто Гулливер шагает ко мне, и мы с подругой начинаем бежать на улицу. Я спускаюсь со второго этажа — и попадание рядом. Вылетают окна, все в пыли, дом трясется — как в кино.

Попадание в дом придало мне храбрости и осознания смертности. Для меня это было как бы сообщение от Бога о том, что стоит задуматься, на что я трачу свою жизнь.

О языке

Сейчас в медийном пространстве мы должны связывать друг друга через язык, и общество должно быть более вовлечено в украинский язык. Язык — это база нации и способ отличить своего от чужого.

Есть люди, которые продолжают говорить в медиапространстве на русском. Но я понимаю, что они работают на ту аудиторию, потому что люди оттуда тоже должны перепрограммироваться.

Культура должна быть украиноязычной на 100%. Первое, что я осознанно сделал — начал писать музыку на украинском, потому что иначе это не может работать, надо отшлифовывать этот камешек.

О рэп-сцене

Я перестал следить за российской рэп-сценой, но вижу украинских артистов, на которых влияют российские: слышу их звук, манеру исполнения.

У нас есть только зародыш рэп-сцены. Рэп — это шоу, в котором ты следишь за взаимодействием личностей. Люди читают о своей жизни и рассказывают о лайфстайле.

У тех артистов, которые делают что-то интересное в украинской индустрии, очень мало прослушиваний. Гоня, AveKucher, Довгий Пес — вы видели количество их прослушиваний?

Возможно, некоторые артисты не умеют себя продвигать, как я, например. Но у каждого есть возможность достучаться до слушателя. К примеру, Enko делится своими инструментами: снимай 100 тик-токов в месяц, клип за 50 гривен на iPhone, записывай сторис. Если ты будешь это делать, то, скорее всего, твои охваты будут расти. Просто люди этого не делают, и большие артисты, которые этим занимаются, очень полезны для индустрии, потому что они задают планку прослушиваний, концертов, туров.

О гранте от фонда Ивана Дорна

Я очень уважаю Ивана, много слушал его музыки в разное время и считаю, что он один из самых интересных музыкантов в Украине, даже на сегодняшний момент. Музыка, которую он создал, звучит на голову выше почти всего, что есть сейчас. Он создавал условия для художников, пытался двигать украинскую музыкальную культуру. Да, у него были зашквары.

Сейчас я знакомлюсь с историей и переосмысливаю российско-украинские отношения, но несколько лет назад я был пацифистом. У многих художников пацифистские наклонности, потому что покровителями творчества были Орфей и Эвридика — это вовсе не военные.

Нормально ли было взять этот грант или нет: абсолютно нормально, потому что я молодой украинский артист, мне «залетели» украинские деньги, не российские, на то, чтобы развивать украинскую культуру — прекрасно.

О том, как это — быть артистом

Я хочу собрать стадион. Когда я соберу стадион, то не буду просто стоять и петь под гитарку. Я нишевый артист, но у меня есть культменеджер. Уже чувствую популярность, потому что люди фотографируются со мной в метро, на улицах мне что-то говорят. Быть артистом — классно, я всю жизнь об этом мечтал.

Дисциплина — это то, чего мне до сих пор не хватает, но я над этим работаю. Артист должен быть в определенной степени ремесленником. Дисциплина позволяет создавать что-то хорошее, а ты должен быть в этом состоянии созидания, чтобы в какой-то момент пришла муза, а ты — готов.

Иногда бывает настолько прекрасное и тонкое душевное взаимодействие с человеком, что он тебя делает лучше. Пообщался с человеком часок — и стал уже более прокачанным.