От Купянска до Мелитополя: российская система пыток на оккупированных территориях

Похитили из дома под дулами автоматов, надели мешок на голову, засунули в машину и вывезли в неизвестном направлении. Держали в переполненной камере без свежего воздуха. Не давали достаточно пищи и воды, не лечили.

Водили на допросы, пытались узнать имена местных военных, активистов, волонтеров. Били кулаками, ногами, дубинками, прикладами автоматов. Подсоединяли клеммы к пальцам, груди, гениталиям — включали ток. Угрожали депортацией, увечьем, изнасилованием, расстрелом.

Это типичный сценарий для многих гражданских, которых российские военные незаконно похитили в Купянске, Херсоне, Новой Каховке, Мелитополе, Бердянске и других оккупированных населенных пунктах.

Описания пережитого повторяются порой до мелочей: одинаковые задержания, пытки и допросы, схожие условия содержания и правила поведения в заключении.

Пытки жителей оккупированных территорий — часть политики террора гражданского населения Украины. Свидетельства и другие доказательства тщательно изучают правозащитники, чтобы доказать систематичность и масштабность российских преступлений, в частности тех, что международные организации признают преступлениями против человечности.

Аналитики ZMINA проработали показания пострадавших, которых россияне незаконно удерживали в разных местах на оккупированных территориях в период с апреля 2022 по март 2023 года. Пересказываем главное из аналитического материала «Незаконные задержания, пытки и жестокое обращение с гражданским населением Украины: сходство практик совершения преступлений в областях, оккупированных россией в 2022 году».

Кого и как разыскивают россияне в оккупации?

На оккупированных территориях российские власти руками военных установили так называемый режим безопасности: проверка документов на улицах, процедуры «фильтрации», обыски в государственных учреждениях, на частных предприятиях и в жилых домах.

«У нас проходили плановые [проверки]: россияне — росгвардия — проводили обыски населения. Искали обычно партизан и всех, кто против российской федерации. Для запугивания», — рассказал опрошенный потерпевший.

Прежде всего, российские военные ищут в оккупации действующих и бывших правоохранителей и военных — особенно тех, которые служили в АТО/ООС. В качестве угрозы они воспринимают и представителей местного самоуправления, волонтеров, активистов, работников сферы культуры, педагогов, а также любых гражданских, хоть когда-то проявлявших свою поддержку Украине.

Чтобы идентифицировать этих людей, россияне часто используют документы, находящиеся в захваченных административных зданиях. Это, например, перечни военнообязанных или списки «атошников», которые должны были получить земельные участки.

Также «силовики» рф ищут людей за фото и видео с акций сопротивления в начале полномасштабного вторжения, а порой даже обвиняют задержанных за фотографии со времен Евромайдана.

На оккупированных территориях людей могут задержать на улице: остановить для проверки документов и забрать к месту несвободы. Часто для этого россиянам не нужны причины и доказательства — они не раз конструировали обвинения только на основе собственных предположений.

Один из опрошенных пострадавших был задержан из-за того, что нашли фото его племянника с символикой «Правого сектора». В то же время сам племянник уехал за границу еще до 24 февраля 2022 года.

Во время обыска у другого пострадавшего россияне обнаружили шарфик харьковского футбольного клуба «Металлист». Мужчину обвинили в участии в событиях в Одессе 2 мая 2014 года, потому что в тот день команда должна была играть с местным «Черноморцем».

В то же время, основным источником свидетельств о местном населении для россиян является информация от других гражданских. Важно отметить, что речь идет не только о доносах, к которым россияне всячески поощряют людей. Часто это данные, полученные под пыткой от задержанных ранее.

Так, россияне могли поставить задержанным условие:

«Хочешь выйти — сдай 10 наркоманов, 10 "атошников". Давали ребятам бумажку, карандаш», — вспоминает один из опрошенных.

Таким образом, российская администрация пытается, в частности, разрушить устоявшиеся социальные связи в громадах, — отмечают правозащитники. После этого люди, которых держали в одном месте, порой склонны мнительно воспринимать даже друг друга.

Кроме того, довольно часто потерпевшие точно знают, кто передал свидетельства о них российским подразделениям. Как следствие, они разрывают старые социальные связи, перестают общаться с бывшими друзьями и знакомыми или даже пытаются переехать.

Условия были похожие и в Херсонской области, и в Запорожской, и в Харьковской

Правозащитники ZMINA исследовали, в частности, застенки, которые россияне обустроили в изоляторах временного содержания в Херсоне и Купянске, в исправительной колонии №66 в Бердянске, а также в полицейских отделениях Новой Каховки и Токмака.

Несмотря на то, что в этих местах есть необходима инфраструктура, россияне создали там бесчеловечные условия.

Часто потерпевшие рассказывают о переполненных камерах: в четырехместной, например, могли содержать около 20 человек. Поэтому многим задержанным гражданским приходилось спать на полу, иногда даже без матрасов. Более того, документаторы ZMINA зафиксировали случаи, когда удерживаемые в камере могли только стоять.

Все опрошенные, чьи показания анализировали в отчете, отмечали, что при содержании они были лишены какой-либо конфиденциальности. В части камер, где держали опрошенных, вообще не было туалета. Для естественных нужд им обычно давали пластиковые бутылки, ведра или кастрюли. Эти емкости стояли в той же комнате, где и заложники, а выносить их не всегда позволяли.

Большинство опрошенных отметили и проблемы с питьевой водой и плохое питание: кормили нерегулярно, продукты преимущественно были несвежие. Часть пострадавших получала еду только в передачах от родных.

Однако для некоторых задержанных россияне вообще не принимали передачи. Это могло быть «наказанием» за нарушение установленных оккупантами правил или попыткой скрыть то, что они держат человека у себя.

Многие пострадавшие отмечают, что россияне ограничивали также доступ свежего воздуха в камеру.

«Я вышел 28 мая, но там [в незаконном месте содержания — ред.] все равно круглосуточно работало отопление: две большие толстые трубы. Там просто невозможно дышать. Это была как баня, из которой ты не можешь выйти», — передает пострадавший, которого держали в исправительной колонии №66 в Бердянске.

Военные и другие силовики используют доступ к свежему воздуху еще и как дополнительный элемент давления на задержанных. Документаторы получили ряд свидетельств о том, как охранники или конвоиры намеренно закрывали «кормушку» — окно для передачи пищи в дверях камеры. Это окошечко часто было единственным отверстием, через которое в помещение поступал воздух, так что когда его закрывали, в камере становилось очень тяжело дышать.

В общем, наказание через ухудшение условий содержания является распространенной практикой среди россиян. О таких случаях рассказала подавляющая часть опрошенных, которых держали в оккупации в разных областях Украины.

Пострадавшие из Новой Каховки, Купянска или Бердянска описывают очень похожие «правила поведения» в содержании, манеры общения с ними охранников, а также процедуры конвоирования. Они одновременно напоминают типичные процедуры, характерные для заведений наказаний в рф.

Например, когда дверь камеры открывают, все задержанные должны стать лицом к стене, опереться на нее руками и расставить ноги. Голову и глаза нужно всегда держать опущенными.

Обычно человеку, которого забирают на допрос, надевают на голову шапку или мешок, иногда дополнительно наматывают сверху скотч. Ведут с завязанными руками, в полусогнутом положении.

«Выходишь из камеры, лицом к стене. Тебе сразу пакет на голову надевают, скотчем мотают. Руки назад, надевают наручники. И два человека тебя под руки, "в ласточку" вытаскивают», — рассказал потерпевший из Купянска.

ZMINA зафиксировала также нередкие случаи, когда конвоиры намеренно создавали ситуации, чтобы задержанные «самостоятельно» травмировались: по пути на допрос человека с мешком на голове могли толкнуть в стену или сделать так, чтобы он споткнулся на лестнице.

Подобные схемы допросов и пыток

Правозащитники отмечают, что большинство опрошенных перенесли пытки — не издевались разве что над «ценными» пленными или совсем больными.

Документаторы зафиксировали несколько случаев, когда оккупанты похитили и содержали женщин с онкозаболеваниями. К ним почти не применялось физическое насилие, однако издевались психологически и не давали возможности регулярно принимать необходимые лекарства.

Многих задержанных в разных городах пытали похожими методами. Даже специальные элементы пыток повторялись.

Чаще всего людей избивали: руками, ногами, резиновыми дубинками, деревянными битами, прикладами оружия. Иногда использовали для избиения то, что было под рукой, например книги или пластиковые бутылки с водой.

Задержанные также рассказывали о специфических длительных избиениях: они не представляли прямой угрозы жизни, но от постоянного влияния терпеть их было невозможно, вспоминают опрошенные.

«Они брали обычную пластиковую водопроводную трубу и били. Сначала вроде бы ничего страшного, но когда они так минут 10 делают, ты готов умереть там», — передает один из пострадавших.

На всех оккупированных территориях к задержанным применяли электрический ток. Потерпевших могли бить электрошокерами во время обысков, задержаний или в камерах. В то же время хуже всего были пытки током на допросах. Большинство опрошенных вспоминают это как самый плохой опыт за все время содержания.

«Привел меня туда. Говорит: "Садись на пол, обопрись на стену спиной, ноги вперед". Мне тапочки сняли и на пальцы клеммы накинули. Говорит: "Рассказывай: полиция, СБУ, "атошники", кого знаешь?". И начинает бить током», — вспоминает потерпевший из Мелитополя.

Чтобы усилить страдания задержанных, клеммы, по которым подавали ток, подсоединяли к наиболее чувствительным частям тела: пальцам, ушам, соскам, гениталиям.

Пострадавшие отмечают, что оккупанты делали перерывы в пытках — чтобы человек не потерял сознание и частично восстановил чувствительность поврежденных участков тела. Кроме того, пытки ненадолго останавливали, чтобы жертва осознала свое положение и стала более сговорчивой, пересказывают пострадавшие слова россиян.

Военные, истязавшие опрошенных, часто чередовали виды пыток, чтобы причинить большие страдания. Одну из женщин на протяжении четырехчасового допроса били по затылку бутылкой с водой, душили кабелем, надевали на голову пакет и зажимали рот и нос, угрожали электрическим током, приставляли к голове оружие и стреляли рядом.

«Уже на втором или третьем ударе я начала чувствовать, что с головой что-то [не так — ред.]. Наверное, разбили, потому что была сильная боль, в глазах все белое. Начало тошнить, кружиться. Я кратковременно потеряла сознание. Тогда они начинали делать что-то другое», — вспоминает женщина.

Все опрошенные рассказали о постоянном психологическом давлении на них и других удерживаемых. Документаторы ZMINA неоднократно фиксировали случаи парных допросов, когда одновременно задерживали, допрашивали или пытали родных или близких друзей. Пострадавших постоянно запугивали, угрожали убийством или увечьем. Распространены также случаи имитации казней.

«Меня специально избивали при ней [жене]. Потом они вывели ее в другую комнату, а мне дважды стрельнули из пистолета возле уха. Ей сказали, что все — меня расстреляли», — рассказывает один из пострадавших.

Правозащитники отмечают, что такая имитация убийства связана с риском незапланированного выстрела, а значит, непосредственно угрожает жизни жертвы.

Большинство задокументированных случаев аналитики ZMINA однозначно оценивают как пытки — российские военные, силовики и их подчиненные осознанно наносили задержанным сильные страдания.

Типичные исполнители

Потерпевшие из Запорожской, Херсонской и Харьковской областей рассказывают, что задержаниями и допросами обычно руководили представители ФСБ. Часто они были одеты в гражданское, однако имели при себе элементы военного снаряжения, таких как обувь, и не показывали своих лиц. Для этого либо они сами надевали балаклавы, либо завязывали глаза потерпевшим, либо все вместе.

«ФСБ занимается задержанием людей, сбором информации, допросами. Они все всегда в штатском, передвигаются на автомобилях без номеров — просто черная табличка», — отмечает опрошенный из Херсона.

Кроме «эфесбешников», допросы и так называемые следственные действия проводили военные, называвшие себя представителями вооруженных формирований «Л/ДНР» или полицейскими. Порой они лишь психологически «готовили» задержанного до встречи с ФСБ.

«В течение 6 или 7 часов в комнату заходили разные так называемые представители новой полиции. Каждый из них рассказывал мне отчаянную историю о том, какие они бедненькие, как они голодали, как им денег не давали. И как они пошли работать на россию, чтобы спасти людей и тому подобное», — вспоминает один из пострадавших.

Охранников и конвоиров в незаконные места несвободы часто набирали из местного населения. Иногда это были люди, ранее отбывавшие наказание за уголовные правонарушения. Они хорошо знают тюремную культуру и используют самые плохие практики в своем отношении к гражданским задержанным.

Некоторые опрошенные рассказали об «обучении» местных, которые согласились работать на врага в таких застенках. После этого обычно режим содержания ужесточался: запрещали общение между камерами, тщательнее проверяли передачи от родных, чаще устраивали обыски.

По словам исследователей, россияне и их подчиненные координировали свои действия не только на уровне одного места содержания, но и между разными такими объектами. Так, зафиксированы случаи, когда задержанных перевозили на место несвободы в другом населенном пункте и передавали охране данные о причинах их задержания. В некоторых случаях задержанных обозначали как «политических» или обвиняемых в содействии движению сопротивления или сотрудничеству с ВСУ. Тогда к такому человеку на новом месте относились строже.

Такая система «пыток» является частью общей политики террора на оккупированных территориях, — отмечают правозащитники. Обычно эти места работают открыто, иногда даже подчеркнуто демонстративно. Местные жители знают не только о том, где содержатся похищенные люди, но и что там с ними делают.

Оккупационная власть укореняется через страх, целенаправленно разрушает социальные связи в громадах и взаимное доверие между людьми. Силы рф устанавливают контроль над сетями и Интернетом, чтобы оборвать связи людей в оккупации с подконтрольными Украине территориями. Это существенно усложняет сбор свидетельств о преступлениях россиян.

В то же время часть потерпевших постепенно теряет веру в то, что виновные будут наказаны, по крайней мере, в скором будущем, поэтому проявляют все меньшее желание свидетельствовать о пережитом.

Автор: Диана Колодяжная, журналистка ZMINA